Но Филя, вероятно, не был бы самим собой, если бы остановился только на этом. Ему было интересно, как обстоят дела у «соседей» с Лубянки. Забрался, проверил и… решил, что обман. Нет, тут либо специалист сделал пенку, либо ребятки снова постарались. Из тех, что рыбку сейчас ловят или в машине копаются.
Филя снова осторожно раздвинул ветки кустарника. Капот был закрыт, а водитель медленно, снова оглядываясь, двигался по спуску в сторону реки. Не иначе рыбачка решил навестить.
Да, так вот «глазок» у оленя был подключен к сети. Значит, просто ждал сигнала. И снова, как в первый раз, чем-то неуютным повеяло тогда на Филиппа Агеева, человека, в сущности, простого, но не любящего, когда на его вопросы не находится ясных ответов.
А что касается Акимыча, так тот ни в жисть не дозвонится по оставленному телефонному номеру, поскольку Филя не собирался менять профиль своей работы. Зато он уже твердо знал, что обычные сторожа такими, как этот рыбак, не бывают.
Но разбираться в этом вопросе лучше Денису Андреевичу…
…Филя не ушел далеко.
По Таманской улице он прошел вдоль реки к 3-й линии, где на высоком берегу, в перелеске, томилась его «девятка». Внизу, на пляже, уже появились утренние отдыхающие. Но не они привлекли внимание Агеева. Чуть в стороне, у плотного зеленого забора, стояла большая темно-синяя машина – «Вольво-960». Далеко не единственная в Москве, но Филя мог бы поклясться, что это автомобиль Самарина. Однако что он делает здесь, не на своем законном месте – возле ворот или во дворе?
Вокруг никого не было. Просто приехал и отправился купаться? Очень сомнительно. Или он уже у себя на даче, а машину бросил здесь для маскировки?
Еще не зная, зачем это ему надо, Агеев забрался в свою машину, выложил в бардачок снятую с дачи технику и достал миниатюрную видеокамеру, работающую на батарейках. И в самое время.
Из глубины улицы появилась парочка. Вполне пристойные дачники. Она – в летнем, смело открытом платье-сарафане и он – в светлом костюме и со светло-коричневым кейсом в руке. Проходя мимо «вольво», они как бы машинально замедлили движение, остановились, о чем-то разговаривая. Этого высокого и седого мужчину Филя уже видел. Его вместе с академиком снял на видео Коля Щербак. Да, Филя не мог ошибиться – седой, высокий, сухощавый, может, он и есть тот самый «американец»?
И он тоже стал снимать эту парочку. Но потом произошло неожиданное: Лина – а не узнать ее было нельзя – вдруг открыла заднюю дверь машины, и седой шагнул в салон. Сама Лина села рядом с водителем.
Пауза длилась недолго, минут, может, пять, не больше. Так же неожиданно открылась передняя дверь, вышла Лина. Открыла заднюю дверь, и оттуда появился седой. Но без кейса.
Лина взяла его под руку, и они, мирно беседуя, отправились обратно, в глубину улицы.
В «вольво» наверняка были люди. Ну во-первых, водитель, это само собой. А во-вторых, не с ним же пять минут разговаривал седой мужчина? Но стекла у «вольво» были затемнены.
И снова пошло бессмысленное ожидание. Наконец машина тронулась и начала разворачиваться на узкой для нее улице. Так же медленно покатилась на выезд из Серебряного Бора. Филя спрятал камеру и неторопливо двинулся следом. Проезжая очередной поворот, огляделся. Больше машин не было, а «вольво» притормозил возле троллейбусного круга перед мостом через канал, и в него села появившаяся неизвестно откуда Лина. И машина буквально рванула в Москву.
Срочного дела у Фили не было, и он решил уж заодно посмотреть, кто же все-таки был в машине. И он почему-то даже не удивился, когда увидел, как из «вольво» с водительского места показался сам академик, а следом выпорхнула и тут же исчезла в подъезде института Ангелина Васильевна, его верная помощница. Под большим вопросом оставался лишь седой мужчина, оставивший свой светло-коричневый кейс в «вольво». Но это и в самом деле напрямую не касалось сыщиков…
Тем более что и синие «Жигули-шестерка» на обратном пути Филю не преследовали.
Дело принимало крутой оборот. Махмуд стал неуправляем.
Лина позвонила в отдел главного конструктора, чтобы позвать его для жесткого разговора. Сам Самарин категорически отказался беседовать с Мамедовым, сославшись на то, что это уже теперь не его заботы, а Лины, вот пусть немедленно и расхлебывает. Положение усугублялось еще и тем, что Эрнст Дроуди пунктуально выполнил свои условия и потребовал от Самарина скрупулезного выполнения его собственных обязательств. Деньги были доставлены в светло-коричневом кейсе, и теперь в него точно так же должны были лечь все материалы по изделию с порядковым номером «шестьдесят восемь», то есть по торпеде «Шторм».
А Мамедов, не подойдя даже к телефонной трубке, передал через кого-то из своих сотрудников, что он в настоящий момент очень занят и совсем не располагает временем для пустых разговоров. Вот прямо так и велел передать. Лина была в шоке.
Снова апеллировать к Самарину она уже не могла, поскольку не раз заявляла, что все дело давно на мази, ну правда, имеются кое-какие сложности чисто человеческого плана, которые она и старается уладить. Но Махмуд взбунтовался! Он просто обязан сегодня выставить свои условия, но почему-то избегает встречи. И Лина, затолкав свою гордость поглубже, сама отправилась в отдел главного конструктора.
Ее появление всегда вызывало у трудящегося в объединении населения соответствующую реакцию. Но в принципе большая, то есть мужская, часть коллектива, относилась к ней тепло, по-дружески, да и Лина старалась не чиниться, вела себя свободно, раскованно. Поболтав на отвлеченные летние темы с одним конструктором, с другим, добралась наконец и до Мамедова.
– У тебя что, все никак не пройдет шок от разговора с Раисой Керимовной? – спросила тихо, склонившись над ним.
– Я еще думаю, – с наигранной ленцой также негромко ответил он.
Не закричал, не стал скандалить – это уже хорошо.
– Деньги получены, – продолжала шептать она. – Ты можешь в любой момент забрать свою долю.
– Сколько?
– Сто пятьдесят тысяч. Как договаривались – всем поровну. Тебя не устраивает? Считаешь, что заслужил большего? Ну не знаю, если на то пошло, то я, пожалуй, смогу тебе добавить что-то из своей части гонорара. Вряд ли на то же пойдут Самарин с Козловым. Но документы должны быть у меня уже сегодня. Ты еще долго намерен думать?
– Документы здесь. – Он открыл ящик письменного стола и показал кожаную папку на молнии. Снова закрыл ящик. – Отдать всегда можно. Но я хочу больше.
– Сколько?
– Меня сейчас не деньги интересуют, а ты сама.
– Здрасте! Приехали… Может, тогда выйдем наружу? Что ж мы, и дальше будем здесь семейные сцены разыгрывать?
– Пойдем выйдем, – неожиданно согласился он.
– Папку захвати.
– Это можно… – Он достал папку, подержал на ладони, словно взвесил, и сунул себе под мышку.
– Тут по вооружению все? – на всякий случай спросила она.
Он только фыркнул с легким презрением профессионала к глупому вопросу новичка.
Вышли на лестницу, где обычно собираются курильщики. Но сейчас до обеда было еще достаточно времени, и народ усидчиво трудился на своих рабочих местах.
– Так сколько тебе еще надо? А потом, ты сам меня оттолкнул! И выходит, я же теперь и виновата. Ты несправедлив ко мне.
– Я не хочу знать, – с неожиданной и загнанной куда-то в угол страстью, горячечным шепотом заговорил он, – что в перерывах между нашими свиданиями ты ублажаешь академика, либо Ваньку, либо еще кого-то!
– А почему ты считаешь, что у меня профессия такая – постоянно кого-то ублажать? Что за бред?!
– Но я же знаю!
– Я поняла: ты просто ревнивый дурачок! – Она не стала продолжать, что ни в какую его ревность не верит, а что это в нем обычный дикий самец заговорил, хам, собственник, у которого со двора попытались телку свести.
А еще она увидела по его странно воспалившимся глазам, что он способен вот прямо сейчас, тут, на лестничной площадке, кинуться на нее и начать зверски насиловать на виду у всего предприятия.
– Если ты оставишь свои глупости, я могу тебе обещать, что сегодня обязательно утешу твое самолюбие. Хочешь?
– Хочу, – почти простонал он.
– Тогда слушай меня внимательно. Я сейчас отнесу папку директору и возьму то, что вам с Козловым причитается. А после работы мы втроем подъедем к нему, я полностью рассчитаюсь с вами, после чего мы с тобой сможем закатиться в одно хорошее местечко. Туда, где тебя никакая Раиса не достанет. Ты готов?
– А зачем к Ивану ехать? Что, без него нельзя?
– Ну постыдись, Махмудик, не на улице же нам разговаривать, а вы – товарищи, вам скоро в командировку вместе ехать! Ты разве забыл об испытаниях?
– Все я помню, – хмуро возразил он. – Ладно, если никак нельзя иначе. Но ты обязательно сделай так, чтоб у меня не было повода для ревности.
– Обещаю, – вздохнула Лина и с папкой под мышкой отправилась вниз, к стеклянному коридору, ведущему в институт.
В холле нижнего этажа взглянула на большие часы: время приближалось к трем. И к окончательному ее решению, которое созрело уже в голове. Требовался только ловкий исполнитель. И такой был. Но и он рассчитывал на утешение. Причем неоднократное и возрастающее в геометрической прогрессии, зависящей напрямую от сложности выполняемой работы. Но это уж как справится…
Игорь подъехал к проходной «Мосдизеля» ровно в три и из машины позвонил Нолиной.
– Здравствуйте, Ангелина Васильевна, если вы выйдете за проходную вашего гигантского предприятия, то вы, без сомнения, немедленно увидите меня. Узнать легко. Красную машину помните? Ну а в ней высоченный голубоглазый блондин, широкоплечий и с желтой розой в зубах. Узнаете?
Она засмеялась: ну все как раз наоборот, но ведь приятно такое легкое амикошонство. Ах ты, кудрявый черноволосый ангелочек! Ты ведь еще не знаешь, о чем пойдет разговор, но, вероятно, догадываешься. Может, этим фамильярным обращением маскируешь свою некоторую растерянность? Ну посмотрим.