т никаких объективных данных, позволяющих считать человека верхнего палеолита магистом, но в нашем распоряжении есть множество свидетельств его напряженного религиозного искания. «Односторонние утверждения о художественной магии палеолитического человека звучат крайне неубедительно. Напротив, его искусство все наполнено культовым и религиозным содержанием», – заключает Карл Нарр.[215]
«Палеолитические венеры»
Еще одним кругом верхнепалеолитических находок, имеющих значение, выходящее за пределы этой обыденной посюсторонней жизни, являются многочисленные фигурки, рельефы и рисунки женщин. Разумеется, и этот сюжет был сначала истолкован вполне материалистично, как проявление эротических наклонностей древнего человека. Но надо сознаться, эротизма в большинстве этих изображений немного. Фигурки палеолитических «венер», относящиеся большей частью к Ориньяку и в Мадлене исчезающие, показывают, что интерес к женщине тридцать тысяч лет назад весьма отличался от нынешнего. Лицо, руки и ноги проработаны в этих фигурках очень слабо. Подчас вся голова состоит из одной пышной прически, но вот все, что имеет отношение к рождению и кормлению ребенка, не просто тщательно прописано, но, как кажется, преувеличено. Огромный зад, бедра, беременный живот, отвисшие груди. Палеолитическая Венера – это не грациозное создание, пленяющее воображение современного мужчины, и не цветущая женственность луврской Афродиты, но много рожавшая мать. Таковы наиболее известные «венеры» из Виллендорфа (Willendorf, Австрия), Савиньяно (Savignano, Италия), Леспюжю (Lespugue, Франция). Таков и примечательный рельеф из Луссель (Laussel, Франция), на котором стоящая в фас женщина держит в правой, согнутой в локте руке массивный рог, очень напоминающий роги изобилия, но, скорее всего, это – знак присутствия Бога-Зубра.
Женские фигурки из камня и кости, безликие, но с подчеркнутыми признаками женского, рождающего естества, были очень широко распространены в верхнем палеолите по всей Северной Евразии от Пиренеев до Саян и Прибайкалья (Мальта,[216] Майна на Енисее). Почти безусловно они отражали возрождающую к вечной жизни материнскую утробу земли. И не то чтобы палеолитический художник просто не умел или не желал изображать женскую красоту. На нескольких памятниках мы можем видеть, что он, в принципе, прекрасно это делал. Знаменитая женская головка слоновой кости из Брассемпуй (Brassempouy), рельеф в пещере Ля Мадлен (La Madeleine), открытый в 1952 году, – примеры тому. Но фигурки и изображения «венер» отнюдь не ставили целью прославить совершенство женской красоты.
Находки, сделанные на Украине К. Поликарповичем, проясняют смысл странных статуэток. В святилище на Десне кроме черепов и бивней мамонта, кроме ревунов им была найдена и женская фигурка из слоновой кости типа «венер». Она раньше была прикреплена к чему-то и являлась частью заупокойного святилища. Скорее всего, эти «венеры» являлись изображениями Матери-Земли, беременной умершими, которым надлежит еще родиться вновь к вечной жизни. Может быть, сущность, так изображавшаяся, была самим родом в его протяжении от предков к потомкам, Великой Матерью, всегда производящей на свет жизнь. На Украине же, в Гагарине, семь таких фигурок располагались по стенам землянки мадленцев. Они стояли в специальных нишах. Это, безусловно, был объект поклонения. Для хранительницы рода не важны индивидуальные «личные» признаки. Она – вечно беременное жизнью чрево, вечно кормящая своим молоком мать. Коль древние хоронили своих мертвецов в землю, то, стало быть, верили и в их воскресение, а если верили, то не могли не поклоняться Матери Сырой Земле, дающей пищу, жизнь и возрождение. Именно этим можно объяснить и многочисленные изображения женских креативных органов на стенах пещерных храмов верхнего палеолита. Это – символы возрождения умерших, образный аналог могилы. Но вряд ли можно согласиться с Мирча Элиаде, что кроманьонцы почитали землю как единственное жизнедательное начало: «В течение тысячелетий Мать-Земля давала рождение одна, в результате партеногенезиса (так Гера рождает Ареса и Гефеста)… Рожденный Землей человек, умирая, возвращался к своей матери. „Сползай в эту мать-землю, необъятную, дружелюбную землю!“ [RV. X, 18, 10]. Священный смысл женского начала и материнства безусловно не был неизвестен и в палеолите».[217]
Палеолитические «венеры».
Женские фигурки из камня и кости, безликие, но с подчеркнутыми признаками женского, рождающего естества, были очень широко распространены в верхнем палеолите всей Северной Евразии. Почти безусловно они отражали возрождающую к вечной жизни материнскую утробу земли. Вестоницкие «венеры» особенно интересны тем, что сделаны из глины и обожжены. Это чуть ли не первые и истории человечества образцы терракоты (25 500 лот назад).
Палеолитические «венеры» Ориньякского времени:
а) из Виллендорфа, Австрия. Высота 11 см. Известняк;
б) из Савиньяно, Италия. Высота 22,5 см. Серпентин;
в) из Леспюжю, Франция. Высота 14,7 см. Кость мамонта.
Надежды кроманьонцев наверняка не ограничивались землей, они душой стремились к небесному Богу-Зверю, всемощному подателю жизни. Но из опыта повседневности они прекрасно знали, что семя жизни должно найти ту почву, в которой только и может прорасти. Семя жизни давало небо, почву – земля. Крупные копытные животные, зубры, мамонты, олени, быки становятся в верхнем палеолите почти универсальным образом Небесного Бога. Они, носители мужского «семенного» начала, дают жизнь, которую принимает и вынашивает в своей утробе «Мать-Земля». Не эта ли мысль направляла резец верхнепалеолитического мастера из Ложери-Басс (Laugerie Basse, Дордонь, Франция), когда он работал над изображением беременной женщины у ног оленя? Поклонение Матери-Земле, столь естественное у земледельческих народов, в действительности оказывается древнее земледелия, так как причиной поклонения был для древнего человека не земной урожай, но алкание жизни будущего века.
Весьма ошибается Мирча Элиаде, когда во введении к «Священному и мирскому» утверждает: «Ведь очевидно, что символика и культы Матери-Земли, плодовитости человека… священности женщины и т. п. смогли развиться и составить широко разветвленную религиозную систему лишь благодаря открытию земледелия. Столь же очевидно, что доаграрное общество бродяг-номадов было не способно так же глубоко и с той же силой прочувствовать священность Матери-Земли. Различие опыта – это результат экономических, социальных и культурных различий – одним словом, Истории».[218] «Очевидное» – еще не истинное, это лучше других должен был знать религиевед. Культы Матери-Земли охотников верхнего палеолита заставляют нас предположить, что религиозное не есть всегда продукт социального и экономического, но подчас является их причиной и предпосылкой.
Беременная женщина у ног оленя.
Крупные копытные животные, зубры, мамонты, олени, быки становятся в верхнем палеолите почти универсальным образом Небесного Бога. Они, носители мужского «семейного» начала, дают жизнь, которую принимает и вынашивает в своей утробе «Мать-Земля». Не эта ли мысль направляла резец верхнепалеолитического мастера из Ложери-Басс, когда он работал над изображением беременной женщины у ног оленя?
Для лучшего понимания всей неоднозначности причин и следствий в человеческой культуре особенно интересны фигурки «венер» из Дольни Вестонице (Чешская Республика). Вестоницкие «венеры» сделаны из глины и обожжены. Это чуть ли не первые в истории человечества образцы терракоты (25 500 лет назад). Древний мистик, должно быть, старался в самом материале запечатлеть великую идею земли, соединяющейся с небесным огнем для принятия в себя небесного семени. Может быть, удар молнии, оплавившей почву, навел его на эти образы. От бытовой керамики, появляющейся в раннем неолите,[219] эти специально обожженные на огне глиняные статуэтки Матери-Земли отделяют не менее двенадцати тысячелетий.
Очень характерна и обнаруженная в конце 1950-х годов под навесом скального укрытия Англе сюр л’Англи (Anglessur-1’Anglin, Вьенна, Франция) сцена мадленского времени. Три женщины, с ясно подчеркнутыми знаками своего пола, стоят близ друг друга. Одна – с узкими девичьими еще бедрами, другая – беременная, третья – старая, обрюзгшая. Первая стоит на спине зубра, поднятый хвост и наклоненная голова которого показывают, что он изображен в возбуждении гона. Не отображает ли этот рельеф ритм жизни и не подчеркивает ли он, что для кроманьонца жизнь эта была не случайностью, но божественным даром, семенем Божиим, которой надо правильно распорядиться, дабы обрести вечность? А может быть, это первое из долгого ряда изображений Великой Богини в трех ее образах: невинной девушки, матери и старухи-смерти, – изображений, столь характерных для позднейшего человечества? Смерть, уведение от жизни в этом случае оказывается не полным исчезновением, но только этапом бытия, за которым следует новое зачатие божественным семенем, новое рождение.
Позднейшие раскопки, проводящиеся в этом месте до сего дня, обнаружили под многометровым культурным слоем святилище среднемадленского времени с многофигурным фризом, расчищенным уже на 12,6 метра, и бесчисленными приношениями каменных колец, подобных тем, что были положены в Брюнское захоронение.[220] Так что изображение трех женских фигур, безусловно, было не игрой руки доисторического художника, но важным религиозным образом, объектом поклонения на протяжении нескольких тысячелетий.
Первым образом возрождения для человека становится, и это вполне естественно, не семя, прорастающее из земли, но рождение младенца из материнской утробы. Именно образом и субститутом этого «заурядного чуда» становится зерно, сначала диких, а потом и одомашненных растений, использование которого в священнодействии и привело в конце концов к появлению земледелия, к неолитической революции, заменившей присвоение пищи ее производством.