В 1969 г. исследователь Ньюгрэнджа Майкл О’Келли обнаружил, что 21 декабря лучи восходящего солнца проникли на 17 минут в глубь гробницы через специально устроенное над входом отверстие 0,9 м на 1 м и ярко осветили сводчатую главную камеру. При этом всегда скрывавшийся в темноте камень, видимо, древнего престола, украшенный тремя резными спиралями, сиял так, как будто он находился под открытым небом. Последующие наблюдения подтвердили, что солнечный свет проникает в погребальную камеру примерно в течение одной недели до и одной недели после зимнего солнцеворота. Примечательно, что на проведение исследования О’Келли навели рассказы местных жителей, называвших курган «жилищем Бога» и рассказывавших ученому, что, по древнему преданию, на Рождество восходящее солнце достигает своими лучами камня престола в погребальной камере.[355] Но никто из рассказчиков сам не видел этого, а только слышал от предков.
Более редкая ориентация на восход луны в день зимнего солнцеворота связана, видимо, с представлениями о луне как о «солнце мертвых». Возможно, луна уже в то время начинает ассоциироваться с землей, с Великой Матерью, поскольку она, луна, ночное светило, ежедневно побеждаемое солнцем и еженощно замещающее его после заката. В раннеписьменных культурах Месопотамии и Египта, Ханаана и, почти наверняка, минойского Крита луна – знак и символ Великой Богини, Исиды, Астарты, Инаны, Семелы-Артемиды. Олд Хэг – «Белая Дама» также соединяется с луной в эпосе кельтов. Восход луны в день поворота на лето солнца – ясный образ брака Неба и Земли, который и обеспечивает земнородным небесное семя, залог победы над смертью, открывающее им горний путь в раскатах грома и блистаниях небесного огня.
Иногда длинные гробницы, например Вест Кеннет в Уилтшире, располагаются строго по оси запад – восток со входом на восточном торце. Ориентация на восход солнца, символизирующий победу над смертью, как мы помним, характерна для неандертальских захоронений. Строители мегалитических гробниц помнят и об этом древнем образе «солнца победительного».
Кромлехи – кру́гом стоящие менгиры – это, безусловно, символы солнца, а следовательно, и святилища Небесного Бога. Знаменитый кромлех Стоунхенджа достаточно хорошо сохранился, чтобы ясно видеть его ориентацию на точку солнечного восхода в день зимнего солнцеворота. Именно в этот день первый луч восходящего светила, проходя между двумя рядами серо-голубых гранитных монолитов, падал на камень главного жертвенника. Бесчисленные захоронения вокруг Стоунхенджа и подобных ему кромлехов ясно показывают, на что надеялись, чего искали безвестные их строители, соотнося с зимним солнцеворотом свои храмы и гробницы.
Одним из удивительных знаков, встречающихся в эпоху мегалита, является знак креста. Очень часто галерейные гробницы делались из двух пересекающихся под прямым углом коридоров – одного длинного, открывающегося входом, и иного, маленького, глухого. Точка их пересечения, находившаяся под вершиной насыпного кургана, делалась в форме залы под консольным сводом, а на вершине кургана в этом месте стоял менгир или лежал камень. Знак креста встречается нам и на рисунках Алмерии – это кресто-человек с топором. Может быть, крест – это предельно схематизированная человеческая фигура, а может быть, знак соединения земли (горизонтальная линия) и неба (вертикаль)? Как бы то ни было, но в Египте начала III тысячелетия до Р. Х. крест-анех () – знак вечной жизни, главный символ божественности. И у нас есть все основания предполагать, что в гробницах мегалита крест появляется вполне целенаправленно, как таинственный символ победы жизни над смертью.
Исследователи мегалитических гробниц давно обратили внимание на особое отношение к черепам умерших со стороны хоронивших их соплеменников. Если иные кости скелетов, извлеченные из первичных захоронений или кремационных костров, были принесены в гробницы лишь частично и положены в беспорядке, часто просто свалены, то черепа всегда почти стояли или на груде костей, или отдельно, нередко сложенные пирамидой, как, например, 20 черепов в гробнице Лос-Милларес (Los Millares). Этот практически повсеместный для мегалитической Европы обычай ясно указывает на внимание именно к уникальной личности-ипостаси каждого умершего, который должен был воссоединиться с Небесным Отцом, сохраняя при этом само-тождественность.[356]
Наивные попытки современного сциентизма объяснить мегалитические памятники астрономическими интересами их создателей[357] столь же неубедительны, как и отражающие ценности господствующего ныне общества потребления интерпретации этих циклопических сооружений как магических средств повышения плодородия. Столько сил, сколько тратили обитатели мегалитической Европы на создание стоунхенджей, ньюгрэнджей или бретонских аллей менгиров, можно было тратить только ради главнейшего в жизни. И все, что мы знаем об этих наших давних предках, весьма убедительно свидетельствует, что не голый научный интерес астронома и не корысть земледельца, но жажда вечности и бессмертия побуждали их возводить гробницы и храмы, по сей день поражающие человека своей громадностью и «неотмiрностью».
«Да, может быть, мы всю жизнь живем, чтобы заполучить могилу. Но узнаем это, только подходя к ней: раньше и на ум не приходило», – писал в «Уединенном» В. В. Розанов. Шесть-семь тысяч лет назад люди постоянно сознавали эту странную сегодня мысль и не ленились жить в соответствии ей.
Конец мегалитической религии
Судьба мегалитической цивилизации, как, впрочем, и судьба всего человеческого, не была триумфальной. Существовавшая в VI–III тысячелетиях до Р. Х., она полностью исчезает во II тысячелетии, в эпоху металла. Когда Юлий Цезарь во главе римских войск пришел в Галлию, он встретил только кровожадных друидов, не чуравшихся человеческих жертвоприношений, да странные предания о древних великанах, возводивших грандиозные сооружения. Мегалитическая религия уже умерла, хотя ее образы и символы в сказочных или колдовских одеждах дожили до наших дней.
Схематические изображения умерших (Испания)
Но и в века своего расцвета мегалитическая культура отнюдь не охватывала всю Европу. Рядом со строителями дольменов и кромлехов жили люди иного склада, вовсе не интересовавшиеся приложением трудов к победе над смертью. Нельзя сказать, что их материальная культура была менее развитой. Быт крестьян Центрального Массива Франции, Швейцарских Альп и Южной Германии ничем принципиально не отличался от строя будничной жизни неолитических земледельцев Бретани, Англии, Ирландии, Португалии, Балеарских островов, Мальты.
Быт не отличался, а вот верования отличались существенно. Среди жителей Центральной Франции и поселенцев на берегах альпийских озер широко распространено было людоедство. Судя по тому, что человеческие кости превращались в амулеты, каннибализм имел, видимо, ритуально-магический характер. Коллективные захоронения в Шамбланд (у Женевского озера) и Бавендорф (Центральная Германия) говорят о том, что в этих местах практиковались умерщвления жен и детей при похоронах главы рода. В сердце континентальной Европы топор отнюдь не был только религиозным символом Небесного Отца – жестокие раны от боевых топоров на скелетах мужчин указывают на иное его применение. Изредка встречающиеся здесь маленькие дольменчики намекают на попытки заимствовать элементы заупокойного ритуала у своих прибрежных соседей. Но делалось это от случая к случаю и, если судить по размерам сооружений, без большого рвения.
Женский гравированный череп из Конфлан-сен-Оноран
В Центральной Франции встречается и еще один знак, свидетельствующий о религиозных связях атлантической Европы с внутренней. Здесь, в Конфлан-сен-Оноран (Conflans-Sainte-Honorine), обнаружены женские черепа, над обладательницами которых при жизни осуществили очень болезненную операцию. На черепной крышке, то ли через кожу, то ли после скальпирования, был выгравирован знак «совиноглазой богини». Женщины жили после этой операции еще достаточно долго, чтобы выемки черепной кости успели затянуться костной тканью. Принадлежат ли эти черепа жрицам богини или женщинам, давшим обет произвести над собой такую операцию ради избавления от бесплодия, мы не ведаем. Но такие черепа встречаются там, где не встречаются настоящие мегалиты и где верования прибрежных народов превращались, по всей видимости, в магические суеверия.
В районах классической мегалитической цивилизации мы не находим ни следов каннибализма, ни признаков безусловных человеческих жертвоприношений. Только одно поздненеолитическое захоронение в Лос-Мурсэлагос (Гранада) заставляет предполагать насильственную, хотя, скорее всего, и добровольную смерть двенадцати женщин вместе со своей увенчанной золотой диадемой госпожой. Но главное, что отличает мегалитическую цивилизацию от соседних, – это сами «большие камни». Именно они лучше всего иного свидетельствуют нам о духовном порыве, о сосредоточении усилий их строителей, жаждавших победы над смертью. Соединенный с магизмом, довольно элементарный погребальный обряд внутренней Европы указывает, что для ее жителей потусторонние ценности посмертного существования не имели существенной значимости. Ведь на что направлены основные силы человека, в том и состоит цель его жизни.
Но почему же пресеклась эта цивилизация? Почему перестали возводить кромлехи и дольмены? Куда исчезло безусловное внимание к человеку как к наследнику вечности, замечаемое уже у неандертальца и вполне сохраняющееся у строителей мегалитов, хоронивших маленьких детей и женщин не менее заботливо, чем мужчин. На одном из камней дольмена Сото (Испания) сохранилось, например, прекрасное надгробное изображение матери с младенцем над кремированными останками молодой женщины и ребенка, а С. Пижжот, детально обследовавший мегалитическую гробницу в Вест Кеннете, выяснил, что в пяти ее погребальных камерах похоронены не менее тридцати двух взрослых (пол установить было невозможно из-за разрозненности костей), двенадцать детей и по меньшей мере пять новорожденных или даже недоношенных младенцев, в том числе один пятимесячный эмбрион.