— Что вы, Ильюша, я никогда так не подумаю! — возмутился Женя. — Это какой-то идиотизм.
Ильф осторожно взглянул на него и тут же отвел глаза. Петров невольно порадовался, что он не настаивает на логическом обосновании. Потому, что после фразы «в виде галлюцинации вы бы всегда были рядом, и я бы никогда не оставался один, когда мне плохо» соавтор с ним неделю не будет разговаривать.
Вместо этого Женя спросил:
— Я могу чем-то помочь?
— Поговорите с ним, — попросил Иля. — Я должен точно знать, так это или нет. Может, это я переволновался и веду себя как идиот, а брат совершенно нормален.
Евгений Петрович пожал плечами:
— Приводите, поговорю. Когда лучше, завтра? Кстати, вы можете воспользоваться наработками Ганса Гросса. Не зря же он издевался над несчастной дверью.
— Увольте, я не хочу слышать, как мой брат рассказывает вам, что я галлюцинация. А сейчас сможете? Если, конечно, вы не очень устали. У него в общежитии есть телефон, я бы позвонил коменданту и попросил отправить Мишу сюда. Сказал бы, что мне нужно на допрос к Гансу, а вы тут одни.
— Да пожалуйста, — не стал возражать Женя. — Главное успеть, тут же приемное время. Ну, если что, завтра придете, расскажу подробности.
Иля, разумеется, не захотел откладывать все на завтра. Петров выпроводил Мишу Файнзильберга в пять часов, а Ильф появился в палате в девятом часу вечера и в сопровождении Ганса, который, впрочем, тут же попрощался и ушел — Женя понял, что соавтор попросил следователя провести его в больницу.
Ильф выглядел встревоженным и уставшим, так что Петров даже забыл о том, что хотел поговорить с Гансом. Точнее, не забыл, а счел это несущественным. Там все равно была очень скользкая и щепетильная тема, которая к тому же не требовала немедленного решения.
— Садитесь, Ильюша, — предложил Женя.
Сам он сидел на кровати, опираясь спиной на подушку, и боролся с желанием прилечь.
Ильф пододвинул стул поближе к кровати и фыркнул:
— Там что, такие новости, которые лучше слушать сидя?
Петров невольно улыбнулся:
— Вовсе нет, он просто иногда вас стесняется. Не привык общаться. На всякий случай я поговорил с врачами, и они считают, что все в порядке. Рекомендуют Мише новые впечатления.
— Будут ему новые впечатления, Женя, — мрачно пообещал Ильюша. — Завтра я напишу Анвару с Тохиром, пусть приезжают.
— А еще Миша принес записку от Приблудного, — вспомнил Евгений Петрович. — Вот, посмотрите, Ванька умоляет о встрече.
— Хм. Я предлагаю сразу отдать это Гансу. Или вам не хватило встречи с Распутиным?
— Хватило, — вздохнул Женя. — Согласен, только давайте сделаем это завтра. Кстати, там еще есть записка для Ганса. Ну, я не стал туда лезть, боюсь оказаться в подозреваемых. Завтра передадим. А пока я немного полежу, хорошо?
— Отдыхайте. Я пойду.
Петров расправил подушку, лег на нее щекой, накрылся одеялом и повернул голову, наблюдая, как Ильф собирает мелкие вещи и уходит.
В последнее время смотреть на это было неприятно.
— Вы очень торопитесь?.. — тихо спросил Петров.
— Нет, Женя. Просто мне показалось, что я мешаю вам отдыхать. Хотите, посижу тут, пока вы не заснете? Ну, или пока персонал не выгонит. Тут же еще не все запуганы Гансом.
— Хочу.
Глава 19
28.08.1942.
Москва, место: данные изъяты.
Имя: данные изъяты.
Спустя неделю после инцидента с неудачным отравлением Распутина мы с дорогим начальством снова встречаемся у меня в сарае. Конец августа, в Москве уже прохладно, и руководство ходит в легком пальто с подозрительными выпуклостями в районе карманов. Не доверяет.
Ну, у меня тоже оружие есть. Материальное, в виде ножика в кармане, и интеллектуальное. Последнее, правда, не мое, а второго «дорогого начальника», занудного и раздражающе-педантичного Ганса Гросса.
— Какой интересный список! — восхищается начальство, сидя на кривоногом стульчике. — Сколько тут прекрасных фамилий!
Не знаю, где он увидел фамилии. В черном пижонском блокноте Ганса Гросса были только инициалы, и я их все аккуратненько выписал:
«Б.
Л.
Д.
ФД.
Вася».
Прелесть, как она есть. Но расшифровать можно, главное знать ход мыслей Ганса и фамилии тех, кто с ним работает. Вот и у дорогого работодателя с этим проблем не возникло. Правда, я не заметил, чтобы его это как-то обрадовало.
Хотя чего ему радоваться, у него все планы коту под хвост. Газеты уже неделю мусолят, как Григорий Распутин слетел с катушек, отравил одного из соавторов «Двенадцати стульев» миндальными пирожными и подался в бега. Правда, еще не все определились, какого конкретно: кто-то пишет про Е. Петрова, кто-то про И. Ильфа, а кто-то про обоих сразу. До Троцкого, царя Николая и ученого с вырезанной почкой никому уже дела нет.
Так что я неделю готовился к диким воплям и обвинениям в профнепригодности (ну, как маньяка). А тут мирный начальник и спокойный разговор, странно даже. В самом деле, как будто он сам Петрову яду подсыпал, а меня отправил к Распутину так, поглумиться.
— Я был о твоем Гансе лучшего мнения, — резюмирует подозрительное начальство, закончив восхищаться списком. — Он просто переписал в блокнот весь отдел. Только своего, хе-хе, помощника заменил на Дзержинского.
Забираю список и тыкаю пальцем в нужную строчку:
— А вот.
— А почему «Александр Васильченко» это «Вася»? — подозрительно щурится начальство.
— Спросите у Ганса, — фыркаю я. — Но вы, конечно, не спросите.
— Дерзишь? — изгибает бровь начальство. — Ладно, дерзи, дерзи. Ты молодец, сообразил не трогать Петрова. Но ничего, еще не вечер, сам понимаешь.
Я чуть не падаю со стула от этой неожиданной похвалы. Может, нанимателю стоит измерить температуру? Он, кажется, не в себе.
— Ну-ну, не таращи глаза! Я знаю, о чем ты думаешь. Ну, отравили Петрова и отравили, не насмерть же. Сейчас об этом все пишут, потому, что какая-то крыса разослала письма в редакции. Но через неделю все забудется.
Нет, я не поэтому «таращу глаза» — просто вспомнил, как чуть не убил бедолагу Петрова. Кажется, начальнику лучше об этом не знать.
Как и о том, что второй дорогой начальник, Ганс Гросс, решил вычислить преступника по запаху формалина от обуви. Хорошо, что я принял меры! Если, конечно, неугомонный криминалист не выдумал показания Петрова, чтобы посмотреть, кто из его чудесного списка подозреваемых побежит покупать новую обувь.
А этот список в блокноте? Никак не могу отделаться от мысли, что это очередная ловушка. С Ганса станется, я его знаю.
Валить его надо, валить. Я это еще когда предлагал, но от меня, видите ли, отмахиваются.
Хотя я, честно, не знаю, что проще — завалить первое начальство или сдать второе. А, может, убить второе и убежать?
Еще можно сбежать никого не убивая, но я же вроде маньяк.
В общем, вопрос сложный, и я на трезвую голову стараюсь об этом не думать. Это сейчас накрыло с чего-то. Наверно из-за обманутых ожиданий.
— Послушайте, а я вообще сильно вам нужен?.. — это я так, на всякий случай. На самом деле я не рассчитываю, что дорогой начальник позволит мне соскочить.
Вот, пожалуйста. Сразу нахмурил брови:
— Ты о себе слишком много не воображай. Чучело сделал, а в остальном незаменимых у нас нет.
Прекрасно: похоже, этот упырь просто сменил тактику с воплей на угрозы. Даже не думал, что он на такое способен. То есть угрожать и при этом орать это всегда пожалуйста, странно, что он это делает, не повышая голоса.
— Ганс тебя схватит, так ты меня даже сдать не сможешь, — доброжелательно продолжает начальство. — Ты же ни хрена обо мне не знаешь. «Меня нанял какой-то неизвестный мужик»?
Он прав. Чувствую себя идиотом — что, в принципе, не удивительно, я же с прошлой недели по вечерам бухаю. Отмечаю свое окончательное превращение в маньяка.
— А если ты решишь устранить меня физически, то будешь приятно удивлен.
Честно, лучше бы он орал. Мне так как-то спокойнее. А то эти намеки с угрозами очень нервируют. Вот, правильно я в позапрошлый раз мечтал до ножа дотянуться — сейчас-то все, поздно, начальство явно настороже.
А может, он и орать перестал только из-за того, что решил меня ликвидировать? Ну, кто знает?..
Ну, это уже перебор. Быть маньяком и параноиком одновременно это слишком. Надо выбрать что-то одно.
К тому же за паранойю у нас отвечает Ганс Гросс.
— Да с чего вы взяли, что я хочу вас сдать? Или вообще убить?! Я просто хотел… я просто хотел получить инструкции насчет того, что мне делать, если что-то пойдет не так!..
Замолкаю. Начальство ухмыляется, и мне от этого совершенно не по себе.
Горизонт планирования резко сужается, превращаясь в «дожить до завтра», когда работодатель отбрасывает усмешку и подманивает меня пальцем:
— Инструкции есть. Значит, так. Перестань тискать ножик в кармане, у меня есть кое-то получше.
Дорогое начальство вытаскивает сверток из кармана. Из платка появляется пистолет Люгера, кажется, незаряженный — ну, то есть начальник же не настолько рехнулся, чтобы таскать заряженный в кармане? Для таких развлечений люди кобуру придумали.
— Вот тебе парабеллум на случай всяческих неожиданностей. Чтобы ты, значит, из табельного никого не пристрелил, а то я тебя с прямыми уликами не отмажу. Откуда название, знаешь? Если такая поговорка на латыни, «Sivispacem, parabellum», — нравоучительно говорит начальник, после чего выдает русский перевод. — «Хочешь мира — готовься к войне».
Знаю, знаю, мы обсуждали это с Гансом Гроссом. Он рассказывал, что «парабеллум» это название патрона калибра 9 мм., само изделие называется «пистолет Люгера». Но в советской России «парабеллум» как-то прижилось лучше, чем «люгер».
Но речь не об этом.
— Ни за что не поверю, что вы, товарищ начальник, хотите мира. Только если в том смысле, в котором его хотел Александр Македонский.