]
[ТИТР] Таинственный случай в прозекторской кафедры судебной медицины Императорского университета Кюсю.
[ПОЯСНЕНИЕ] Как видите, экран абсолютно черный, будто лак уруси[58]. Следовательно, комментировать пока нечего, но я прошу вас приглядеться получше. В верхнем левом углу экрана, темном, как черный сатин или бархат, как ночное небо, по которому летит воронья стая, едва виднеется бледно-голубой огонек — вот он, кружочек с неровным краем, напоминающий светлячка… Это слабо фосфоресцирует содержимое стеклянной тарелки: в ней лежит желудок гейши, которая отравилась новомодным крысиным ядом.
Думаю, господа, вы уже поняли, что эта тьма совсем необычная. Перед вами вид на прозекторскую кафедры судебной медицины Императорского университета Кюсю, а показан он через дырку в полу чердака, куда забрался сегодня ночью доктор Масаки.
Здесь часто бывают дворники, в которых проснулся вуайеризм, и порой заглядывают чересчур любопытные журналисты, чтобы посмотреть на вскрытия. Дырка, напоминающая букву Y, тут очень давно, и благодаря небезуспешным попыткам ее расширить, если чуть повернуть голову, можно увидеть прозекторскую целиком. Надо признать, что здесь, несмотря на тесноту чердака, чувствуешь себя комфортней, чем в вагоне третьего класса! А грязный фосфоресцирующий сосуд на самом деле находится на столе в углу, но фильм снимается вертикально, поэтому его видно вверху кадра.
Не стоит и уточнять, что в комнате, кроме этого сосуда, есть и другие предметы. Однако плотно закрытые ставни и входная дверь не позволяют мраку рассеяться, поэтому, кроме стеклянного сосуда, не видно ничего. В мертвой тишине лишь камера доктора Масаки прокручивает темную, как лак уруси, пленку цветного звукового фильма с титрами: пятьдесят сяку… сто сяку… двести сяку… триста сяку…
И для чего доктору Масаки так мучиться и тащить свою кинокамеру с двумя микрофонами и с двумя линзами для цветного звукового фильма с титрами под крышу прозекторской?! Зачем он терпеливо вглядывается в эту темноту? Камера все продолжает снимать… Да разве пристало профессору, наделенному всяческими регалиями, вести себя подобно крысе?! Вероятно, дамы и господа, вы пребываете в недоумении, но все объяснится позже, а пока я не буду тратить на это время.
Одиннадцатый час вечера, 26 апреля 1926 года… С того момента как совершилось таинственное преступление, замешанное на психической наследственности Итиро Курэ, прошло примерно двадцать часов… Черная пленка крутится и крутится: пятьсот футов… восемьсот футов… тысяча футов… тысяча пятьсот футов… На экране все так же темно и тихо, и лишь фосфоресцирующий сосуд привлекает к себе взгляды… В то же время где-то далеко-далеко, в комнатке швейцара, бьют часы. Три… два… раз… Бом… бом… бом… бом… бом… бом… бом… бом… бо-о-о-о-ом…
Когда часы бьют одиннадцать, стучит деревянная крышка и сразу же мрак перед нашими глазами прорезается светом, да таким ярким, что кружится голова. Все пространство заливает свет. Похоже, в комнате таился некто, и сейчас он включает одну за другой четыре лампы силой в двести свечей. Теперь вы видите все!
О нет! Какой же тут творится ужас…
Прежде всего бросается в глаза крепкий овальный стол для вскрытий, что стоит в центре комнаты, это от него исходит зловещее сияние. Когда-то белый мрамор этого стола был великолепен и свеж, но из-за многочисленных вскрытий его пропитали кровь, жир и грязь, придавшие ему столь мрачный оттенок.
Недалеко от изогнутого черного валика, который валяется на этом столе (в левой части киноэкрана), поблескивает длинная цилиндрическая деталь стерилизатора Шиммельбуша[59] — ее наверняка делали по спецзаказу. Неземной вид! Бесконечные тонкие струйки пара, выходящие из бесчисленных отверстий, напоминают гигантский собор или средневековую тюрьму. Затем… быть может, вы еще не заметили, у стены, под правым окном, находится странный длинный ящик, покрытый белой тканью. Разумеется, это гроб, в котором лежит покойник. Впрочем, гробом в прозекторской никого не удивишь… но этот все же привлекает внимание. Быть может, потому, что он покрытый дорогим, в каком-то смысле даже элегантным шелком?.. Должен сказать (с вашего позволения, я чуть отклонюсь от темы), что практически никогда в прозекторскую кафедры судебной медицины не вносили столь роскошные гробы! Чаще всего это бывают ящики из грубо отесанных досок, на которых мелом указан номер.
Вокруг этих странных объектов — стола, стерилизатора и гроба — расположились тени самых разных предметов — пробирок, реторт, лабораторных стаканов, колб, больших и малых бутылок, скальпелей, а между ними — золотые, серебряные, белые, черные приборы и устройства… На полу, на столе, на полках выстроились фиолетовые, коричневые, молочно-белые и бесцветные стеклянные сосуды и бурые глиняные горшки. В них покоятся куски серой плоти, кости кобальтового оттенка, кровь цвета сепии… И все это в ослепительном холодном свечении, которое пробирает душу немотой. Оно колет и режет, создавая симфонию странных проекций, теней и форм…
Но вот… смотрите! Между гробом, покрытым белой тканью, и белым мраморным столом встает во весь рост странный черный человек… Голова его и тело облачены в темно-серый прорезиненный костюм, на руках двойные черные перчатки из шелка, на ноги надеты высокие резиновые сапоги вроде тех, что носят рыбаки в холодную зимнюю пору, а на лице черная маска с прозрачным целлулоидным окошком в желтой рамке — видны только глаза. Всем своим обликом он напоминает одного из тех колдунов, что едят сердца врагов, или жуткую куколку темной бабочки в центре рощи, увеличенную в несколько тысяч раз… Какой он высокий — вот так запросто вытянул руку и включил свет! Я думаю, после этих слов вы уже догадались, о ком речь. Этот таинственный индивидуум, создатель знаменитого, первого в мире метода определения родства путем анализа крови, человек, который в настоящий момент пишет известную диссертацию под названием «Психиатрическая преступность и методы ее расследования», не кто иной, как светило судебной медицины, доктор Кётаро Вакабаяси!
Можете ли вы представить, что глубокой ночью, через двадцать часов после того загадочного преступления, в котором замешана психическая наследственность Итиро Курэ, доктор Кётаро Вакабаси, специалист по судебной медицине, тайно пробирается в прозекторскую с какой-то целью? Он завершает ужасающие приготовления и ждет, пока часы пробьют одиннадцать. И вот, когда засыпает и дворник на страже, и весь медицинский персонал, он включает свет… Дамы и господа, неужто вы до сих пор не поняли, какие ужасы тут творятся?!
Конечно, непосвященной публике может показаться, что все идет своим чередом: сейчас доктор Вакабаяси начнет вскрытие того трупа, что лежит в гробу…
Но сами посудите, почему же в комнате нет ни одного ассистента доктора Вакабаяси? Обычно при таком важном деле, как вскрытие, присутствуют один или два помощника… Однако доктор Вакабаяси, как видите, никого не позвал и вынужден исполнять эту важную и конфиденциальную работу в полном одиночестве… И еще: обе двери в прозекторскую тщательно закрыты, в них вставлены ключи, а значит, все не случайно! Видимо, это не рутинное вскрытие трупа и мы имеем дело с тайной!
Но пока мы занимались размышлениями, доктор Вакабаяси подошел к раковине в углу комнаты, тщательно вымыл руки, не снимая перчаток, медленно наклонился, сбросил белое покрывало, откинул массивную крышку гроба — невиданного прежде в этой комнате — и достал оттуда тело девушки в роскошной одежде.
Если вы помните предыдущие объяснения, то, думаю, уже догадались, кто она такая.
Действительно, это невеста Итиро Курэ, главного фигуранта преступления, о котором мы говорили раньше. Недавно должна была состояться их свадебная церемония. Девушку зовут Моёко Курэ. Она — неслыханная красавица, которой в этом году должно было исполниться семнадцать лет. Итиро Курэ — ее жених невиданной привлекательности, главный пациент «Клиники свободного лечения» и киногерой в сверхважном, сверхвременном, сверхинтеллектуальном психологическом фильме компании «Кэй & Си Масэйки».
Теперь же Моёко Курэ, главная звезда ленты, призванная выразить фантастическое очарование и ужас психиатрии, появляется на экране в виде трупа в гробу…
На ней утикакэ модного в нынешнем сезоне цвета полной луны[60], на котором вышита сосна в ослепительной весенней дымке. Три абсолютно новых, аккуратно надетых кимоно фурисодэ[61] запахнуты на левую сторону, как и положено покойникам. Фиолетовый шелковый подол украшен узором из журавлей. Пояс оби вышит золотыми и серебряными парчовыми нитями… И эта необыкновенная, ужасающая красота лежит в гробу из белого дерева…
Достаточно беглого взгляда на умершую, чтобы понять: случилось нечто, выходящее из ряда вон. И картина эта столь горька, что при одной мысли о людях, положивших несчастную во гроб, щемит сердце.
Однако доктор Вакабаяси по своему характеру само воплощение науки и чужд каких-либо сантиментов. Делая вид, будто равнодушен к роскошной одежде, он бесцеремонно отодвигает утикакэ, оби и тройное фурисодэ к краю гроба. Теперь мы видим лицо, покрытое белым шелком, белые сложенные ладони, связанные шелковой лентой запястья, алый нагадзюбан[62], выкрашенный в технике юдзэн[63], пояс сигоки[64] в алую крапинку, алое юмодзи[65], которое будто пылает, и бледные лодыжки в белых носках-таби[66]…
Доктор Вакабаяси достает черными руками девушку из гроба под яркий свет электрических ламп. Невообразимый ужас и невообразимое очарование этой сцены контрастируют с холодными и бесстрастными образами инструментов и машин, что выстроились безжалостными рядами в прозекторской. Но сильней всего терзает душу блеск ее длинных черных волос и следы густых белил и помады на усталом лице. И еще… О! Посмотрите на это!