А между тем сами данные археологии говорят против выводов признанного ученого. Но притом неверно считать все мегалитические сооружения просто гробницами. Могильники, склепы доминируют среди них, но есть немало монументов, где не обнаружено человеческих останков. Например, «аллеи» менгиров сохраняют следы жертвоприношений, но захоронения под менгирами и около них, как правило, не встречаются. Другое дело, что «аллеи» эти ведут к находящимся недалеко мегалитическим гробницам и курганам. Надземные храмы Мальты также не являлись склепами. В них нет захоронений, но близ них имеются подземные святилища (гипогеи – от греч. ὑπόγαιος – подземный), полные человеческих останков. Например, в знаменитом гипогее Халь Сафлиени (Ħal Saflieni), близ деревни Тарксиен, в подземных залах, приделах и в естественных пещерах, в которые незаметно переходит рукотворное святилище, обнаружены кремированные останки приблизительно семи тысяч человек и множество черепков от преднамеренно разбитой во время исполнения заупокойных ритуалов посуды. «То, что храм был устроен под землей, дает основания предположению, что здесь совершались культы хтонических (от греч. χθόνιος – подземный) сил», – отмечает Марингер.[328]
Мы знаем, что многие ныне возвышающиеся над землей мегалитические сооружения, например дольмены, первоначально были скрыты под насыпными курганами. Есть гипотеза, впрочем, достаточно неправдоподобная, что даже такие грандиозные кромлехи, как Стоунхендж, являлись когда-то подземными святилищами, скрывавшимися под искусственными холмами. Но даже без этого крайнего предположения, безусловно, ясно, что Стоунхендж и подобные ему памятники были связаны с культом мертвых. Они всегда расположены среди древних кладбищ, их окружают курганы родовых склепов. Кроме того, на урнах, использовавшихся для хранения кремированных останков, извлеченных из курганов II тысячелетия до Р. Х. в Ландиссилье (Пембрукшир, Уэльс) и Кулхилл (Ирландия), имеются изображения кромлехов, похожих на Стоунхендж.
Но, с другой стороны, даже типичные курганы, «дома мертвых», как именуют их нынешние обитатели Англии и Ютландии, имели в прошлом обширные надземные сооружения. Археологи обнаруживают ямы от мощных опор по краям курганов, следы бревенчатых стен и каких-то сложных сооружений, видимо, надземных святилищ. Ансамбли строились так, чтобы они были видны издали.[329] Ирландский Ньюгрэндж сверху был даже обсыпан кварцем и, верно, сиял на солнце, подобно громадному «космическому яйцу». Над гипогеем Мальты возвышался ныне почти разрушенный надземный храм. «Размеры курганов, покрывающих погребальные камеры, позволяют предполагать, что они могли служить основаниями для храмовых построек», – отмечают британские археологи.[330]
Типы мегалитических гробниц:
а) воспроизводящие в плане кость «длинные курганы» Оркнейских островов (Саус Ярроу, конец IV тыс. до Р. Х.);
б) вырубленная в скале гробница (о. Мальорка);
в) частично вырубленная в скале, частично достроенная из каменных глыб гробница (о. Менорка);
г) многокамерная пирамидальная гробница (Северная Ирландия);
д) «Гробница гигантов» (о. Сардиния);
е) вырубленная в скале гробница (Кастелуччо);
ж) ложносводчатая гробница (Лос Милларес).
Надземная и подземная ритуальные практики или объединялись одним комплексом, или осуществлялись по соседству. И в этом нет ничего странного. В Древнем Египте, например, подземные гробницы и надземные заупокойные святилища, соединенные с ними, очень распространены начиная с доистории. Ведь заупокойный ритуал и погребение для религиозно настроенного ума есть не самоцель, но только средство преодоления смерти, победы над ней. Судя по громадности заупокойных комплексов, жители мегалита считали такую победу над смертью делом очень нелегким, но, уповая на вечную жизнь, на восстание из мертвых, они соединяли свои гробницы и курганы с храмами, устремленными к небу. Смерть и воскресение были для них двумя актами единой драмы, участие в которой требовало крайнего напряжения сил.
На религиозный характер мегалитических памятников указывает и то, что торцы наглухо подогнанных друг ко другу камней гробниц, в частности Ньюгрэнджа, украшались орнаментами. Эти боковые поверхности не могли быть видны после завершения строительства. Ученые обнаружили орнаменты только при реставрационных работах, когда на время вынимали некоторые камни.[331] Следовательно, они, как и начертанные на тысячелетие позже тексты погребальных камер египетских пирамид V–VIII династий, не предназначались для глаз живых.
Если храмы и ограды строились не только из камня, но там, где это было проще, из дерева, то в заупокойных сооружениях, безусловно, предпочитался камень. Монументальные «вечные» захоронения должны были стоять до конца времен. Поэтому их строят навсегда. Жилища же живых временны и непрочны, как сама наша земная жизнь. До нас от эпохи мегалита дошло то, что предназначалось мертвым, то есть вечности. Хорст Кирхер заметил, что менгиры, возможно, считались заместителями тела, в них могли воплощаться души умерших.[332] Камень становится символом вечности человеческой личности. Он неразрушим, он не подвержен тлению и распаду. До конца времен, пока не произойдет телесное воскресение, ожидая его и даже, может быть, символически реализуя его во времени, ставили древние жители Атлантических прибрежий огромные камни, составляли из них ряды «аллей».
Однозначного объяснения смысла воздвижения менгиров не существует, но то, которое предложил X. Кирхер и на египетском материале подтвердил Джордж Огдон,[333] кажется наиболее правдоподобным. Менгиры – это неразрушимые тела умерших; дольмены, гробницы, курганы – своеобразные реликварии, хранилища телесных останков до конца веков, до момента окончательной победы над смертью. Эти рукотворные каменные склепы наследовали естественным пещерам палеолита, которые имели, должно быть, такое же символическое значение. Ведь переходной формой к мегалитической гробнице от пещеры стали каменные расселины скал, которые на Иберийском полуострове и островах Западного Средиземноморья (Балеары, Корсика, Сардиния) накрывали крышей из каменных плит, закрывали плитой вход и, таким образом, превращали в склепы, в которых покоились десятки умерших.[334]
В мегалитических захоронениях атлантической зоны и рядом с могилами в средиземноморской зоне находят маленькие цилиндрические или конические камни, часто с нарисованными круглыми глазами и с геометрическим орнаментом. Эти так называемые круглые идолы, должно быть, являлись заменителями настоящих менгиров и служили тем же целям воплощения душ умерших в неразрушимое тело. Переходной формой от настоящих менгиров к могильным круглым идолам, скорее всего, являются небольшие, 20–25 см, статуарные менгиры, на которых имеется схематическое изображение человеческого лица в геометрическом орнаменте.
Итак, большие камни дают нам основания предполагать, что с их помощью древний человек надеялся преодолеть разрушительные силы времени. Но было ли такое сохранение самоцелью?
Сэр Джеймс-Джордж Фрезер, ссылаясь на А. Круита (А. С. Kruijt), рассказывает следующее индонезийское предание. Первой паре людей Бог дает на выбор два дара – камень и банан. Люди немедленно выбрали банан и совершенно равнодушно отнеслись к камню. И тогда они услышали голос с неба: «Вы избрали банан, и потому ваша жизнь будет подобна жизни этого плода – уязвима и кратковременна. Если бы вы избрали камень, ваша жизнь уподобилась бы жизни камня, неизменного и вечного».[335] Кажется, строители мегалитов всеми силами пытались исправить ошибку первых любителей бананов.
«Совиноглазая богиня»
Еще в эпоху верхнего палеолита внутренние части пещер, в которых устраивали святилища, красили охрой в красный цвет. Это – цвет крови, жизни, возрождения. Тем же красным порошком охры посыпали тела умерших и основания жертвенников. Красный цвет с тех пор навсегда закрепился в религиозной символике как цвет потустороннего мира. Но сами пещеры, окрашенные охрой, тоже являлись символом – они отображали утробу земли. В неолитических культурах Юго-Восточной Европы и Переднего Востока захоронения, как мы помним, часто совершались в яйцеобразных могильных ямах или в сосудах (пифосах) для хранения зерна. И то и другое символизировало матку, место, где из капли семени вырастает человеческое существо, в свое время выходящее из чрева к самостоятельному личному существованию.
Нами нынче крепко забыто значение того холмика, который насыпаем мы над могилой близкого человека. «Так принято», – скажем мы, и только. Но холмик этот – продолжение многотысячелетнего символического ряда, который тянется, должно быть, еще с эпохи палеолита. В огромных мегалитических курганах, насыпавшихся над галерейными гробницами, символ этот проявляется с редкой выразительностью.
Любой курган, любой, даже самый маленький могильный холмик воспринимался как живот Матери-Земли, беременный новой жизнью. Жизнь, смерть и пища для неолитического земледельца являлись почти тождественными понятиями. Когда древний человек размышлял над прорастанием растений из упавших в землю семян, перед ним во всей таинственной полноте открывалась «жизнь через смерть». Зерно, попавшее в темноту земли, умерев для этого мира (его нельзя уже было использовать в пищу), через определенный срок выходило на свет колосом, который давал новую пищу, и, соответственно, жизнь тем, кто ел от него, перемалывая зерна, родившиеся от умершего зерна, выпекая из теста хлеб. В зернотерке и печи зерно вновь умирало, но через эту новую смерть оно давало жизнь и силу человеку, вкушающему хлеб. А когда сам человек умирал, то он также ложился в землю, и те, кто сеяли это «семя», также уповали на всходы жизни. Мать сыра земля, кормящая человека, принимающая в себя его тело, должна была и его возродить, подобно зерну, к новой жизни, столь же лучшей, сколь зрелый полный колос лучше одного, упавшего в землю зерна.