(Ленин В. И. Философские тетради. Л., 1934. С. 116—117).
Замечу попутно, что темнота гегелевских категорий была прояснена в советское время. Так, таинственный «скачок», «переход количества в качество» означает всего лишь изменение структуры наблюдаемого объекта. И не философы, а естествоиспытатели и практики раскрыли реальную сущность других прежде абстрактных философских категорий.
Апологеты Ленина хотят представить его мыслителем, обращающимся к философии в самые критические моменты («надо же – революция на носу, а вождь углубляется в изучение Гегеля, просит привезти ему в Разлив тетрадки с выписками!»). Но теперь очевидно, что на основе той философии, на которой он строил свою теорию, ничего путного сочинить было просто невозможно, подвел Гегель Ильича!
Единственное крупное произведение Ленина, где он затрагивал проблемы философии, – «Материализм и эмпириокритицизм», написано до знакомства с Гегелем и не поднимается выше тезиса о том, что всякое отступление от последовательного материализма ведет к идеализму, а, следовательно, к «боженьке». Проблемы, в которых философы запутались именно потому, что исключили из своих систем Бога, Ленин решает до примитивности просто, но также без Бога, ругая лишь идеалистов последними словами. А ведь наивно полагать, будто вследствие достижений науки или путем насилия удастся обеспечить полное торжество материализма и отправить идеализм на свалку истории. Материализм и идеализм – это два берега, между которыми в этом мире до самого его конца будет протекать человеческая, прежде всего, философская мысль, а насильственное ограничение ее материалистическими рамками равнозначно выхолащиванию ее.
Человек – существо двух миров: земного и небесного. Если ему навязывать только материализм (или только идеализм), его внутренняя суть протестует против этого – и вовсе не из духа противоречия, а потому, что при этом ущемляется та или другая сторона его природы. Между тем статья Ленина «О значении воинствующего материализма», в которой он ставит задачу организовать систематическое изучение диалектики Гегеля с «материалистической точки зрения», содержит такие обвинения в адрес ученых, с его точки зрения, недостаточно критически разбирающих христианство, что за судьбу этих профессоров становится страшно…
С православной точки зрения, полный разрыв человека или общества с Богом делает деятельность людей безблагодатной и обрекает ее на неудачи. Если Бог управляет миром (хотя и не прямо, а через людей, причем не насилуя их свободной воли), а человек (или общество) хочет преобразовать этот мир по-своему, не считаясь с Божественными установлениями, то это и есть чистое богоборчество, не имеющее никаких шансов увенчаться успехом. Следовательно, неудачи с решением экономических, социальных, политических и культурных задач в СССР на основе марксистско-ленинского учения, первым из устоев которого является немецкая классическая философия, – это не результат случайных просчетов или недостаточной опытности тех или иных руководителей, а закономерный итог движения по заведомо ложному пути, при всей его для многих внешней привлекательности и кажущемся благородстве намерений. Диалектический материализм является основой для любого естествоиспытателя (классики марксизма сами не раз заявляли, что ученый-естественник является стихийным материалистом-диалектиком), как, впрочем, и для любого человека, занятого практическим делом, а не словесными спекуляциями. Но диалектический материализм в марксистско-ленинском толковании оказался философией краха.
Однако сегодня, на мой взгляд, такого утверждения уже недостаточно. Настала пора открыто заявить, что провалились планы построения не только коммунизма, но и «постиндустриального общества», «общества всеобщего благоденствия» на Западе. Во-первых, даже там до трети населения с неизбежностью оказалось за гранью нищеты («Литературная газета», 27 июня 1990 г.), пусть по нашим меркам и вовсе не такой уж ужасной (но ведь нищета – понятие относительное, малосостоятельный человек, и владея автомобилем, все равно чувствует себя отверженным). Во-вторых, именно Запад подвел мир к экологической катастрофе. У всего человечества, по словам С. П. Залыгина, никогда еще не было столь приземленного идеала – «выживания». Кризис переживает вся планета, только в нашей стране он проявляется порой при пустых полках магазинов, а на Западе – при переполненных. Но и у нас, и там специалисты предупреждают, что человечеству, если оно не образумится и не изменит своего миропонимания и образа жизни, осталось существовать совсем немного, разница сроков в прогнозах исчисляется всего лишь десятилетиями. Поэтому сегодня можно и нужно говорить не только о крахе марксистской философии, но и о провале мировоззренческой основы всей западноевропейской культуры, о крахе философии вообще.
Философия зародилась в недрах языческой, политеистической религии, у которой в объяснении мира и в деле морального совершенствования человека есть непереходимый предел. Множество богов не давало человеку единого нравственного идеала, и философия служила как бы той «прикладной религией», которая удовлетворяла духовно-нравственные потребности язычников, причем в зависимости от различий миропонимания она могла существовать и в форме разнообразных систем, вплоть до учений агностицизма и откровенного атеизма. Христианство дало человечеству все необходимое для спасения души, для обожения личности и одухотворения общественной жизни, а потому в принципе сделало ненужной философию как своего рода «науку наук», хотя христианские богословы и использовали ее методы для разъяснения своего учения язычникам. Прекрасно зная философию, Отцы Церкви в то же время не были философами, ибо Бог неопределим никакими логическими категориями.
Миропонимание и жизнепонимание верующего человека – религиозная вера – есть плод усилий ума, сердца и воли человека, тогда как философия – лишь система понятий, основывающаяся на умственной деятельности.
В Западной Европе в Средние века философия признавалась, но играла роль «служанки богословия» (ведь даже бытие Бога доказывали силлогизмами, составленными по правилам Аристотеля), и, в конце концов, выродилась в бессодержательную схоластику, которую легко опрокинул гуманизм, ставивший в центр мироздания не Бога, а человека. Началась эпоха, которую называют эпохой Возрождения, забывая уточнить: возрождения чего? Это была эпоха возрождения язычества после тысячелетнего господства христианства в качестве государственной идеологии. Когда человек отделил себя от Бога, а затем и противопоставил себя Ему, на смену христианству пришли либо извращенные, секуляризованные его формы, либо прямые атеистические учения. Тогда в Западной Европе создались условия для возрождения философии как самостоятельной области знания, более того, как «науки наук», своего рода атеистического эквивалента религии.
В православной восточноевропейской культурной области философия как самостоятельная область знания до XVI века практически отсутствовала, несмотря на то, что византийские и русские мыслители (исихасты, Ермолай-Еразм и др.) высказывали глубочайшие мировоззренческие идеи.
Византийские Отцы Церкви, даже те, кто получил прекрасное философское образование, в большинстве своем относились к философии отрицательно как к одному из видов чуждой христианству «эллинской премудрости» и «философским хитросплетениям». Еще святители IV века, например Афанасий Александрийский, не считали диалектику, рассудочные построения средствами познания Бога вследствие их субъективизма: «У нас, христиан, таинство боговедения не в мудрости языческих умствований, но в силе веры, даруемой нам от Бога Иисусом Христом» (Афанасий Великий. Творения. Свято-Троицкая Лавра. 1903. Ч. 3. С.238).
Василий Великий писал, что не только Сущность Божественная, но и сущность тварная не могут быть выражены понятиями: анализ никогда не может исчерпать содержание объектов нашего восприятия; всегда остается некий иррациональный «остаток», который от этого анализа ускользает: это – непознаваемая логическим путем основа вещей, то, что составляет их истинную сущность (см: «Богословские труды», Сб. 8. С. 22).
Иначе говоря, все хитроумные философские системы – это лишь блуждания вокруг и около сущности, никогда ее не достигающие. В той или иной форме то же утверждали святители Григорий Нисский, Григорий Богослов, Григорий Палама, преподобные Иоанн Дамаскин, Исаак Сирин, Симеон Новый Богослов и другие авторитеты Восточной Церкви (Там же. С 22—24).
Святитель Иоанн Златоуст считал философию бесполезной – учениями, показывающими духовную немощь, тщеславие, дерзость и детский ум их создателей, не сумевших постичь Бога, а нередко и запятнавших себя различными пороками и недостойными поступками. Эти «внешние» учения лишь забивают голову и затемняют ум, мешая принять божественные вещания, слова Христа (Иоанн Златоуст. Слова и беседы на разные случаи. СПб., 1864. T.I. C.163, 374—375).
Подводя итог многовековой истории развития православного богословия, выдающийся богослов XX века В. Н. Лосский писал, что Церковь боролась «и всегда будет бороться с учениями, которые, восставая на непознаваемость Бога, подменяют философскими понятиями опытное познание сокровенных глубин Божиих.
Несмотря на всю философскую культуру и естественную наклонность к спекулятивному мышлению, Отцы Восточной Церкви, верные апофатическому началу богословия, сумели удержать свою мысль на пороге тайны и не подменять Бога Его идолами. Поэтому нет философии «более» или «менее» христианской: Платон не более христианин, чем Аристотель» («Богословские труды». Сб. 8. С. 20, 22, 27).
Иными словами, всякая философия – нехристианская. Нельзя познать Бога (а, следовательно, и мир) после сытного обеда с коньячком, усевшись в мягкое кресло с сигарой в руках и пустившись в интеллектуальную игру, в обмен силлогизмами. Познание Бога (и мира) требует громадного духовного труда, обуздания своих страстей, искоренения пороков и эгоизма – это и есть «узкий путь» жизни-подвига.