Но опять же, в этой теории есть слабое место: постоянные укрепленные поселения «открытого типа» (то есть не в пещерах, а состоящие из специально построенных стационарных жилищ под открытым небом) предшествовали эпохе одомашнивания часто на 1–3 тысячи лет во многих местах Переднего Востока, на Дунае, в Японии. «Имеется немало археологических памятников, указывающих на существование постоянных поселений без всяких признаков доместикации. Эти древние поселения как будто подтверждают мнение ряда ученых о том, что иногда постоянные поселения порождают необходимость в доместикации, а не наоборот», – отмечают современные исследователи.[228]
Попытка создать «синтетическую теорию неолитической революции», предпринятая Кентом Флэннери в 1970-е годы, также не может считаться до конца удачной. По мнению этого археолога, рост населения заставлял отдельные группы людей все дальше уходить от мест, удобных для добывающей экономики, в суровые области, где одним собирательством и охотой тяжело было поддерживать существование племени. Именно там, на границах экумены, началась, по Флэннери, «неолитическая революция». Однако первоначальная культивация «фиксируется ныне не на окраинах оптимальных зон, а в их центре (Иерихон А, Нахал-Орен II, Мюрейбит III). Распространение культивации на окраинные районы явилось следующим шагом «неолитической революции».[229]
Чтобы лучше понять феномен «неолитической революции», нам следует от теорий на какой-то момент перейти к последовательности событий. 13–11 тысяч лет назад человек начинает создавать в некоторых районах мира (Палестина, Верхняя Месопотамия, Загрос, Дунайская равнина, Японский остров, позднее разделившийся на острова Кюсю, Сикоку и Хонсю) оседлые поселения с прежней присваивающей экономикой. Значение растительной пищи в рационе их обитателей постепенно возрастает, а мясной – сокращается. 11–9 тысяч лет назад начинается доместикация растений и употребляемых в пищу животных, собака была одомашнена ранее. Одну, две тысячи лет спустя широко распространяются керамика (хотя в Японии керамика существовала уже в XI тысячелетии до Р. Х.) и ткачество, возникают, как показали открытия Дж. Мелларта, сравнительно крупные города.[230] Наконец, с освоением плавки металлов в V–III тысячелетиях до Р. Х., эпоха камня заканчивается и наступает время меди, позднее – бронзы, еще позднее – железа.
Экономических преимуществ новый строй жизни не давал. Племена кочующих охотников в этих районах мира жили тогда сравнительно богато. Навыки и промысловые приемы людей конца палеолита (ранее этот период иногда даже выделяли в особый «средний каменный век» мезолит[231]) отличались изощренностью и совершенством. В настоящее время большинство палеоантропологов считают, что обитатели первых стационарных открытых поселений были существенно беднее и питались менее разнообразно и обильно, чем бродячие охотники. «Жизнь охотников-собирателей на самом деле была гораздо легче, чем жизнь земледельцев-скотоводов, и у последних сильнее проявлялась постоянная забота о продовольствии».[232]
Никакой особой житейской выгоды переход к новому образу жизни почти наверняка не сулил, а ведь надо было преодолеть еще и привычку к тысячелетиями устоявшемуся жизненному укладу. Человек древности являлся существом весьма консервативным, и только какие-то очень существенные причины могли побудить его круто изменить строй жизни. Более того, нельзя говорить и о постепенном открытии древним человеком свойств прорастания растений, побудившем его к земледелию. «Знания, необходимые для земледелия, были широко распространены, вероятно, еще с эпохи раннего плейстоцена (раннего палеолита)», – указывает палеоботаник Джек Р. Хэрлэн.[233] То есть знания были, но применять их широко люди не считали нужным. И вдруг стали применять почти одновременно во многих районах мира, казалось бы, совершенно не связанных друг с другом. Почему?
«В настоящее время широко распространилось мнение, что донеолитические общины перешли к неолитическому укладу жизни не спонтанно, а в ответ на какую-то кризисную ситуацию», – указывает видный бельгийский ученый, академик Зигфрид Ян Де Лаат.[234] Но кризисная ситуация эта лежала, скорее всего, не в сфере экономики.
Французский религиевед Жак Ковэн, сопоставив эти доводы с изменениями художественных форм, пришел к выводу, что причиной неолитической революции были не хозяйственные стимулы, порожденные изменениями климата, а «революция символов». То есть революция произошла первоначально в духовной сфере и только через некоторое время проявилась в хозяйственной жизни. Эта «революция символов» произошла на Переднем Востоке примерно 10–9,5 тыс. лет до Р. Х. Первую «послереволюционную» культуру Ж. Ковэн именует хиамской (по поселению Эль-Хиам в Палестине) и противополагает ее одновременной культуре натуфийской.[235] И хотя основные аргументы автора довольно сомнительны – главные неолитические формы искусства – женские статуэтки и рога быка прекрасно были известны еще в верхнем палеолите, – сам его подход правилен. Не хозяйственные нужды, но какие-то неизвестные нам духовные стимулы заставили человека тринадцать тысяч лет назад покончить с бродяжничеством и прочно осесть на землю. Древний каменный век (палеолит) закончился, наступил новый каменный век – неолит.
Через шесть-семь тысячелетий неолита, в конце IV тысячелетия до Р. Х., развитие металлургии, письма и государственности ознаменовало переход человечества от камня к металлу и от доистории к истории, но главные достижения неолита – оседлость и производящая экономика – определяют нашу жизнь до сего дня.
Мистика зерна и начало земледелия
На юге иорданской пустыни Эль-Гор, в двух десятках километров к западу от реки Иордан, путешественника встречают сочной зеленью полей и садов холмы оазиса Иерихона, древнего библейского города Палестины. Неиссякающий источник, бьющий у подножия одного из холмов, дает жизнь этому поселению, окруженному со всех сторон белесыми выжженными равнинами. Раскопки, осуществлявшиеся Кэтлин М. Кэньон с 1952 по 1958 год, обнаружили, что легендарный город, слышавший трубы Иисуса Навина, был далеко не первым в этом удивительном месте.[236] За восемь тысяч лет до библейского Иерихона на холме также располагалось поселение. Оно состояло из полусотни круглых домов на каменных основаниях. Никаких следов земледелия и скотоводства в поселении не обнаружено. Есть лишь кости диких животных и зерна дикорастущих злаков. Там же, на материковом основании, обнаружено и «святилище» – сравнительно большое здание, состоявшее из двух помещений. В его полу находились круглые обмазанные глиной ямы для хранения зерна, рядом лежали ступки и песты для растирания зерен в муку. Повторю, что все данные современной палеоантропологии единодушно свидетельствуют против существования в Палестине IX тысячелетия до Р. Х. земледелия.
Если земледелия еще не существовало, то ясно, что предметы, связанные с хранением и обработкой зерна, предназначались для дикорастущих злаков. Но почему находки сделаны в «святилище», а не на хозяйственном дворе, где больше пристало располагаться мукомольному производству?
Отношение к обработке зерна в ту далекую доземледельческую пору преднеолита отличалось «странностями» и в иных поселениях. Протонеолитическая культура, к которой принадлежит и первое поселение на холме Иерихона, в археологии именуется натуфийской. В другом натуфийском поселении Хайоним (Палестина) ступки использовались в качестве могильных камней. Иногда их вкапывали в землю даже углублением вниз.[237] У подножия горы Кармил в местечке Нахал-Орен большие ступки также отмечали погребения. Они отличались такой массивностью, что не были скрыты культурным слоем и до начала раскопок возвышались над землей. В Эйнане – натуфийском городище близ западного берега озера Хуле (Северная Палестина) в одном из круглых домов (зарегистрированном в археологическом отчете под номером 26/3) на полу лежало более 20 пестиков и зернотерок. Семь из них были расположены так, что воспроизводили абрис человеческой фигуры.[238] Часты в натуфийской культуре и захоронения в обмазанных глиной ямах, до того использовавшихся для хранения зерна.
Святилище в Иерихоне (докерамический неолит):
а) раскопанное святилище;
б) аксонометрия (частичная реконструкция).
Хорошо известно, что земледелие вызвало глубокие перемены в культовой символике. Зерно и продукты зерна стали широко использоваться при богослужении и в похоронных обрядах. Здесь все, казалось бы, просто – изменения в технологии бытия приводят к переменам в «идеологии», в сознании. Так, ни на минуту не сомневаясь, утверждал, например, Мирча Элиаде: «Первым и, возможно, значительнейшим следствием открытия земледелия явился кризис в системе ценностей палеолитического охотника: религиозные отношения с миром животных вытесняются тем, что может быть наименовано таинственным единством между человеком и растительным миром. Если кость и кровь до того являли сущность и священный образ жизни, то теперь эти идеи воплотились в семя и кровь. <…> Можно сказать, что от неолита и до железного века история религиозных идей и верований составляет одно целое с историей [материальной] цивилизации. Любое открытие в сфере технологии, каждая хозяйственная или общественная нови́зна отражалась, кажется, в системе религиозных смыслов и ценностей. Когда мы будем говорить об открытиях неолита, их религиозное „эхо“ всегда должно учитываться».