Длинные ногти скребли по алой коже, оставляя на ней глубокие царапины, пальцы постепенно разжимались, уступая яростному напору Слепой Принцессы. Наконец ей удалось отогнуть мизинец и безымянный, подцепить остальные и распрямить ладонь существа. Она отчаянно ощупывала ее, но рука была пуста.
- Нет... нет... не может быть... - бормотала Никки-химэ. - А если они потерялись? - Слепая Принцесса упала на колени и принялась безнадежно ощупывать песок вокруг себя. - Где же они? Где же они? Где они?!!!
Это был ужасный крик отчаяния. Принцесса распростерлась на обнаженном ложе первоокеана и зарыдала.
4
- Почему вы плачете, Принцесса?
Голос холоден. В нем нет ни капли сочувствия. Так механический будильник своим звоном пробуждает человека к новому дню. Ничего личного. Только служба.
- Почему вы плачете, Принцесса?
- Уйди, - сказала Никки-химэ, приподнялась и села. Ее волосы облекли тело почти непроницаемой золотой накидкой. - Уйди, сын бездны!
- У меня есть имя, Слепая Принцесса, - сказал голос.
- Оно не интересует меня. Твое настоящее имя - самозванец!
- Это не так, Слепая Принцесса, - мягко сказал голос.
- Не называй меня слепой! - крикнула Никки-химэ.
- Но вы ведь слепы, Принцесса! Когда-то вы были ослепительно прекрасны, Никки-химэ, особенно прекрасны были ваши глаза... Они сияли, как звезды, а их цвет... он был неописуем!
- Что ты можешь знать об этом, самозванец, - бессильно сказала Никки-химэ.
- Я знаю все, - сказал ледяным тоном голос, - я знаю все, Принцесса, все, кроме Истины!
Никки-химэ устало провела рукой по лицу, расправляя челку и прикрывая то место, где когда-то были ее глаза.
- О какой Истине ты толкуешь, сын бездны?
- О той Истине, с которой все началось, Слепая Принцесса. О той Истине, которая лишила тебя глаз, а Принца - его сердца.
- Вот и спрашивай Принца, сатана, - сказала Никки-химэ. - Может быть, он тебе что-то расскажет.
- Он уже ничего не расскажет, Слепая Принцесса, - с наигранной скорбью сказал голос. - Он больше ничего не расскажет.
Никки-химэ почувствовала, как кто-то тронул стылыми пальцами ее волосы, раздвинул их плотный полог и запечатлел на плече ледяной поцелуй. Даже не поцелуй, а - печать, ледяную, пронизывающую до самого сердца печать.
- Почему? Почему он больше ничего не скажет?
- Он низвержен, Принцесса. Он окончательно низвержен... Его механическое сердце не выдержало мук совести. Оказывается, даже боги подвержены этой болезни.
- Ты это сделал, сатана? - опустила голову Никки-химэ. - Хотя, о чем я спрашиваю... конечно, ты.
- Вы остались последней, Принцесса. Только вам известна Истина. Скажите мне ее, и тогда вы будете вознаграждены!
- У тебя нет ничего такого, в чем бы я нуждалась, - гордо сказала Никки-химэ. - Изыди, тварь!
Голос рассмеялся. Надменно, высокомерно, оскорбительно.
- С каких это пор ваши собственные глаза стали вам безразличны, Принцесса?!
- Ты лжешь! - крикнула Никки-химэ. - Ты лжешь!
- Я смотрю на них, - наставительно поправил Принцессу голос. - Я смотрю на них и любуюсь ими, Принцесса. Они прекрасны, они сверкают, как тысячи звезд! Вечность нисколько не повредила им. Ни единого тусклого пятнышка!
- Отдай мне их! Отдай!
- Вы как дитя, Принцесса. Вы требуете назад свою игрушку и ничего не хотите вернуть взамен.
- Я все отдам, - прошептала Никки-химэ. - Я отдам все, что ты хочешь, сатана.
- Истину, Принцесса, Истину! Ведь это ваше желание завершить мир, опровергнуть тезис Итиро и тезис Адама. Но для подведения черты нужна Истина!
- Я скажу...
Ледяная рука погладила Принцессу по голове. В этом касании нет ни одобрения, ни поощрения, лишь знак того, что палач находится рядом. Он готов выслушать признание, вынести приговор и привести его в исполнение.
- Я скажу, - повторила Никки-химэ.
- Говорите, Принцесса!
- Я. Я! Я!!!
Голос помолчал, а затем с раздражением спросил:
- Что вы имеет в виду, Принцесса?
- Я, - заплакала Никки-химэ, - я есть Истина. Я - та сила, в бездне которой родилась идея Заговора, я - та сила, в бездне которой Заговор обрел свой лик, я - та сила, которая совратила Второго из Трех, и Заговор стал Истиной! Я есть Истина!!!
Слепая Принцесса рыдала.
- Ты слышала это, дитя? - спросил голос.
- О чем ты толкуешь, сатана? - сквозь слезы сказала Никки-химэ.
- Я обращаюсь не к тебе, Слепая Принцесса, - строго сказал голос. - Так ты слышала все, дитя?
- Да. Да, я слышала все, - сказал второй голос.
Никки-химэ подняла голову и протянула руки:
- Сэцуке? Сэцуке, ты здесь, дитя мое?!
- Она не твое дитя, Принцесса, - возразил голос. - Итак, каково будет твое решение?
- Верни им все, Авель.
- Ты не ошибаешься, Сэцуке? Ты сама слышала признание. Они виновны. Они виновны не только в содеянном, они виновны в том, что грех предательства и убийства стал основой их Творения! Сколько сфирот они обрекли на бессмысленные муки!
- Верни им все, Авель.
- Сколько раз они пытались убить тебя, дитя! Вспомни собственные страдания, страдания тех, кто был рядом с тобой!
- Верни им все, Авель.
- Ты сказала.
- Я решила.
Неимоверная боль пронзила пустые глазницы Слепой Принцессы. Никки-химэ закричала от ужаса, и неизвестно что было больше в нем - ужаса муки или ужаса первого взгляда. Исчезла столь привычная тьма, она переполнилась, насытилась красками, безумным хаосом цвета. Принцесса встала, пошатываясь, и чья-то рука обняла ее за талию, удерживая на ногах.
- Вот мы все вместе, - сказал Авель. - Как в старые добрые времена.
Никки-химэ огляделась. Ее поддерживал Итиро. Рядом стояли смущенно улыбающаяся Сэцуке и Авель.
Вокруг простиралась белоснежная бесконечность.
- Я ничего не понимаю, - сказала Принцесса. - А где Третий?
- Вы изволили назвать меня сатаной и сыном бездны, Ваше Высочество, - церемонно поклонился Авель. - Однажды мне надоело пребывать мертвым, и я так же решил обрести воплощение в вашем мире.
- Вся Троица... - сказала Никки-химэ. - Но Сэцуке? Почему это бедное дитя не возвращено в сфироты?
- Я не принадлежу сфиротам, - ответила Сэцуке. - Я - часть вас всех, Итиро, Никки-химэ, Авель.
- Я, кажется, начинаю понимать, - задумчиво сказал Итиро. - Вы то, что делает нас единым, то, что превращает все три ипостаси в Троицу?
- Да, Принц, - сказала Сэцуке. - Я - ваш сосуд, форма, лик, софия. У меня много имен.
- Тогда что мы будем делать? - спросила Никки-химэ. - Может быть, на этот раз мы начнем как-то по-другому?
- Нет, - сказал Авель. - Нас больше не будет.
- Но почему?! - воскликнул Итиро. - У нас есть опыт. Он ужасен и печален, но... Теперь мы не сделаем старых ошибок.
- У нас больше нет анимы, - сказал Авель. - Мы теперь не властны над Творением.
- Где же она? - спросила Никки-химэ.
- В надежных руках, - улыбнулась Сэцуке. - В очень надежных руках.
ЭПИЛОГ
ДОГМА
- Здесь замечательно, - сказала Агатами, сорвала травинку и прикусила ее кончик. Он был мягок и насыщен медовым вкусом.
- Ага, - подтвердил Тэнри. - Так бы и сидел, не вставая.
- Не вставай, - разрешил Рюсин. Он лежал на животе и смотрел на расстилающийся перед ними лес. Ветер раскачивал макушки могучих деревьев, а листва ослепительно вспыхивала в жарких лучах солнца.
- Сколько так можно валяться? - Агатами вскочила на ноги. - А ну поднимайтесь, лежебоки! Обгорите на солнцепеке! Я вас тогда спасать не буду!
Тэнри звонко хлопнул ладонью по спине Рюсина. Рюсин недовольно завозился и пару раз для вида всхрапнул.
- Я сплю, я сплю, - пробормотал он.
- Интересно, что там, в лесу? - спросила Агатами. - Никогда не была в лесу.
- Нет там ничего интересного, - пробормотал Рюсин. - Деревья, птицы и муравьи.
- Муравьи?
- Да, муравьи. Такие маленькие, кусачие...
- Хочу! - объявила Агатами. - Хочу деревьев, хочу птиц, хочу муравьев! Кто со мной?
- А у нас есть выбор? - поинтересовался Тэнри.
- Вообще-то, нет, - бодро ответила Агатами и побежала по петляющей по склону холма тропинке.
- Сумасшедшая, - сказал Рюсин.
- Пойдешь? - спросил Тэнри.
- Не-а. Что я там не видел? А ты иди, иди.
Тэнри повернулся и тоже стал спускаться. Голые ступни ощущали горячую пыль и острые кончики иссушенной солнцем травы, которая больно втыкалась в подошвы. Агатами остановилась внизу и смотрела на Тэнри, как он неторопливо, морщась и тихо ругаясь, идет по тропке. Рюсин продолжал лежать на вершине. Яркие бабочки порхали вокруг его головы.
- Остался? - спросила Агатами подошедшего наконец-то Тэнри и кивнула на холм.
- Лентяй, - согласился Тэнри.
- Я превращу его в муравья, - грозно сказала Агатами.
- Не надо, - попросил Тэнри. - Из него получится чересчур кусачий муравей.
Под сводами леса было чуть-чуть прохладней. Тянуло сыростью. Откуда-то слышался шум ручья. Агатами и Тэнри взялись за руки и шли по поросшей плотным мхом земле, из которой вырастали могучие стволы пока еще безымянных деревьев. Кое-где сквозь мягкий зеленый ковер прорастали на длинных тонких ножках синие цветы, похожие на крошечные колокольчики.
На ветвях деревьев сидели пестрые птицы и круглыми задумчивыми глазами смотрели на детей. Иногда какая-нибудь из птиц срывалась со своего места, расправляла крылья и перелетала на другое дерево, оставляя позади себя медленно тающую радужную полосу.
- Как красиво! - воскликнула Агатами. Громкое эхо заметалось между деревьями, и птицы недовольно закрутили головами.
- Простите, - тихо сказала им Агатами.
На берегу ручья Тэнри остановился, опустился на колени и зачерпнул воды.
- Очень вкусная, - сказал он Агатами. - Попробуй.
Дно ручья устилали прозрачные, гладкие дымчатые камешки. Тэнри достал один из воды, и тот мокро заблестел в лучах солнца, пробившихся сквозь плотную листву. Словно крошечная звезда вспыхнула в руках мальчика. Но вот вода испарилась, и камешек потух, стал блеклым и неинтересным. Тэнри осторожно положил его на место.