Миша протянул Петрову его часы — пятый час дня — поискал воды, нашел пустой стакан на комоде и сконфузился:
— Сидите, я сейчас принесу вам попить!
— Я сам схожу, — улыбнулся Петров.
Женя собрал постельное белье и пошел на улицу умываться. Возле рукомойника его поймал раздраженный и взъерошенный Ильф. Он затащил Петров на кухню, поставил перед ним стакан сладкого чаю и принялся жаловаться на Приблудного:
— Скажите мне, Женя, что в голове у этого идиота? Он, видите ли, решил пошутить. Посмотрел, как Миша бегает от меня с воплями, и решил, что будет забавно, если вы так же побегаете. Воспользовался тем, что я ночевал у Анвара, спрятал все «улики» и принялся убеждать вас, что я был вашей галлюцинацией. А когда это не сработало… это же не сработало?.. — Иля бросил на него острый взгляд.
— Черта с два, — ухмыльнулся Евгений Петрович.
— …Ванька сказал, что вы стали над ним смеяться, и он обиделся. У него тут есть друг-психиатр, он как-то уговорил его помочь… не представляю, кем надо быть, чтобы согласиться в этом участвовать, — Ильф снова фыркнул, — и они подсыпали вам что-то из той дряни, что применяют на пациентах. Ванька сказал, для лучшей внушаемости. Мы с Ширяевцем вызвали врача, он посмотрел вас и сказал, что везти в больницу необходимости нет, и все, что вам нужно, это покой. Даже промывать желудок уже смысла нет. Вот вы и спали почти сутки. А этого идиота Приблудного я очень хотел сдать в милицию. Повезло ему, что у Миши еще не были готовы документы, и что Ширяевец просил не поднимать шумиху.
— Вот именно, давайте без милиции, — пробормотал Петров, допивая чай в два глотка. — Все же обошлось. Расскажите лучше, как с Мишей.
Иля поправил пенсне, налил Жене еще чаю и коротко рассказал про оформление временного удостоверения личности и неоценимую помощь Анвара в сопровождении Миши по инстанциям. На середине рассказа пришли Клюев с Ширяевцем, они тоже переживали, и не в последнюю очередь насчет Ваньки.
Особенно Клюев.
— Все в порядке, — улыбнулся Петров.
Он не был уверен, что непутевого Ваньку следует подвергать всяческим карам и уж тем более тащить в милицию.
Пожалуй, в этом не был уверен даже Ильф. Впрочем, он все еще был не в настроении. Петров видел, что соавтор только-только начал успокаиваться, убедившись, что все обошлось. Он старался не демонстрировать раздражение при их гостеприимном хозяине, но Женя все равно прекрасно понимал, в каком Ильф настроении.
— Пожалуй, я схожу прогуляюсь, — решил Петров, поблагодарив Ширяевца за чай. — Скажите только, Ильюша, что мы планируем делать с трупом Приблудного?
— Пусть труп делает все, что хочет, — фыркнул соавтор, выходя вместе с ним во двор. — А мы с вами пойдем в оперу, музыку послушаем. Раз уж вы хотите сходить погулять.
Петров спросил, кого еще звать, и Ильф снова фыркнул:
— Никого не зовем, я устал от этих ужасных толп. Это вам вечно нужно с кем-то общаться, чем больше, тем лучше. А мне требуется отдохнуть от идиотов.
Женя с улыбкой вытащил сигарету.
Иля недовольно посмотрел на него:
— Ну, что вы. На вас, — он выделил голосом «вас», — я не сержусь. Пойдемте, пойдемте, я так давно не был в опере.
Ильф наотрез оказался звать не только Приблудного или Ширяевца, но и даже рыжего Мишу, заявив, что они уже выразили друг другу все братские чувства и должны отдохнуть друг от друга. Евгения Петровича не оставляло ощущение, что с Мишей у соавтора тоже не все так гладко, но расспрашивать дальше он опасался — Иля и без этого цеплялся к любому неосторожному слову, и даже молчание у него получалось мрачным и недовольным. Петров даже задался вопросом, как товарищи выдерживали его в таком виде почти сутки.
Впрочем, после двадцатиминутной прогулки до оперы Ильф сам поднял эту тему:
— Знаете, что меня беспокоит? Я очень боюсь, как бы Ванька не додумался начать шутить над моим братом. Тогда нам точно придется труп прятать, — он помолчал и добавил. — Знаете, все же вчера вы ужасно меня напугали. В какой-то момент у вас был взгляд, как у Миши. Я уже был готов ловить вас по всему Ташкенту.
Женя тихо засмеялся, и Ильф положил руку ему на плечо:
— Ну, вот, вы смеетесь, уже лучше.
— А вы еще сердитесь, — улыбнулся Евгений Петрович. — Не отпирайтесь, я же вижу. Кстати, раз уж мы начали обсуждать нашего друга Ваньку Приблудного. Я за него слегка беспокоюсь…
Он попытался поднять тему Ванькиного подозрительного Учителя, но Иля снова взъерошился:
— Нет, Женя, давайте пока без Приблудного!.. Я не выдержу.
— Хорошо, обсудим потом, — не стал настаивать Петров.
В опере шла «Кармен» Бизе. Евгений Петрович долго выспрашивал в кассе, на каких местах в ташкентской опере лучший звук. Сначала им попытались выдать под это дело шестой ряд партера, и Женя принялся уточнять, какие гениальные строители проектировали здание, потому, что в большинстве театров между пятым и десятым рядом расположена «звуковая яма», где звук пролетает буквально над головами.
Смущенный Иля — а он всегда смущался в таких ситуациях — недовольно шипел, какая разница, где сидеть, у Жени же все равно одно ухо почти не работает. Петров не стал его слушать и довел дело до конца.
Они сели в полупустом бельэтаже. Началась увертюра, и Петров вспомнил, что опера «Кармен» ассоциируется у Ильфа с неприятным. Как он сказал?..
«Знаете, я был так счастлив. Те две секунды, пока вы не повернулись… ну, пока не повернулся тот человек, который сидел рядом со мной».
Петров тихо тронул друга за локоть:
— Черт, Ильюша, я совсем забыл. Хотите, уйдем?
— Что… а! Да, вы действительно мерещились мне на «Кармен», — Ильф чуть улыбнулся. — Я не хочу уходить, все в порядке. Спасибо, что помните.
— Мы еще можем пойти в кино… — на них стали шикать, и Петров замолчал.
Покой ташкентских театралов они больше не нарушали, и даже в антракте почти не разговаривали. Хотя они в принципе не имели привычки болтать в театре или кино — ну, разве что если смотрели что-то совсем ужасное.
— Ну, как вам, Женя? Понравилось?.. — спросил Ильф уже под занавес.
Его голос, кажется, дрогнул, но за те секунды, что потребовались Петрову, чтобы отвлечься от музыки и повернуться к другу, на губах Ильфа уже появилась торжествующая улыбка.
И Женя улыбнулся в ответ:
— Очень понравилось! Прекрасная вещь!..
Потом они медленно шли домой, и Петров с восторгом рассказывал, что именно прекрасно в ташкентской постановке «Кармен», и как ему это понравилось. Он так соскучился по опере, что даже простил ташкентцам совершенно варварское сокращение куплетов Эскамильо во втором действии.
— А вам как, Ильюша?..
— Мне тоже очень понравилось, Женя, — спокойно ответил Ильф. — Не зря сходили. По крайней мере, мне расхотелось убивать некоторых бестолковых товарищей и складировать их тела в сарае. Вот она, сила искусства. Ну что ж, пойдемте. Завтра встанем пораньше, возьмем билеты в Москву. Мне бы хотелось поехать на поезде: так дольше, но не так обременительно по деньгам. Вы же не будете против? Отлично: возьмем билеты на послезавтра, а завтра еще погуляем, посмотрим Ташкент.
ИнтерлюдияТелеграмма Учителю
Текст телеграммы приводится по копии, обнаруженной А. Ширяевцем в сарае.
Кому: угол оборван, можно разобрать только: «…ин Г.Е.»
Куда: Главпочтамт, до востребования.
ДОРОГОЙ УЧИТЕЛЬ ВСКЛ ЗН ВСЕ ПОЛУЧИЛОСЬ СПРЯТАЛ ВЕЩИ СКАЗАЛ ЖЕНЕ ОТВЕЛ БОРЕ ПОДТВЕРДИЛ ТЧК ПОДСЫПАЛ ЧАЙ ТЧК ХОДИЛ МРАЧНЫЙ ВЗЯЛ ВЕРЕВКУ ПОЧТИ ЗАЛЕЗ ТЧК ИЛЬФ ЗАРАЗА ПРИШЕЛ РАНО ИСПОРТИЛ УСПОКОИЛ ТЧК ЧАС КРИЧАЛ ТЧК НЕТ НЕ ПОНЯЛ ПОДУМАЛ ШУТКА ОЧЕНЬ ЗЛИЛСЯ ТЧК СКОРО ДОМОЙ ТЧК РАССКАЖУ ПОДРОБНО ТЧК ПОСЫЛКИ ВЗЯЛ ВЫЕЗЖ ПОЕЗД ТЧК.
Часть 2Три смерти на троих
Глава 12
15.08.1942.
Москва. Место: данные изъяты.
Имя: данные изъяты.
Сегодня начальство не орет, а ходит по сараю кругами и восхищается:
— Отличная работа! Просто великолепно! Мастерство сразу видно!
— Надеюсь, вы не решили расплачиваться со мной комплиментами, — бормочу я, изучая его лоснящуюся физиономию.
Вообще-то я редко вижу этого типа довольным. В другое время я насладился бы этим удивительным зрелищем, но сейчас мне как-то не по себе. У нас сегодня день расчета за чучело, и сумма там достаточно крупная, а начальник у меня — скопидом. Сейчас решит сэкономить, и все. Амба.
Впрочем, дело не в экономии. Просто в какой-то момент бесценные исполнители превращаются в ненужных свидетелей.
И вот я стою в углу, упираясь боком в разделочный стол (пришлось отодвинуть его к стене, чтобы освободить место для экспозиции) и прикидываю, успею ли я схватить свой разделочный нож.
А начальник поет дифирамбы чучелу Ленина.
И я не могу с ним не согласиться.
Ленин сидит в глубоком кресле. Я нарядил его во фрак, голову чуть откинул назад, а руки сложил на коленях. Желтоватая кожа на его изможденном лице засохла пергаментной маской, бородка торчит вперед, стеклянные глаза отражают свет.
И на живого вождь мирового пролетариата совсем не похож.
Хотя мой начальник живого и не заказывал. Я сразу предупредил, что никогда не работал по людям, и чучело может выйти страшненьким. Собственно, оно таковым и вышло.
— Неровная кожа это издержки от быстрой сушки, — говорю я. — Ну вы же сами сказали поторопиться.
Крупные животные сушатся полтора-два месяца, а мне пришлось уложить в полтора месяца вообще все работы, включая убийство. Да, и какому нормальному таксидермисту придет в голову начинать работу, пока тушка еще жива?!
Кстати, после того, как начальник сказал, что внутренности придется вытаскивать у живой жертвы, я впервые подумал, а не погорячился ли с этой авантюрой.
— Великолепно, великолепно! — продолжает восхищаться начальник. — Но пахнет мерзко. Долго эта вонь будет выветриваться?