казались на ее диване – Ира хорошо помнила. Она словно фотографировала каждое движение. Только вот, когда лицо Быстрова оказалось над ее лицом, когда она не смогла пошевелиться под тяжестью его тела, тогда она закрыла глаза…
– Я себе представила, что сейчас вернутся родители, – проговорила Кузнецова. Ее голова лежала на плече Быстрова.
– Да, будет сцена. Но, если это случится, может, оно и к лучшему… – проговорил тот.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что рано или поздно они обо всем узнают. Так вот лучше, когда рано.
– Да, не чувствуешь себя виноватой. И не боишься, что узнают.
Быстров промолчал. Потом он обнял Иру и спросил:
– Ты такая красивая. И ты ни с кем не встречалась?
– Вообще-то я училась И к экзаменам готовилась. Некогда было.
Именно сейчас Ире захотелось задать ему вопрос о Марине Ежовой. Но это было страшно сделать после того, что сейчас случилось. Ира обвела взглядом свою комнату и подумала, что ее самостоятельная жизнь начинается совсем неплохо. Она – студентка, у нее отношения с красивым парнем, он стал ее любовником. «Ну, что ж… я совершенно счастлива. Я люблю, меня любят…» Ира даже рассмеялась.
– Что это ты? – подозрительно спросил Быстров.
– Ничего. Это я про себя. Мне ужасно хорошо. Понимаешь, как будто кто-то подслушал меня – все, как я мечтала.
– Ты и обо мне мечтала? – улыбнулся Быстров.
– С ума сошел! Я мечтала, что ты зеленый лук принесешь, – рассмеялась она.
– Кстати, – невозмутимо произнес Быстров, – там, кроме лука и прочей ерунды, еще и мороженое было.
– Так оно уже не мороженое! – воскликнула Ира.
– О чем и речь.
Эти два дня они провели прекрасно. Из дома они не вышли ни разу. Зато вместе готовили ужин, выпили немного вина, заморозили растаявшее мороженое и сделали из него молочной коктейль. Они спали, разговаривали, занимались любовью, Кузнецова показывала свои фотографии, потом Быстров рассказывал о соревнованиях. Они пили чай, сидели на кухне и смотрели, как жаркая летняя ночь сменяется свежим утром. Ира была счастлива, Быстров – тоже. Во всяком случае, он сам так сказал. В воскресенье в три часа дня Ира выразительно посмотрела на часы и вздохнула.
– Пора.
– Расходиться?
– Да.
– А давай мы тут все приберем и пойдем гулять. Свежий воздух полезен для организма. А мы с тобой сутки не выходили на свет, – сказал Быстров
– А давай! – согласилась Ира.
Они быстро навели порядок в и без того чистой квартире и отправились гулять.
Им везло в эти выходные – соседок они не встретили, знакомых – тоже. Город вообще был пустым – близился новый учебный год, и все отправились в короткие отпуска. Быстров и Кузнецова гуляли, пока ноги не стали гудеть. Они теперь не болтали без остановки, боясь, что пауза может их разлучить, они могли теперь молчать. И это молчание было любовное, интимное, сокровенное.
– Мне надо быть дома не поздно. Чтобы родители не волновались, – сказала Ира.
Быстров расстроился и проводил ее до дома.
В квартире пахло яблоками, укропом и смородиновым листом.
– Молодец какая, – похвалила ее мать, – в доме порядок, еды наготовлено. А ты гуляла?
– Да, немного. С Быстровым. – Полуправда иногда прекрасный выход из положения.
– Ты Сашу своего, Быстрова, как-нибудь пригласи к нам, – предложила Людмила Михайловна, – а то вы все ходите по улицам…
– Обязательно, – сказала Ира и покраснела, – только, по-моему, у него сборы скоро.
В понедельник Ире позвонили из института и попросили срочно зайти в деканат – там не могли найти копию какого-то документа. Кузнецова помчалась в институт. В деканате она пробыла часа три – сделали копию, потребовалась подпись, нужного сотрудника не было, она его дожидалась, появились вопросы. Наконец все было улажено, но Ира встретила тех, с кем сдавала вступительные. Поболтали, посмотрели аудитории, расписание, обсудили новости, посплетничали о преподавателях, познакомились с ребятами из другой группы. Домой Кузнецова собралась только в четыре часа дня. Она вышла из здания института в прекрасном настроении и только теперь вспомнила, что Саша Быстров еще ни разу сегодня не позвонил. «Да у меня телефон, наверное, выключен. Или звук!» – охнула она и полезла в сумку. Телефон работал, звук был на максимуме. Ира посмотрела – не было ни одного входящего звонка. «Так, сеть «упала»! – догадалась она. – Не может быть, чтобы ни мама, ни отец не позвонили ни разу. И уж тем более Саша. После…» При воспоминании о том, что было вчера у них с Быстровым, Ира даже покраснела. «Господи, как же я его люблю!» – подумала она и перезагрузила телефон. Аппарат погас, потом опять заиграл красками. Но ни одного сообщения о том, что ей кто-то звонил, по-прежнему не было. Тогда Ира набрала телефон матери:
– Мама, ты мне не звонила?
– Нет, – удивленно ответила Людмила Михайловна, – а что?
– Нет, все нормально, просто телефон что-то барахлит, – упавшим голосом ответила Ира.
Итак, уже был почти вечер, но ни разу Быстров ей не позвонил.
«А что такого?! – воскликнула про себя Ира. – Дела, мало ли, тренер вызвал. Занят. Институт… Вот как меня сегодня… Да я и сама могу ему позвонить…»
Ира опять достала телефон. Но не позвонила. Она решила еще немного походить по улицам. Казалось, она встретит Быстрова. Он скажет, что никак не может дозвониться до нее. «И все дела…» – подумала Ира.
Сделав пару кругов по центру, она совсем погрустнела. Во-первых, устала, во‐вторых, была совершенно растеряна. «Почему? Что же случилось? Может, я просто с ума сошла? – задавала она сама себе вопросы. – Почему же я решила, что он должен сегодня позвонить?! Да, но он в день звонил по десять раз! А тем более вчера мы…»
Ира дошла до магазина отца. Там было много покупателей, она покрутилась и вышла. «Все, надо идти!» – Ира повернула в сторону дома. В окне первого этажа висела соседка:
– Ирка, кто в субботу к тебе приходил? Парень какой-то?
– Доставка продуктов, – коротко ответила Кузнецова и нырнула в подъезд. Соседка думала над ее ответом: «Ну да, парень с сумками был. Но когда выходил-то, я и не заметила… Наверное, стирала как раз».
Людмила Михайловна лепила вареники. На столе в кухне была все та же скатерть, которую Ира постелила перед приходом Быстрова.
– Знаешь, я еще куплю пару таких. Будем пользоваться. Кухня очень симпатичная стала с ней.
– Угу, – буркнула Ира. Ей хотелось плакать.
– Ужинать будешь? Сейчас вареники будут, – сказал мать.
– Мам, я с утра в институте была. Столько там всего… Я ужасно устала, пойду полежу, а может, и посплю.
– Да, хорошо, я тебе ужин под салфеткой оставлю.
– Спасибо. – Ира готова была заплакать. Ее любили все – родители, однокурсники… И только Быстров ей не позвонил сегодня.
Она закрылась в своей комнате, легла на постель и затихла.
Через два дня начались занятия в институте. Ира Кузнецова приезжала на лекции первой. Она тщательно все конспектировала, задавала вопросы и вообще была самой активной студенткой. Еще она записалась на факультативы и на семинары. Кто-то в учебной части удивился:
– Ты когда все успеешь?
– Успею, – отрезала Ира, – у меня много свободного времени.
И она успевала. Не надо было бы спать, она бы и ночью что-нибудь делала. Только чтобы не думать о Саше Быстрове, который после той их встречи так и не позвонил. Ира не искала встреч с ним, не звонила одноклассникам, чтобы узнать какие-нибудь новости или сплетни. Она не нашла объяснения этому странному молчанию и исчезновению. И не искала. Внешне казалось, что она забыла о нем, вычеркнула его из памяти. И никто не догадывался, что с ней происходит. Только однажды Людмила Михайловна, посмотрев на дочь, сказала:
– Я же говорила – маленькие вы еще. Школу-то только вчера окончили.
– Да, мам, ты была совершенно права, – спокойно ответила Ира.
Часть вторая
Июнь и июль для Новгородцевых промелькнули мгновенно. Дел было много, а потому некогда было отмечать даты на календаре.
Квартира на Черной речке им понравилась – не такая запущенная, чтобы делать глобальный ремонт. Удобная планировка, приличные соседи и вполне себе спокойный район. Елена Владимировна договорилась с риелтором, сопровождающим сделку, что все документы они оформят сейчас же, в этот их приезд.
– Понимаете, за деньги, которые мы потратим на переезды туда-обратно, мы купим часть бытовой техники, – поясняла она.
Алина опять морщилась – ей была неприятна откровенность матери. «Почему нельзя просто сказать: «Нам удобно оформить все сейчас». И точка. Солидно, весомо. Нет, надо обязательно рассказать о своих обстоятельствах». Вообще, Алина невольно отмечала все промахи и неловкости, которые допускала Елена Владимировна. Новгородцева постоянно одергивала мать и делала ей замечания. Особенные придирки вызывала одежда. Елена Владимировна в поездку взяла с собой минимум вещей и одну пару обуви – кроссовки. Хозяйственно-полуспортивный вид никак не шел ей. Казалось, что она приехала на рынок продавать мясо.
– Мама, с твоим типом внешности надо носить особенно элегантную одежду.
– А какой у меня тип? – удивилась мать.
– Такой, деревенский. И эти волосы… Давно надо было стрижку сделать.
– За ней ухаживать надо. А мой график работы и жизни не позволяет такой роскоши. Времени у меня на парикмахерские всегда мало было.
– Неправда это. Тебе кажется, что в этих длинных волосах твоя индивидуальность, – жестко ответила Алина, – так всегда бывает. Человек вобьет себе в голову ерунду и свято верит в нее. А на самом деле…
– На самом деле, дочка, у тебя плохое настроение и ты пытаешься меня обидеть, – спокойно произнесла Елена Владимировна. Алине стыдно не стало, и маму она не пожалела. Только расстроилась, что ее раскусили.
Да, настроение у нее было плохое. Пока мать договаривалась с нотариусом, риелтором и открывала счет в соседнем отделении Сбербанка для совершения сделки, Алина пыталась дозвониться до Саши Быстрова. Ей хотелось с ним поговорить, рассказать о том, что она скучает по Красноярску и даже представить не может, что будет делать в Питере, где нет знакомых. Еще она собиралась ему сказать, что, если он будет на сборах в Питере или рядом, пусть обязательно сообщит – они могут встретиться. Алина раз десять набрала номер мобильного, но ей сообщали, что телефон абонента отключен. На какой-то момент ей пришла в голову шальная мысль, что Быстров летит в Петербург, поэтому телефон молчит. «Я просто дура! – мысленно одернула себя Новгородцева. – С чего я взяла, что он сюда прилетит?» Алина походила по улицам, посидела в сквере, вышла к сфинксам на Невке. Она постаралась свыкнуться с мыслью, что все это – теперь ее окружение, ее жизнь. Теперь, когда у нее плохое настроение, она не в лес сбегать станет, а будет ходить среди этих красивых старых домов или уезжать на море. У нее было странное чувство – они с матерью перебирались туда, где было визуальное многообразие, а пища для ума и души имелась в неограниченном количестве. Она сожалела, что этого не произошло раньше – хотелось стать своей в этом мире. Но детская память не отпускала то, что было видно из окна ее деревенского дома. И, наверное, сама того не подозревая, в Быстрове она видела кусочек той жизни. Она сидела на парапете у зеленого сфинкса, когда зазвонил телефон.