– Солидарен с вами, – кивнул Марк.
– Я, лейтенант, сам служивый. Воевать не приходилось, но держать ствол в руках умею. И при надобности выстрелю без лишних раздумий между глаз любому, если этот любой будет нести угрозу для меня или моей семьи. А не дай бог когда-нибудь придется увидеть, как кого-то рубят на части, как изрубили бедную Маргарет и Марту! Я сначала подстрелю этого выродка, чтобы он лежал и корчился от боли, а затем подниму с земли топор или любое другое орудие, чем он их там разделывает, и забью его, как койота или свинью. Убийцам, насильникам и маньякам нужно платить той же монетой.
– Мы живем в цивилизованном мире, Рональд.
– Вы в нем живете, лейтенант. А наши люди живут в Догме. У нас здесь судья и палач один – общество. Как по мне, это самый разумный процесс наказания и перевоспитания преступников. Украл – избили или отрубили палец. Украл второй раз – отрубили руку. Украл третий раз – вторую руку. Больше не украдет! А перевоспитывать убийц и насильников – дело дурное.
– И что, над многими вы уже совершили самосуд?
– Нет, до этого не доходит. Но если понадобится, уверен, что дойдет. Эти люди из центра в большинстве своем лживые и лицемерные, потому что все белые и пушистые. Кого ни возьми – у всех рыльца в пуху. Но в то же время каждый думает головой перед тем, как что-то украсть, кого-то ударить или, чего хуже, обесчестить и лишить жизни. Они читают этого Писателя. Нашли себе кумира! Лучше бы читали Диккенса, Тургенева и Хемингуэя. Но на вкус и цвет…
«Да, парень сельский, но, видать, самообразованием не пренебрегал, – вновь подумал я. – Отсюда, наверное, и такое своеобразие речи: то чисто по-книжному болтает, то деревенский говор включается. И представления о жизни от «всех наказать» до «Бог у меня внутри». Всему нашлось место: и милосердному Диккенсу, и жесткому Хэму…»
– Рональд, а кто, по-вашему, мог бы совершить убийство в Догме? – спросил Марк.
Немного поразмыслив, Рональд ответил:
– Профессор мне не нравится. Кажется уж шибко умным, да и ведет себя странно и подозрительно, все бродит по улицам и лесам. Спросил у него: «Чего бродишь?» Так ответил, что гуляет и общается сам с собой. Но кто его знает на самом деле. Я частенько видел его в лесу возле нас. Последний раз – после убийства Марты. И я его предупредил, что если еще увижу рядом с нашим домом, принесу ружье и покажу, как на фазанов и индеек охотиться. Так уж недели две как не появляется в этих краях. Грибник хренов!
– Кстати, а где мы можем найти лесника? Хотелось бы задать ему пару вопросов.
– Так это не проблема. Он живет недалеко от нашего мотеля. Только идите не в сторону центра, а в противоположную, к выезду из города. Через километр справа увидите хижину возле леса. Там он и обитает. Хороший парень! Мы с ним с детства знакомы. Надежный друг, не побоюсь этого слова. Куртом его зовут. Это он, кстати, нашел Маргарет Бош.
– Вот по этому поводу мы и хотели с ним поговорить. Тела этих двух женщин, а точнее, то, что от них осталось, к моему великому сожалению, не отправили в большой город. Не провели должную экспертизу, а потому ни зацепок, ни вещдоков, хотя, возможно, убийца и мог оставить нам хорошую улику против себя. Но уже не проверишь, а гадать – дело пустое. Возможно, лесник что-нибудь вспомнит.
– Да нет, офицер, он все рассказал как на духу. Ничего нового скорее всего вы не услышите.
– Мы попытаемся, – сухо отрезал Марк.
– Дело ваше.
– Когда его можно застать дома?
– Думаю, в восемь утра он еще должен быть дома. Он уходит в лес рано, а возвращается иногда поздно. Лучше приходите утром. Знаете, мы с ним любим поохотиться, половить рыбу, иногда лечим деревья и саженцами занимаемся…
В этот момент зазвонил телефон в коридоре.
Абба, казалось, уже засыпала под наш тихий неспешный разговор и выпитое вино. Но как только раздался звонок, она поднялась на ноги и медленно вышла из комнаты.
Едва за ней закрылась дверь, Рональд шепотом сказал:
– Так, между нами. Еще я подозреваю Магнуса! Ходят слухи, что у него нет алиби. Я его знаю с самого детства и ничего хорошего сказать о нем не могу.
Из коридора послышались приближающиеся шаги Аббы. Рональд замолчал.
– Лейтенант, – сказала она, встав на пороге комнаты. – Звонил шеф полиции. Просил передать, что Нил Бертон только что пришел в себя. По возможности выезжайте немедленно.
Мы с Марком переглянулись и без лишних раздумий вылезли из своих удобных и уютных кресел.
Глава девятая. Привет из преисподней
Вот наконец и понадобился нам автомобиль. Впервые за целый день. До больницы мы доехали буквально за семь-десять минут. Капитан был уже на месте, сидел в накинутом белом халате на маленьком стуле возле кровати Писателя.
– Проходите. Он в тяжелом состоянии, бедолага, но врачи говорят, что жить будет. В какой-то момент, когда все уже утратили веру, Бертон открыл глаза и пошевелил губами, после чего снова ушел в отключку. Сейчас он вроде слышит нас, время от времени поднимает веки. Медсестра сказала, что даже просто моргнуть стоит ему немалых усилий. Так что долго мы его пытать не сможем. Постойте пока, подождем, когда он очухается. Зададим несколько вопросов и все дружно уйдем. Понятно?
– Более чем. Кстати, шеф, отчет уже готов? – спросил Марк.
– Готов-готов, лейтенант. Давайте позже… Минутой ранее Бертон посмотрел на меня, правда, сказать ничего не смог.
– И что теперь, мы будем учить человека, который только что вернулся с того света и не может даже толком губами двигать, не то что говорить? Предлагаю оставить его в покое до тех пор, пока он окончательно не придет в себя.
– Знаете, как общаются с парализованными больными, которые намертво прикованы к кровати? Задаешь им вопрос и предлагаешь варианты ответа, но только «да» или «нет». Если ответ «да», человек моргает два раза, если «нет» – один. Хотелось бы…
Марк взглянул на лежащего пластом Писателя, наклонился к нему, изучая, и покачал головой.
– Бросьте эти средневековые пытки, Магнус. Возвращайтесь домой и не занимайтесь глупостями, мы тоже с сержантом поедем обратно в отель. Только обязательно оставьте человека на ночь, пусть глаз с Бертона не сводит. Это не просто какой-то там писатель, шеф, это теперь наш бесценный и единственный свидетель. Вы меня поняли?
– Как знаете, лейтенант, спорить не буду. Пока вы здесь, я обязан прислушиваться к вам.
– Вот и прислушайтесь.
– Тогда до завтра. Отчет лежит на подоконнике. Доброй ночи.
Капитан с явным недовольством покинул палату.
Марк подошел к окну, забрал три листа, скрепленных обыкновенной скрепкой. Мы еще раз взглянули на лицо некогда красивого и полного уверенности в себе человека, его голова была перебинтована так, чтобы полностью закрыть ухо, а точнее то, что от него осталось. У Нила Бертона залегли глубокие круги под глазами, а на носу, точнее на переносице, виднелась небольшая ранка.
– Надеюсь, Нил, ты придешь в себя и расскажешь нам то, чего не расскажет ни один человек в этом городе. Выздоравливай, – тихо сказал Марк, и мы вышли из палаты.
Охранник Писателя заскочил обратно внутрь, чуть не сбив нас с ног. В коридоре Марк остановился, будто что-то вспомнил, а затем быстро развернулся и заново открыл дверь палаты.
– Кто вы? Если из полиции, предъявите удостоверение!
Молодой парень лет двадцати семи, худощавый, невысокого роста, с короткой стрижкой, медленно достал из кармана удостоверение и протянул его Марку.
– Дежурный Вайнер, – вслух прочитал тот. – Давно в полиции?
– Уже два года, – растерянно сказал молодой человек. Он был одет, как самый обычный деревенский парень, не в форму.
– Почему в таком виде?
– Так шеф сказал, что можно сходить домой переодеться, взять на ночь еды…
– Понятно. – Марк вернул ему удостоверение. – Не спите, дежурный. Это очень ценный свидетель. Если с ним что-нибудь случится, я с вас шкуру спущу. Никого не пускать внутрь, кроме врачей и медсестер. Если попытается зайти кто-то, кого вы не видели ранее среди персонала, сразу же зовите врача, пусть тот подтвердит, что это их работник. Все поняли?
– А если он скончается во сне? – голос парня задрожал, слова Марка, похоже, произвели на него должный эффект.
– Врачи сказали, что он выживет, так что молитесь, чтобы он проснулся. Доброй ночи.
Мы повторно покинули палату.
– Зачем ты так с ним? – спросил я, когда мы шли по тихим коридорам больницы в поисках выхода.
– Самое главное, чтобы он не уснул. Есть у меня предчувствие, что убийца попытается замести следы.
Мы не поехали к леснику прямо из больницы, как собирались вначале. Во-первых, чтобы не беспокоить его поздним вечером, и во-вторых, потому что уже изрядно умотались к тому времени, а нам еще предстояли дела. Припарковавшись напротив мотеля, мы пошли собственными глазами убедиться в том, что номер, в котором проживал Ричард Стоун, сгорел дотла.
Да, хозяйка нам не соврала. Когда она отворила дверь обретенным наконец-таки ключом, нашему взору предстала обычная двадцатиметровая комната с голыми стенами и голыми полами; в комнате ничего не было, за исключением пауков, распустивших свою паутину у окна. Помещение без ремонта, без каких-либо вещей, в некоторых местах действительно остались следы пожара, а кое-где прогнил пол. Просто пустая – скажи слово, и оно пронесется эхом…
– Понятно, – разочарованно сказал Марк, осмотревшись. – Закрывайте обратно.
И Абба послушно заперла дверь на ключ.
– Теперь понимаете, офицер, почему она пустует? – хмыкнула хозяйка. – В таких условиях даже скот не живет.
Попрощавшись, мы направились к себе. Старуха и тут не солгала – в нашей комнате была проведена генеральная уборка. Номер изменился до неузнаваемости. Никакой паутины, никакой грязи. Даже запах плесени и сырости удалось каким-то образом выветрить. Ну, почти. Но что самое главное, стало тепло и просторно. Из комнаты вынесли много разного барахла, которое стояло и пылилось без дела: старый нерабочий телевизор, радиомагнитофон, рассохшийся комод и так далее.