Этические представления верхнего палеолита
Из Дольних Вестониц (Моравия, Чешская Республика) дошло до нас одно из первых портретных изображений ископаемого человека, сделанное им самим из кости мамонта около 25 тыс. лет назад. Хотя этот «портрет» и относится к глубочайшей древности, но, вглядываясь в черты лица изображенного кроманьонца, мы не можем не заметить печать ума и глубины на этом совершенно человеческом лице.
Число памятников, свидетельствующих о тесной жизни рода, возрастает в верхнепалеолитическое время. Люди имели родовые святилища и родовые погребения. Одно такое погребение-склеп найдено было в Предмостье (Predmost, Моравия). Здесь на протяжении более чем столетия в одну могилу клали умерших членов рода – и взрослых, и детей. Все это ясно свидетельствует в пользу крепких семейно-родовых устоев в верхнем палеолите. Это также указывает на большое почитание могил предков и, следовательно, на склонность к оседлости. Почитание матери-земли соединялось с почитанием дорогих могил, которые возродят умерших предков к жизни «будущего века». «По-видимому, к концу верхнего палеолита появилась своего рода привязанность к той или иной местности, некоторое чувство „собственного дома“. Эта тенденция к оседлости является одной из важнейших предпосылок дальнейшей эволюции к производящему хозяйству неолита», – отмечает Б. Клима.[221] Обратим внимание, что оседлость возникла не из хозяйственной потребности, но из потребности религиозной и стимулировала в результате изменения в экономике доисторического человека.
В том же Предмостье недалеко от склепа на стоянке ориньякских охотников были найдены кости от человеческого скелета с насечками от снятия плоти каким-то каменным орудием. Череп вместе с костями обнаружен не был. К. Абсолон, сделавший эту находку, предположил факт людоедства, заметив, что голова жертвы, возможно, была использована в ритуальных целях. Видимо, заботливо предавая земле соплеменников, предположил ученый, люди из Предмостья ловили случайных чужаков и убивали их.
Наличие большого числа костей многообразных животных на стоянке показывает, что обитатели Предмостья вряд ли пошли на людоедство, побуждаемые голодом. Если догадка К. Абсолона верна, то их каннибализм имел ритуальный характер, и он может свидетельствовать в пользу существования каких-то магических обрядов, сходных с традициями современных людоедов. Но Дж. Марингер достаточно убедительно ставит под сомнение характеристику этой находки как следов каннибальского пиршества.[222] Напоминает эта находка и погребальные традиции исседонов, о которых, со слов Геродота, рассказывалось в предыдущей лекции.
Очень может быть, что люди древнего каменного века были лучше, чем мы, втайне желая оправдать нашу собственную жестокость и нравственное несовершенство, думаем о них.
«Ревун» эль Пелагио (Испания)
Лекция 4Религиозные представления неолита
Теория «неолитической революции»
Когда-то, в 1819 году, на открытии первого археологического музея в мире, Музея северных древностей в Копенгагене, его директор Кристиан Ю. Томсен предложил знаменитую систему трех веков для периодизации истории – каменный век, бронзовый век, железный век. Но уже через несколько десятилетий археологи заметили, что каменный век объединяет совершенно несходные между собой формы жизни и уровни культурного развития. И тогда каменный век стали делить на век оббитого камня и век шлифованного камня. Первый приблизительно совпадал с палеолитом, второй – с неолитом. Но метод подразделения оказался очень необязательным. Далеко не всюду земледельцы позднего каменного века шлифовали свои каменные изделия, а кое-где их шлифовали уже охотники-собиратели. Поэтому более условные термины, предложенные Джоном Леббоком (лордом Эвбюри, 1834–1913) в книге «Доисторические времена»:[223] палеолит и неолит (то есть по-гречески древний камень и новый камень), быстро стали общепризнанными. Первый обозначает эпоху присваивающей экономики (охоты и собирательства) при каменной индустрии, второй – эпоху производящей экономики (скотоводство и земледелие) также при каменной индустрии.
«Сейчас термин „неолит“ означает ту стадию цивилизации, когда хозяйствование было основано главным образом на земледелии и скотоводстве, а металлы еще не употреблялись для изготовления орудий труда и оружия».[224] Современные ученые разделяют неолит на четыре периода:
Протонеолит – 10000–8000 лет до Р. Х.
Ранний неолит – 8000–6500 лет до Р. Х.
Средний неолит – 6500–5000 лет до Р. Х.
Поздний неолит – 5000–3500 лет до Р. Х.
Приблизительно 13–10 тысяч лет назад что-то заставило древнего человека принципиально изменить весь строй своей жизни: бродячий охотник и собиратель, кочующий за стадами диких животных и питающийся главным образом их мясом, в эти переломные тысячелетия превращается в оседлого земледельца и в пастуха-скотовода. Некоторые из основанных в X тысячелетии до Р. Х. поселений и поныне являются обитаемыми, например прииорданский Иерихон или североаравийская Бейда. Этот глубинный сдвиг в образе жизни человека именуют неолитической революцией. Сам термин был предложен в 1925 году молодым британским археологом Виром Гордоном Чайлдом (1892–1957) в книге «На заре европейской цивилизации».[225]
В. Г. Чайлд, один из ведущих археологов XX века, профессор Эдинбургского университета, знаток доисторических культур Европы и Переднего Востока, создал теорию доисторического развития под влиянием изменений окружающей среды и давления растущего народонаселения. Отвергая представления о преимущественном значении сферы идей для эволюции общества, Чайлд настаивал на материальных предпосылках общественного прогресса. Он был увлечен философскими построениями Карла Маркса и Эмиля Дюркгейма. Кроме названной работы перу Чайлда принадлежат «Социальная эволюция» (1951) и «Восстановление прошлого» (1956). Хотя и при жизни, и после смерти Чайлда многие его утверждения активно оспаривались, труды этого ученого сделали очень много для создания современной теории доисторического человечества. Продолжая и развивая Леббока, Чайлд объяснил, как произошел этот переход, который сам лорд полагал, в духе прогрессистских идей XIX века, «естественным» следствием человеческого развития.
По мнению Чайлда, переход от добывающей экономики к производящей произошел на Переднем Востоке после окончания великого оледенения (плейстоцена). Отступление ледников из Центральной Европы и с Русской равнины привело к перемещению на север зоны обильного увлажнения, которая располагалась ранее в Сиро-Палестине, Месопотамии, Аравии, Иране. Засухи, происходившие все чаще, заставляли людей и животных скапливаться в немногих оазисах. Туда же постепенно перемещались и влаголюбивые растения. Жизнь в ограниченном мирке оазисов заставляла человека бережней относиться к природным ресурсам, заботиться об их воспроизведении. Он стал воздерживаться от охоты на стельных самок и детенышей, затем – подкармливать их во время засух. Нехватка мясной пищи побуждала жителя оазисов обратить больше внимания на собирание растительных продуктов, что в конце концов привело к одомашниванию (доместикации, как говорят ученые) растений – злаковых и бобовых. Так полагал Чайлд.
Однако эта стройная теория не подтвердилась жизнью. Тщательные палеоклиматические и палеоботанические исследования, осуществленные в 1940–1950-х годах, показали, что на Переднем Востоке в XII–VIII тысячелетиях до Р. Х. климат существенно не менялся и потому никаких особых оазисов, где бы протекала неолитическая революция, просто не существовало. Кроме того, самостоятельные очаги протонеолитических культур археологи обнаружили далеко за пределами Переднего Востока – в долине Дуная (Лепеньски Вир), в Индокитае (Хоа Бинь), в Японии (Дземон), на островах Малайского архипелага, в устье Инда, в Перу и Мезоамерике. Климатические условия в этих районах были совершенно различными, а признаки перехода от палеолита к неолиту во многом сходными. «Археологические материалы позволяют предположить, – пишет американский палеоботаник профессор Джэк Р. Хэрлэн, – что культивирование растений действительно началось приблизительно в одно время в различных точках земного шара. Они не подтверждают гипотезу, по которой было одно или несколько „открытий“, за которыми последовало распространение земледелия по всему миру».[226] Действительно, в разных районах мира культивировались на заре неолита совершенно разные растения – те, которые были обычны и хорошо известны именно в этих местах, – но сам факт перехода к культивации имел глобальный характер.
Сомневаясь в аргументах Чайлда, археологи редко отвергают саму материалистическую предпосылку неолитической революции. Для них аксиоматичным остается убеждение, что бытие определяет сознание, и вопрос только в том, что понимать под бытием – внешние обстоятельства или стремление к лучшим материальным условиям жизни. Чайлд предполагал первое. Роберт Дж. Брейдвуд, работавший в Институте ориенталистики Чикагского университета, второе. По мнению этого видного теоретика археологии, «революция» была результатом «углубления культурной дифференциации и специализации человеческих сообществ».[227] Стремление человека ко все более надежным источникам пищи постепенно привело его к одомашниванию растений и животных. Это, в свою очередь, способствовало появлению оседлых поселений, так как теперь не человек следовал за источниками пищи, но источники пищи были им приближены к местам своего обитания. А оседлая цивилизация, быстро развиваясь, породила разделение труда, город, государство, письменность.