— Я понял, могли бы не расшифровывать, — ухмыльнулся Петров. — А прототип не обидится?..
— Он не узнает.
— Ильюша, вы, кажется, недооцениваете аналитические способности Михаила Булгакова. Как он может не догадаться, когда у вас прямым текстом записано, — Петров наклонил голову и с выражением зачитал, — «Сюжет: посмертное многоженство Булгакова. Разводов не было, жены умерли раньше. Роковая встреча. Квадрат. Счастливый конец».
Он вернул соавтору записную книжку и задумался, прикидывая, нельзя ли выкинуть персону Булгакова без ущерба для сюжета. В конце концов, хорошая романтическая комедия еще никому не помешала. Главное, внимательно следить, куда они ее потом продадут, чтобы не наступить на те же грабли, что со злополучным «Цирком».
— А если и догадается, — нежно сказал Ильф. — Так какая же в том беда?.. Он у себя в «Мастер и Маргарита» кого только не описывал, так что пусть терпит. Женя, вы вечно ворчите, что я не хочу работать, так давайте пока отложим обед и быстренько набросаем план. Давайте, вытаскивайте эту жуть про ГОЭЛРО из печатной машинки, допишем потом.
После шести Приблудный вернулся и продолжил настойчиво просвещать Петрова и Ильфа относительно правил общения с Учителем.
Для начала Ванька запретил им поднимать в разговорах с Учителем религиозные темы и велел не шарахаться, если он захочет кого-то перекрестить. После чего, убедившись, что соавторы не собираются вступать в теологические беседы, вошел во вкус: запретил делиться подозрительными теориями про секты и вспоминать про эпизод с веревкой в Ташкенте, наказал держаться сдержанно и непринужденно, и так далее.
Петров старательно клялся по каждому пункту. Ильф сперва тоже клялся, а потом устал и только кивал в знак того, что на него все это тоже распространяется. В итоге они наобещали больше, чем на собственных свадьбах, хотя Ваня все равно остался недоволен.
Плюс Ильфу опять влетело за носки — там как будто действительно был какой-то пунктик на этот счет. Правда, Петров так и не понял, было ли это причудой Учителя или личной инициативой задерганного Приблудного.
Бедняга, он так волновался из-за этой встречи, что они решили не заходить после работы в столовую и поехали к Учителю на сорок минут раньше назначенного. Петров не видел ничего ужасного в том, чтобы пропустить ужин — они же все равно не обедали — зато Ванька слегка успокоился.
Учитель жил в старой дворницкой на Среднем каретном переулке. Вход в дворницкую располагался чуть в стороне от подъездов, и получалось, что Учитель отгораживался от основного двора целой батареей мусорных баков, а от баков — густыми кустами сирени. Евгений Петрович подумал, что тут, наверно, очень красиво весной.
А Ильф — что это идеальное место для сектантского притона.
— Бросьте, Ильюша, никто не будет устраивать притоны в двух минутах ходьбы от Петровки, 38, — возразил Женя, поглядывая на дверь, за которой исчез Приблудный.
— Это не делает «Учителя» менее подозрительным, — Ильф тоже бросил на дверь осторожный взгляд и, не увидев никакой опасности вроде подслушивающего Приблудного, насмешливо улыбнулся Петрову, — знаете, Женя, в последнее время вы слишком влюблены в Диккенса. Перечитайте Честертона, там много чего интересного. Помните, из «Сломанной шпаги»: «Где умный человек прячет лист? В лесу. Но что ему делать, если леса нет? Он сажает лес, чтобы спрятать лист. И если ему надо спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес».
— …«а если ему надо спрятать мертвое тело, он прячет его под грудой мертвых тел», — закончил Петров. — Ну-ка, Ильюша, и где вы по такой логике собираетесь размещать притоны?.. Ну?
Ильф фыркнул, но не сдался и принялся сочинять сеть преступной логистики. Петров вспомнил работу в одесском уголовном розыске в молодости и с удовольствием поучаствовал в обсуждении. Появившийся Приблудный скользнул по ним подозрительным взглядом, но предъявить ничего не смог — соавторы уже давно перешли от сектантских притонов к общеуголовным. Правда, Евгений Петрович подозревал, что Ильф завел эту беседу специально с расчетом на то, что Ванька подслушает.
— Учитель просит немного подождать, — сказал Ванюша, после чего усадил Петрова и Ильфа на лавочку и принялся развлекать байками о том, как он отучал соседей кидать под дверь дворницкой всякий мусор.
Это была совершенно очаровательная история, и закончилась она тем, что Приблудного и особо буйных соседей замели в каталажку, и Учителю пришлось вызволять оттуда всю честную компанию в количестве пяти человек.
— Еще бы вас не схватили, — улыбнулся Петров. — Вы же живете на задворках у московской милиции.
— Черта с два я бы тут поселился, если бы не Учитель!
Ильф уточнил, не против ли дорогой наставник соседства с милицией, и Ванька легкомысленно отмахнулся:
— А, ему так спокойнее. Его же убили террористы-буржуи, — он посмотрел на удивленные лица соавторов и задрал нос. — У меня, знаете, они все записаны. Один из них уже умер, я набил ему морду, а еще два, черти, живут. Ну, ничего, ничего…
Он резко замолчал, потом драматически зашипел «вы ничего не слышали», и, развернувшись носом к открывающейся двери, изобразил у себя на лице гримасу прилежного гимназиста и, наконец, с несвойственным для себя легким смущением пробормотал:
— Товарищи, познакомьтесь, это Григорий Ефимович. Ну, Распутин Григорий Ефимович.
Драматический эффект от появления легендарного старца слегка смазало то, что дворницкая располагалась чуть ниже уровня земли. Так что сначала Петров увидел макушку Распутина с небольшой лысиной на проборе, а уже потом встретил его тяжелый и мрачный взгляд.
На вид Учителю было лет пятьдесят, он был высок, лохмат и бородат. Неизвестно, то ли Приблудный и его заставил принарядиться, то ли он всегда так ходил, но одет он был в длинное черное одеяние а-ля «крестьянский поэт Николай Клюев». Из-под полумонашеской рясы (кажется, она называлась «подрясник») выглядывали пыльные сапожки, и Петров невольно посочувствовал Распутину, подумав, что Ваня пилит его за сапоги так же, как пилил Ильфа за носки.
В растрепанной бороде Учителя застряли хлебные крошки, и, судя по выразительному взгляду Ванюши, за них Распутина ожидала отдельная нотация.
— А это Евгений Петрович Катаев, — Приблудный ткнул пальцем в Женю.
Петров взглянул на Ваньку с легким удивлением — его уже лет двадцать никто не представлял как «Катаева». Псевдоним «Петров» прилип к нему так же надежно, как к его другу и соавтору прилипло ироничное фыркающее «Ильф».
— Рад знакомству, — церемонно склонил голову Учитель, и Ванька, не любивший официоз, недовольно насупился.
— А это Иехиел-Лейб Арьевич Файнзильберг… если я ничего не перепутал в вашем еврейском имени.
— Не перепутали. Но я предпочитаю «Илья Арнольдович», — Ильф спокойно протянул Распутину руку, и Петров последовал его примеру.
Учитель повернулся к нему всем телом. Рукопожатие у него было твердым и крепким, и сопровождалось испытывающим взглядом пронизывающих светлых глаз.
Евгений Петрович почувствовал себя неуютно: такие загадочные неморгающие взгляды его нервировали. Ильф незаметно коснулся его локтя, чуть улыбнулся и закатил глаза — стараясь, впрочем, чтобы этот жест не увидели Учитель с Приблудным.
— Пойдемте в квартиры, — предложил Распутин. — Поужинаете с нами?
— Спасибо, мы ели, — отказался Петров.
Когда конкретно они ели, он уточнять не стал. Распутин тоже не стал настаивать — он театрально развернулся, продемонстрировав замызганные штаны под подрясником, и потащил Приблудного в дворницкую. Соавторы последовали за ними.
Пока они спускались, Иля тихо тронул Петрова за плечо и усмехнулся в ответ на его вопросительный взгляд:
— Вот выйдем, я вам кое-что расскажу.
Сразу от входа у Учителя была то ли прихожая, то ли гостиная, темная, маленькая и тесная. Круглый стол, который явно притащили из кухни, смотрелся в ней чужеродно, а расставленные по кругу стулья касались спинками стен. Распутин, не разуваясь, устроился на дальнем стуле, возле двери в следующую комнату, по правую руку от него плюхнулся Приблудный на правах любимого ученика, с левой стороны Учитель посадил Ильфа, а Петров оказался между Илей и Приблудным и спиной к выходу. Потом они с Ильей Арнольдовичем еще раз отказались от ужина, и…
— Григорий Ефимович, — негромко сказал Ильф, — у нас есть к вам претензии.
— Вот так сразу, да? — обиженно буркнул Приблудный.
Он не выглядел таким нервным, как утром — видимо, перестал беспокоиться, что встреча сорвется — и это был несомненный прогресс. Однако никто не говорил, что Ванька не будет на них обижаться.
Распутин хмыкнул, вытащил из кармана подрясника потрепанный кошель, отсчитал, высунув кончик языка, сколько-то там рублей и сунул их в ладонь Приблудного:
— Ванюша, сходи, купи полкило сахару к чаю. А мы пока с товарищами побеседуем. Давай, морду не криви, — ворчливо добавил Учитель, без труда читая отсутствие энтузиазма на Ванькином лице. — Иди с Богом.
— Ладно, ладно, не ворчи, — пробурчал Ванюша, не глядя запихивая деньги в карман. — Опять твои дурацкие секреты…
Распутин театрально взмахнул руками, и Петров поймал себя на приступе невольной симпатии. Он взглянул на Ильфа — соавтор тоже, кажется, чуть смягчился.
Ванька затопал вверх по лестнице. Женя дождался, когда его шаги стихнут, и посмотрел на Учителя.
Распутин поймал его взгляд и прижал палец к губами:
— Ванька любит подслушивать под дверью.
Он бесшумно встал, закряхтел, поднимаясь по лестнице, высунулся во двор и вернулся. Ильф отвернулся, скрывая насмешливую улыбку: кажется, он тоже считал, что Распутин способен распугать своим кряхтением не только подслушивающего Приблудного, но и вообще половину двора. Впрочем, когда Учитель снова уселся за стол, глаза Или снова сделались строгими и серьезными.
— Григорий Ефимович. Ваня за вас поручился, но нам все же хотелось бы получить объяснения. Нам не нравится, что вы заставляете нашего друга, Приблудного, травить Евгения Петровича психотропными препаратами. И дальнейшие манипуляции с попыткой суицида тоже. Как и в целом ваше влия…