Семенова смотрела на Новгородцеву, и на языке вертелся вопрос: «А как же Саша Быстров?» Оля понимала, что нельзя его задавать, что ответ будет непредсказуемым. Но она не выдержала:
– А как же…
– Быстров? – молниеносно среагировала Алина. – А нет больше никакого Быстрова. Был. И нету. Никогда больше не спрашивай о нем…
– Да, не буду. Но что случилось?!
– Ты обещала! – вскинулась Новгородцева, а затем разразила слезами.
Алина плакала долго, горько, безутешно. Так плачут дети, взрослые женщины и, наверное, вдовы. Семенова даже растерялась. Она уже успела повидать слезы Новгородцевой, но это был неиссякаемый поток отчаяния. Оля только и могла, что сидеть рядом, подавать салфетки и гладить по плечу. Она понимала, что тому, что в душе у Алины, требовался выход. Нельзя было жить с этим дальше.
Они улетали из Мюнхена. Аэропорт имени Франца-Йозефа Штрауса в ранний час был пуст. Алина и Семенова держались особняком. Оля взяла им кофе в автомате.
– На, может, проснемся, – сказала она, подавая бумажный стаканчик Новгородцевой.
– Спасибо, – ответила та.
– Скажи, ты что, очень любила этого Быстрова? И у тебя ничего никогда с ним не было? – напрямик спросила Оля.
– Никогда. Ничего. Мне кажется, что ужасно любила. И, может, сейчас люблю. Я мало читала. И книги вообще не любила. Наверное, где-то написано, что такого не бывает. Не может девочка влюбиться в младших классах, любить в старших, окончить школу и все равно любить. Но со мной такое случилось.
– А Эрик?
– Он – хороший. И это тоже история, которая нечасто случается. Мы познакомились, и через полтора месяца он сделал предложение. Такое может быть?
– Как раз может. У него за спиной – горе. Я не вижу ничего удивительного, что он влюбился в тебя. И что так быстро все произошло, и он тебе сделал предложение. Я уже говорила об этом. Но Быстров… Ты никогда мне не скажешь, что произошло?
Новгородцева посмотрела на Олю:
– Ничего не произошло. Он просто женился.
– Женился?
– Да, представь себе. Хотя… Сама не знаю, почему это меня так удивляет.
– На ком он женился?
– На Ежовой. Она ждет ребенка.
– А, – протянула Семенова, – это совсем другое дело.
– В каком смысле? – удивилась Алина.
– Он женился, поскольку не было выхода. Парень попался. Отношения между ними начались, когда они еще учились в школе. Попробуй он не женись – неприятности будут.
– А, ты об этом… Но мне не легче.
– Алина, интересно, Быстров догадывался, что нравится тебе?
– Не знаю. Я молчала. Вот Кузнецова одно время просто вешалась на него. А он возьми да и с Ежовой свяжись. Учебники за ней носил, после уроков дожидался, ну и всякая такая фигня. Я же делала вид, что мне все равно. С мальчишками общалась…
– Ясно. А вот в десятом классе…
– Да, мне казалось, я без него жить не могу. Но виду опять же не подавала.
Семенова вздохнула. Что-то в этой истории было наивное, детское, лукавое… И надрывное, немного истеричное. Семеновой казалось, что вся любовь с Быстрову – это придуманная история. Сочиненная Новгородцевой для самой себя.
– Я же тебя так и не поздравила, – вдруг рассмеялась Оля.
– Да ладно, – отмахнулась Алина.
– Нет, не ладно. Я приготовила тебе маленький сувенирчик. Но он со значением.
Алина посмотрела на подругу. Семенова протянула маленький кулон – серебряный эдельвейс.
– Вот, береги его. Он не на цепочке, на шнурке. Так стильно.
– Спасибо тебе. – Алина обняла подругу. – Кто мог знать, что эти самые обычные сборы к такому приведут.
– Ничего. Прилетишь в Питер, все расскажешь маме. Потом полетите к Эрику знакомиться.
– Эрик в Питер прилетит. Он же нигде не был. Покажу ему город.
– Вот и отлично. Знаешь, если захочешь, вернешься в спорт. А нет – в жизни столько всего…
– Семенова, – вдруг спросила Алина, – а ведь стерпится-слюбится? Да? Так ведь?
Оля посмотрела на нее:
– Да, Алина. Так часто бывает.
– Тогда есть надежда.
Через несколько минут объявили посадку. Уже в самолете, когда Новгородцева спала крепким сном, Семенова думала о том, как жизнь расставляет ловушки. Оля думала, что Саша Быстров был настоящей западней для Алины. Любящие, но занятые родители не научили ее откровенности, спорт сделал ее упрямой и жесткой, а красивый мальчик Саша Быстров стал той мечтой, по которой томилась душа. «Был бы хоть кто-нибудь из взрослых, кто объяснил бы ей все про этого парня, не случилось бы трагедии. Не сломалась бы Алина, не ушла бы из спорта. Как сложится ее жизнь? Одна надежда, что Эрик Фишер станет любящим и заботливым мужем. Именно это ей сейчас надо – любовь и забота. Впрочем, от этого никто бы не отказался», – вздохнула Семенова.
Двадцать лет – это много или мало? И кто такой вчерашний школьник? Можно ли его считать взрослым человеком и отнестись серьезно к «любви» с первого класса? И что делать, если опыта мало, чувств много, советчиков рядом нет, а быть откровенной с родителями не научилась?
Алине Новгородцевой очень скоро исполнится двадцать лет. Ее жизнь сделала неожиданный поворот. Ее подхватило течение, и она решила не сопротивляться ему. Потому что не знала, как тяжело в двадцать неполных лет проявлять характер и противостоять любви. А еще Алина Новгородцева очень долго прожила в интернате. Она просыпалась, вставала, училась, ложилась спать в чужих стенах. За короткие выходные она не успевала «отогреться». Лишь убеждалась в том, что родной дом все же существует и родители живут в нем. Но не было надежности, постоянства тепла и участия – на расстоянии все размывалось и превращалось в одиночество. Алина не сознавала этого, но инстинктивно потянулась к теплу и заботе.
А тут еще уют альпийского городка, летняя красота аккуратных палисадников, теплые вечера и горы в ледяных шапках. Она выросла в Восточной Сибири. Огромный Енисей был «рекой за окном» и местом ежедневных прогулок. Таежные леса не вызывали страха и опасения – она с малолетства знала правила поведения здесь. Все, что окружало Алину, было грандиозным. По размерам. Красоте, богатству. Еще оно было непотревоженным, а от этого еще более величавым.
То, что она увидела в Граубахе и окрестностях, было маленьким, удобным, почти игрушечным макетом. Но достоверным, жизненным. Словно Алина оказалась в кукольном домике, где есть все, как в обычном доме, даже гудит пылесос размером с маленькое яблоко. И именно здесь Алине показалось, что без человека природа не имеет значения. Только вместе они – природа и человек – сила. В этом новом для нее мире, казалось, не было проблем – суровых зим, засушливого лета, неуютных домов, неприветливых людей. Дороги здесь оказались быстрыми, расстояния короткими. Алина помнила метели и заносы, поленницу с замерзшими дровами, печь, которую топили в доме, и путь из города, порой казавшийся бесконечным. Тогда ей все было привычным. Сейчас, вспоминая, как трудилась мать, она понимала, что жизнь в тех местах – подвиг. «А должна ли жизнь быть подвигом?» – впервые подумала Новгородцева.
А еще была усталость. Алина не врала – она хотела отдохнуть. Ей казалось, что все десять лет школьной жизни – это забег. Выматывающий. Да, к окончанию школы она пришла уставшей и потерявшей веру в счастливые обстоятельства. А тут еще Быстров со своей женитьбой и Ульянкин с непомерными требованиями и хамством. Усталость, разочарование, напряжение, в котором она жила, отсутствие поддержки и… вчерашняя десятиклассница Алина решила выйти замуж.
Как это, оказывается, хорошо, когда под рукой оказывается нужный жених!
Часть третья
Десять лет спустя
….Итак, фрау Фишер вышла из дома, придирчиво оглядела сад, прошла к калитке и задержалась там, чтобы оборвать увядшие цветки водосбора. Эти изящные растения с причудливыми соцветиями были ее гордостью. Вдоль низкого штакетника росло пять или шесть видов. Их разноцветье – от белого до почти черного – изумляло прохожих. «Надо бы чуть землю разрыхлить», – подумала она, но задерживаться не стала. Сегодня у нее было много дел, следовало все успеть, а потому она досадливо поморщилась, глядя на то, как медленно поднимаются ворота гаража.
Прежде чем сесть в машину, она аккуратнейшим образом разместила в багажнике два плоских свертка.
Первым делом фрау Фишер направилась на Блюменплатц, где находилась известная на весь город «Metzgererei» – лавка, торгующая мясными продуктами и кулинарией. Там она собиралась купить четыре готовые «котеллеты» – отбивные. Владелец лавки ей симпатизировал, а потому выбрал самые красивые куски с румяной корочкой.
– Герр Фишер будет иметь сегодня самый вкусный ужин? – поинтересовался он.
Фрау Фишер замешкалась, а потом пояснила:
– О нет, это меня просили купить.
Владелец лавки ловко завернул отбивные и добавил от себя малюсенькую баночку с брусничным джемом.
Фрау Фишер с признательностью улыбнулась.
После мясной лавки она побывала у зеленщика и в булочной. Когда в ее плетеной корзинке лежали бордовые помидоры, свежий хлеб и бутылка воды, она заглянула в цветочный и купила букетик душистого горошка. «Вино, пирог и торт уже в машине, можно ехать», – подумала фрау Фишер. Ее маленькая красненькая машинка промчалась по боковой улочке, выехала за пределы Граубаха и помчалась по автобану, ведущему в Мюнхен. Минут через двадцать, не доезжая до поворота на Мюрнау, красная машинка свернула в маленькое селеньице. Оно состояло из большого крытого стадиона, двух крохотных отелей и нескольких шале. Все это располагалось у подножия небольшой горы. Посередине, прямо вдоль главной улочки, протекал ручей, взятый в каменный рукав. Фрау Фишер окинула взглядом эту идиллическую картинку и улыбнулась.
– Я очень счастливая, потому что приняла решение. И сегодня я обо всем скажу им обоим, – сказала она вслух.
Машину она припарковала на общей стоянке. Там стояли трейлеры, домики на колесах и автомобили туристов. До нужного дома она прошла пешком, неся в руках все свои покупки. «Наконец-то!» – выдохнула фрау Фишер, подойдя к домику с огромной липой перед входом. Она открыла дверь ключом, вошла и поднялась на второй этаж. Там она отдышалась, постаралась поизящней взять все свои свертки и постучалась в дверь.