- Ты дурак, Рюсин, - плачет Дун Ми. - Ты дурак и не знаешь, что имя твое проклято!
Рюсин протягивает руку, пытаясь утешить девочку, но это лишь видение. Призрак давно минувшего.
Дун Ми достает из-под подушки платок и смотрит на него.
- У тебя нет никаких шансов, Рюсин... Ты - слабак... Выносить жемчужину бессмертия может только один. Сильнейший! - девочка накидывает платок на шею. - Если я не сделаю это с собой, то мне придется сделать это с тобой, Рюсин. Понимаешь?
Она так близко и так реальна. Рюсин чувствует ее запах, ее тепло, видит слипшиеся от слез ресницы.
Девочка наматывает кончики платка на указательные пальцы, крепко сжимает кулаки и...
- Нет!!! - кричит Рюсин, но Агатами открывает рот и ложит на язык белый камешек.
- Ам, - говорит она и глотает. - Не скажу, что это было приятно, милый Рюсин, но мне хотелось сделать для тебя нечто особенное. - Агатами прижимает руку к горлу, морщится и делает еще одно глотательное движение. - Твердый камешек, - объясняет она окоченевшему от ненависти Рюсину.
Дракон метит в горло, в черную гортань, где еще шевелится теплая, нежная и невинная жизнь. Ангел смерти беспечен в своем смехе. Он отколол безумно ловкую шутку! Он раскрывается, он от восторга готов объять золотые небеса, он забыл о драконе...
Челюсти смыкаются на шее ангела смерти, рвутся жилы и мышцы, огненная магма проступает на поверхности и стекает на грудь бурным, торопливым потоком могучего извержения. Когти дракона впиваются в спину, и кажется, что непримиримые враги наконец-то отбросили свою ненависть, сошлись в экстазе любви, все теснее и теснее прижимаясь друг к другу.
Дракон неумолимо стискивает клыки, что-то твердое и гладкое попадается между ними. Оно! Похищенная и проглоченная жизнь! Белый камешек в бесконечной партии света и тьмы.
Рывок, и поверженный ангел, раскинув крылья, плавно падает в золотистую пропасть. Голова запрокинута назад, бесстыдно обнажая страшную рану на месте вырванного горла.
Рюсин смотрит на окровавленный камешек, который лежит у него в ладони. Осторожно сжимает его в кулаке. Чувствует его тепло.
Агатами лежит рядом в луже крови. Руки прижаты к горлу, лицо обезображено.
Рюсин трогает ее за плечо...
18
- Здесь? - спросил Каби и еще раз сверился со схемой.
- Здесь, должно быть здесь, - прохрипел Ошии, трясущейся рукой пытаясь вытереть с лица пот.
- Я сам пойду, - упрямо повторил Дои, а Ханеки вздохнула.
Узкий, похожий на крысиный лаз, коридор остался позади. Сколько они по нему ползли? Долго, очень долго. Всю жизнь. И вы называете это коридором?! Там нельзя ни выпрямиться, ни встать на четвереньки, ни лечь на живот, потому что в тело немедленно вонзаются острые кронштейны, сконструированные каким-то умником именно так, чтобы причинять максимальную боль. Поэтому приходилось передвигаться в совершенно невозможной позе, опираясь лишь на обмотанные тряпками ладони и на обмотанные тряпками колени.
Но проклятые штыри норовили найти малейшую прореху между витками импровизированной обмотки, зацепиться за малейший лоскуток, гвоздями впиваясь в колени, или раз за разом вырывая клок из защищающего тела тряпья.
Особенно тяжело пришлось Ханеки, на которой из одежды к тому времени остались лишь лифчик и трусики. Предложенные Ошии рубашка и брюки оказались столь велики для миниатюрной девушки, что пролезть в них сквозь кабельную магистраль было бы невозможно.
Кронштейны царапали голую кожу сотнями разъяренных кошек, впивались острыми когтями в тело при малейшем неверном движении. Едкий пот заливал раны, хотелось лечь плашмя на дно этой норы, не обращая ни на что внимания, лишь бы избавиться от грызущей стальными челюстями боли в животе, руках и ногах.
Дои положили спиной на пластину из оргстекла, и он помогал тянувшим его Ошии и Каби, отталкиваясь пятками от дна, перехватывая руками нависающие над ним скобы и подтягиваясь, насколько это у него получалось.
Теперь Ханеки сидела на полу, обхватив голые плечи руками. Белье окончательно превратилось в грязные обрывки, но ей наплевать. Хотелось вечно сидеть вот так и не шевелиться. Главное, чтобы ее оставили в покое. Пусть идут, куда хотят, но она, Ханеки, останется здесь. Навсегда.
- Зато будет, о чем вспоминать, - пробормотал Дои. Он несколько раз пытался сесть, но мир немедленно приходил в столь быстрое вращение, что казалось, если не принять горизонтальное положение, то Дои центробежной силой вырвет с его места и унесет куда-то в бесконечность. - Представляешь, Ханеки?
- Нет, не представляю, - вяло ответила девушка.
Дои через силу улыбнулся.
- Будем встречаться и вспоминать, как выбирались из этих подземелий... как я большую часть времени был в отключке... как Каби сверлил стену... как лезли сквозь магистраль...
- Как Ханеки разделась донага, - добавил Каби.
- Не отвлекайся, - сказал Ошии. - Попробуй следующий код.
Каби стилом написал на экране новую комбинацию иероглифов, но лампочка продолжала упрямо гореть красным цветом.
- И кто это додумался для различных уровней опасности придумывать различные коды доступа! - Каби от раздражения плюнул. - Теперь гадай, что им взбрело в голову объявить - угрозу пожара или наводнения!
- Попробуй наводнение, - философски сказал Дои.
- А почему наводнение? - спросил Каби.
- Потому что пить очень хочется, - ответил Дои.
Каби набрал код угрозы наводнения. Лампочка неуверенно мигнула и медленно налилась зеленым цветом. Щелкнули замки, и тяжелая круглая крышка отошла в сторону, открывая вход в широкий туннель, также сплошь опутанный разноцветными проводами. По дну пролегали узкие рельсы.
- Ура, - сказал Каби. - Почти дошли.
- Почти - не считается, - сказал Ошии.
Ханеки вдруг заплакала. Ледяной стержень в душе, который беспощадно вымораживал все паникерские мысли, все сомнения, страхи, и на который опирались воля и стремление жить, выжить, растаял, расплылся грязноватой лужей, и от внезапного тепла ожили и страхи, и сомнения, и отчаяние. Девушка рыдала и никак не могла остановиться.
Ошии присел рядом и прижал ее голову к себе, обнял за трясущиеся исцарапанные, в грязных разводах плечи, гладил по спине, но истерика не прекращалась. Конечно, слова утешения тут бесполезны, надо переждать приступ.
- Я пригоню тележку, - сказал Каби и пошел вглубь туннеля.
Здесь было намного холоднее. Поначалу казалось приятным, что ветерок из вентиляционных щелей остужает разгоряченную кожу, но затем по телу поползли мурашки подступающего озноба, мокрый комбинезон ледяным языком забирал последние остатки тепла, Каби попытался ускорить шаг, но ноги отказывались двигаться быстрее.
- Спасибо, - сказала сквозь слезы Ханеки. - Спасибо. Мне уже легче.
Девушка вытерла ладошкой глаза и щеки и посмотрела на руку. Какая же она грязная! Тело как будто покрыто толстым слоем подмокшей пыли. И любое движение скатывает ее в противные, трущиеся комки. Неужели бывает такое счастье, как горячая ванна? Или душ?! Да, стоит лишь выбраться из смертельной переделки, и тут же к человеку возвращаются самые обычные желания. Сразу хочется помыться, одеться, попить, поесть и завалиться в чистую постель...
- Как ты себя чувствуешь? - спросил Ошии у Дои.
- Можно сказать - замечательно, - пробормотал Дои. Кто-то невидимый вновь принялся ввинчивать в виски и затылок ржавые шурупы.
Ошии вздохнул и сел рядом с Ханеки.
- Какие мы все хорошие, - улыбнулась девушка.
- Почему? - спросил Ошии.
- Потому что... потому что... не знаю, - призналась Ханеки. - Но я это чувствую. Мы столько всего преодолели и не раскисли... почти...
- Это называется - сохранили присутствие духа, - сказал Дои. - Меня всегда интересовало - что может значить: сохранить присутствие духа. Теперь я знаю.
- И что же это значит? - спросила Ханеки.
- Это когда трое тащат на себе четвертого, - объяснил Дои.
- Тогда в следующий раз вы потащите меня, - сказала Ханеки. - Я тоже хочу понять, что значит сохранить присутствие духа.
Дои растянул губы в подобии улыбки.
Из открытого люка послышался гул. Затем что-то звякнуло, и голос Каби объявил:
- Поезд до энергостанции прибывает на первый путь. Отсчет вагонов начинается с головы поезда. Посадка осуществляется согласно купленным билетам.
Каби перешагнул через комингс, держа в руках охапку пакетов. Сам он был укутан в плед и подпоясан широким ремнем.
- Пришлось разграбить аварийный склад, - объяснил Каби. - На какие только преступления не приходится идти, лишь бы добиться поцелуя девушки.
- Я тебя поцелую, - пообещала Ханеки, вытряхивая из пакета теплый комбинезон. - Если захочешь. Отвернитесь все, пожалуйста!
- Ханеки, - обиделся Каби, - какие могут быть церемонии? Мы теперь как самые близкие родственники, - но, тем не менее, отвернулся.
- На энергостанции кто-нибудь есть? - спросил Ошии, влезая в комбинезон.
- Я никого не видел, шеф. Наверное, эвакуированы.
Все оделись и общими усилиями втиснули в комбинезон Дои, который, морщась от боли, уверял, что ему хорошо и так, в старом. Места на платформе электровагонетки хватило лишь на то, чтобы устроить Дои. Ханеки и Ошии пришлось сесть по краям, свесив ноги. Каби втиснулся в жесткое седалище пилота и потянул рычаг. Вагонетка тронулась с места.
- Так бы до самого дома ехать, - мечтательно сказала Ханеки.
Через некоторое время впереди появился следующий люк.
- Приехали, - сказал Каби.
- Слишком быстро, - сказал Ошии, спрыгнул на пол и помог спуститься Ханеки.
- Давайте еще туда-сюда прокатимся, - предложил Дои.
- Как-нибудь в следующий раз, - пообещал Каби. - Целый день только и будем делать, что кататься на вагонетке. И по коридорам лазить. Повторим, так сказать, свой путь спасения.
- Нет уж, без меня, - сказала Ханеки.
Ошии и Каби осторожно взяли Дои под руки и спустили его вниз.
- Что будем делать теперь? - спросила девушка.