— Почему педагогических? — обиженно спросил Мамалыкин (обида была вызвана главным образом тем, что он не успел посмаковать сливу).
— Потому что к медицинским наукам твоя идея не имеет никакого отношения, а сельскохозяйственным приносит вред.
После завтрака ребята пошли в зал и вскарабкались на сцену. Тигран Саркисович исчез в темноте за кулисами, точнее — в комнате для артистов, и вскоре выбрался оттуда, таща на спине шахматный столик. Ветка, расхаживая взад и вперед, сосредоточенно думал. Мамалыкин с Костей тем временем решили померяться силой. Они то обхватывали друг друга, то отскакивали, то, вновь приблизившись, пытались дать подножку. Со стороны это было похоже на какую-то дикарскую пляску.
Именно так и воспринял эту борьбу Тигран Саркисович.
«Танец у костра», — объявил он. — Исполняется жителями острова Латамба.
Но в это время, неловко оступившись, Мамалыкин наскочил на Тиграна Саркисовича, и оба полетели на пол. С грохотом опрокинулся шахматный столик.
— Сцена первая, — выйдя на край эстрады, с выражением произнес Ветка. — Разведчики по-пластунски пробираются в лагерь врага.
— Ну-ка, разведчики, освобождайте сцену, — сказала Ольга Георгиевна, появляясь в проходе. За ней шла шумная гурьба девочек и два или три мальчика — участники концерта.
— Ольга Георгиевна, чур, мы первые, — пискляво крикнул Борька и спрятался за занавесом.
Но Ольга Георгиевна была настроена по-деловому.
— Прошу посторонних покинуть зал. Здесь идет репетиция, — сказала она строго.
— Ольга Георгиевна, так мы ведь тоже репетируем, — умоляюще сложив руки ладонями, протянул Ветка.
— Виталий, не надо. Не будь клоуном, — тихо попросила Катя Бережкова.
Но почему-то все ее услышали и посмотрели на Ветку. Тот скривил губы и критически бросил:
— Лучше быть клоуном, чем кривлякой.
— Катя правильно сделала замечание, — сказала Ольга Георгиевна. — Не знаю, что вы здесь репетируете, но тебя, Виталий, я приглашала в кружок. Теперь уже поздно. Все роли разобраны. В общем, хватит разговоров.
— Нас здесь не поняли, — ухмыльнулся Ветка и посмотрел мимо Кати в зал. — Что ж, придется покинуть поле сражения. Мы уходим, но не сдаемся. За мной!
Ребята, чеканя шаг, сошли со сцены и удалились из зала. Так же в ногу они промаршировали по пустым дорожкам лагеря и вышли в лес.
— Куда мы хоть идем? Что, в лесу будем репетировать?
— Шагай, шагай, Мамалыкин. Раз-два, раз-два. На месте. Стой! Раз-два. Вольно. Разойдись. — И уже совсем другим тоном Ветка спросил: — Слушай, Мамалыкин, ты когда-нибудь выступал на сцене?
— В детском садике, помню, читал стишок про зайца. А потом был перерыв. До сегодняшнего дня.
— А ты, Булочка?
— Я? — удивился Костя и оглянулся вокруг, как будто поблизости может оказаться еще один Булочкин.
— Да, ты. Я, что ли?
— Я пробовал. Но мне велели идти к логопеду. У меня согласные свистят, когда я громко читаю.
— Ну вот. А…
— Хватит, Ветка. Хочешь сказать, что у нас не получится? Это и так ясно, — перебил его Тигран Саркисович. — Я же ради тебя старался. Чтобы ты поближе был к своей…
Ветка не дал ему договорить. Он прыгнул, как леопард, но Тигран Саркисович увернулся и в один миг вскарабкался на сосну.
— Ку-ку! — крикнул он сверху.
— Ну погоди! — пригрозил кулаком Ветка. Лезть на дерево он, конечно, и не думал. — Я тебя измором возьму. Превратишься в скелет.
И Ветка тут же плюхнулся на землю. Прислонился спиной к сосне, закинул руки за голову и прикрыл слегка глаза — точь-в-точь мультипликационный волк.
Душу Кости переполняли противоречивые чувства. С одной стороны, он сейчас был солидарен с Веткой: Тигран Саркисович должен понести наказание за свой язык. С другой стороны, хотя Ветка у них и командир, но это лишь на линейке или в строю. И нечего ему все время выпендриваться. А вообще-то, самодеятельность — это все чепуха. Надо идти окучивать картошку.
Булочкин вдруг почувствовал себя героем труда. Вот он покончил с одним кустом картошки, перешел к другому, к третьему, четвертому… Он вырвался вперед, и лишь где-то далеко позади трудятся на поле мальчики и девочки. Ветер едва доносит их голоса. А он дышит полной грудью, и работа у него спорится. На машине ГАЗ-69 к нему подъезжает председатель колхоза. «Извините, ваша фамилия, кажется, Булочкин?» — говорит он и смущенно дергает себя за левый ус. Утирая пот со лба, Костя разгибает спину, вскидывает голову и скромно, но с достоинством отвечает: «Да, Булочкин. Что вам угодно и с кем имею честь?» «Я — председатель местного колхоза «Дорога борьбы» и хочу написать о вас статью в районную газету «Вперед», — говорит председатель колхоза. «Я в рекламе не нуждаюсь», — отвечает Костя и снова склоняется над картофельным кустом…
Тут Костины ноги вдруг подогнулись, и он свалился рядом с Веткой, уткнувшись носом в темно-зеленый мох. Это Мамалыкин ребром ладони стукнул его сзади под коленки. Костя бросился на него, но Борька увернулся и забежал за дерево.
«Вокруг дерева не поймать», — подумал Булочкин и остановился. Ветка все также сидел под сосной. Тигран Саркисович скучал на суку. Мамалыкин, выглядывая из-за ствола, строил рожи. Неожиданно Борькино лицо посерьезнело. Прислушиваясь, он сказал:
— Кто-то бежит.
И действительно, к лагерю подбегал Женька из пятого отряда. В руке у него были зажаты листки бумаги. На белой майке алели пятна.
— Что, производственная травма? — крикнул Тигран Саркисович.
— Да нет, — ответил Женька, замедляя бег и отдуваясь. — Бегу газету выпускать. Тут заметки написаны. О трудовых успехах. Столько клубники собрали! Ого!.. А наполнились!
Он похлопал себя по животу и потрусил дальше к лагерю. Но, отбежав несколько шагов, остановился:
— А вы что здесь филоните?
— Ну-ну, осторожней в выражениях, — проговорил Ветка, вставая. — Не твоего ума дело. Топай дальше, пока цел.
Женька убежал.
Все молчали.
— Ну? — сказал Ветка и хмуро посмотрел на Борьку.
— Что «ну»? — отозвался Мамалыкин. — Тигран Саркисович первым сказал про картошку.
— Я ж фигурально. «Картошка» в смысле работа. Имел в виду — отдохнуть надо перед матчем, — пытался оправдаться Тигран Саркисович.
Булочкин хотел напомнить, что он единственный усомнился в том, что они будут работать на картошке, но Ветка не дал ему высказаться.
— Слезай, Тигран Саркисович. Будем вместе думать, как выкрутиться из положения: остались без клубники. Раз. Все считают нас филонами. Два. Пьесу мы не придумаем. Ясно, как дважды два. Это — три. Перед Копытиным выступили как пижоны…
— Я от работы не отказывался, — сказал Булочкин. — Я только…
— Слушай, Ветка, до обеда еще два часа, — заметил Мамалыкин.
— Точно! — поддержал его Тигран Саркисович. — Скажем вожатому, что нас постигла творческая неудача. Гоголь будь здоров был писатель, и то сжег целый том! Не захотел, чтоб другие читали, раз ему не нравится.
Довод был убедителен.
Давно Жора не бывал на сельскохозяйственных работах. В прошлом году он, правда, потрудился в течение недели на овощной базе. Пересыпал картофель, морковь и лук из мешков в хранилище. Особо теплых воспоминаний эта работа не оставила. В хранилище стоял мороз. Единственным светлым пятном были яблоки джонатан, которыми их бригаду кормила в перерывах работница базы. Они дышали на яблоки паром, терли до блеска о рукава своих стареньких курток и пиджаков. А потом вспарывали зубами сочную холодную кисло-сладкую мякоть.
Сбор клубники ему нравился больше. С шести утра ее собирали колхозники и отвозили в город. Но не успевали собрать всю. Вот и позвали на помощь пионеров. Ребята поначалу набросились на поле, как саранча. Корзинку за корзинкой относили к сборному пункту — дощатому домику, от которого то и дело отъезжали грузовики с ящиками клубники. В рот, конечно, тоже не забывали класть.
Часа через полтора трудовой энтузиазм начал ослабевать. Синие пилотки все медленнее и медленнее перемещались по зеленому полю.
Но тут объявили перерыв. Все собрались на опушке леса, который чуть ли не вплотную подступал к клубничному полю. Здесь уже стояли привезенные по указанию председателя два бидона. Ребята принялись угадывать, что же там.
— Обед, — сказала Маринка, — ясное дело. В одном бидоне — щи, в другом — каша.
Андрюша Пастушков обратил внимание на то, что стенки бидонов запотели.
— Квас, — заметил он. — Дамы и господа, это квас. Прямо из холодильника.
Теоретик ошибся. Впрочем, никто об этом не жалел. Вскоре Жора, как и все, с наслаждением пил прохладное молоко вприкуску с клубникой. На какое-то время воцарилась тишина. Жора чувствовал, как с каждым глотком в него вливались свежие силы. Он невольно улыбнулся и вдруг увидел, что такие улыбки появились и на лицах ребят.
«Как здорово, — он, — всех понимать и чувствовать то же, что и все. Конечно, вещь — клубника с молоком. Но ведь дело не в этом. Наверное, каждый ел клубнику с молоком. Только сейчас все особенное. Вкуснее вдвойне. Может, некоторые из них впервые чувствуют, что едят заработанное угощение».
Из задумчивости Жору вывели четыре фигуры, показавшиеся на краю поля. Заметили группу и ребята. Они стали кричать, махать руками.
— Сюда! Сюда! Эге-гей!
Приблизившись, четверо виновато и нерешительно остановились. Жора шепнул вожатому отряда:
— Не расспрашивай их. Пусть поработают хорошенько — и все. Видишь, они сами переживают.
Вожатый кивнул.
— Виталий, — сказал он, — выпейте молока, и вот вам специальное задание: прочешете ряды, где наши уже прошли. Надо добрать спелые ягоды.
— Слышишь, Булочка, — Мамалыкин ткнул в бок Костю и рассмеялся.
Костя понял, что и Борька, и Тигран Саркисович, и Ветка — все они напряженно ждали, как их примут. А теперь все позади. Никто ни о чем не спрашивает. Правда, еще могут поинтересоваться насчет репетиции. Но какая-то тяжесть уже свалилась, стало легко, жутко захотелось работать, доказать, что они могут не хуже других. Даже пусть это была бы не клубника, а картошка, которой пугал Тигран Саркисович. Какая разница!