[358] Такое почтение к любой человеческой жизни, к личности даже потенциальной, которому полезно поучиться и нашему веку, вовсе не было знакомо многим европейским племенам – современникам строителей мегалитов.
Можно предположить, что постоянное устремление к победе над смертью, затрата огромных сил на возведение храмов и святилищ оказались невмоготу небольшим общинам Атлантических прибрежий. Люди объединяли свои усилия добровольно, повинуясь зову веры. Но в какой-то момент человеческое желание строить себе вечность стало ослабевать… А может быть, мегалитические строители стали все яснее сознавать, что следует для победы над смертью умножить усилия и возводить еще более грандиозные святилища, компенсируя этим собственную, человеческую некачественность? Но на это их маленьким вольным общинам просто недостало сил.
В средиземноморско-атлантическом мире Старого Света наступал очередной великий духовный кризис. Строители мегалитов выйти из него не сумели и, забыв о возвышенных целях отцов, растворились среди жившего легкой магической жизнью населения внутренней Европы. Но выход, как всегда, имелся. И на этот раз он был в соединении сил многих общин в единый религиозно-политический организм и в выделении из числа народа такого лица, на котором мог бы быть сконцентрирован религиозный ритуал. Такая организация и четкая «фокусировка» сил народа давала надежду на избавление от все более гнетущего человека бремени сознания своего неподобия Небесному Отцу. Бремени, которое современные религии именуют грехом, воздвигающим преграду на пути от земли в небо.
В другом уголке Старого Света, на землях «Плодородного Полумесяца» и в долине великого Нила, этот ответ был найден. Здесь в конце IV тысячелетия возникают государства, сведенные воедино личностью священного царя. Факел веры не угас, но разгорелся еще ярче, перейдя в новые руки.
Лекция 6Религии современных неписьменных народов: бог и духи
Загадка неписьменных культур
Одной из загадок современности является существование так называемых примитивных народов, живущих вне письменности, государственности, сложной и многообразной хозяйственной деятельности. Порой нам кажется, что ответить на этот вопрос, разгадать загадку несложно – отрезанные от основных цивилизаций или задавленные тяжелым климатом, они не смогли «развиться» и законсервировались на уровне первобытного, догосударственного бытия. Но такое простое решение совершенно неверно.
Во-первых, возникают вопросы: почему отрезанные чуть ли не сотню тысяч лет от Азии австралийские аборигены так и не создали собственную цивилизацию, почему отрезанность континента помешала развитию населяющих его людей? Во-вторых, существуют неразвитые народы, которые тысячи лет живут буквально бок о бок с народами культурными в Северной Африке, Индии, Китае, Индокитае, в нашей Сибири. Ульчи, орочи, нанайцы имели тесные связи с китайцами; кхаси, гаро, нага обитают буквально в двух часах пешего пути от городов ассамцев и бенгальцев – народов, имеющих многотысячелетнюю культурную историю. Да и те же австралийцы вовсе не так были отрезаны от основного мира до европейской колонизации, как иногда думают. Аборигены северо-запада Австралии имели контакты с индонезийскими купцами еще за несколько веков до прихода европейцев. Иногда моряки-аборигены нанимались на корабль и проводили некоторое время в Индонезии, где люди занимались сельским хозяйством, жили в городах. Некоторые черты индонезийской культуры перешли к австралийцам (лодки-пироги с балансиром и парусом, трубки для курения опиума и т. п.).[359] Однако письменность и государственность австралийцы так и не приняли.
Что касается природных условий, то «дикие» племена живут не только в пустынях и у полярных прибрежий, но и в странах умеренного климата, и в субтропиках, и на экваторе. Они обитают, подобно государственным народам, «по всему лицу земли». И климат, ни слишком суровый, ни слишком мягкий, не может стать объяснением их отсталости.
Наконец, последнее и, может быть, самое существенное. Строй жизни современных «диких» племен вовсе не подобен строю жизни народов доисторических. Мы уже говорили о том, что одно дело впервые освоить огонь, лук со стрелами или одомашнить растения и животных, а другое – не принимать от более развитых культур их достижений и довольствоваться самым примитивным существованием, пользуясь освоенными десятки, а то и сотни тысяч лет назад приемами жизни. Для того чтобы из поколения в поколение отказываться от более совершенных форм социального и хозяйственного устроения, надо иметь причины не менее серьезные, чем побуждающие другие народы постоянным усилием улучшать условия своего бытия.
В просторечии, говоря об этих народах, мы употребляем понятия «примитивные», «дикие», «первобытные». Что касается последнего термина, то о его неверности я уже говорил – быт этих народов, скорее всего, очень отличен от первоначального строя жизни человеческих сообществ. Они наши современники и, безусловно, не первобытны. Не являются эти народы и «примитивными» или «дикими». Да, их хозяйственная жизнь весьма элементарна, но этого нельзя сказать об общественном и духовном устроении. «Австралийские аборигены, – писал А. П. Элкин, – это кочующие собиратели пищи, но их мировоззрение и ритуальная организация жизни в некоторых аспектах не ниже и не менее сложна, чем наша собственная».[360]
Французский ученый Люсьен Леви-Брюль в книге «Первобытное сознание», изданной в Париже в 1922 г., пытался доказать, что ум «дикаря» пребывает в «дологическом состоянии»: «Столкнувшись с тем, что его интересует, беспокоит или пугает, ум первобытного человека не следует тем же путем, что и наш, он немедленно направляется по другой дороге… Если он заинтересован каким-нибудь явлением и если он не ограничивается, так сказать, пассивным и бездеятельным его восприятием, он тут же, словно под воздействием некоего мыслительного рефлекса, предположит какую-нибудь оккультную и невидимую силу, проявлением которой и стало данное явление».[361] Точка зрения Леви-Брюля была тут же подвергнута резкой критике как антропологами, работающими «в поле» среди настоящих «дикарей», так и теоретиками, усмотревшими в его «дологическом мышлении» характеристику любого религиозного сознания, в том числе и современного самому исследователю европейского. Хорошо знавшие Леви-Брюля коллеги сообщали, что он сам к концу жизни отказался от этой своей теории.
Огромный собранный антропологами материал, безусловно, свидетельствовал, что представители «слаборазвитых» племен и способны, и вынуждаются самой жизнью выстраивать сложные логические цепи, по сути, ничем не отличимые от логических цепей в сознании человека «цивилизованного».[362] Один из крупнейших философов и психологов XX века Карл Густав Юнг писал в связи с этим: «На самом деле первобытный человек не более логичен или алогичен, чем мы. Просто он думает и живет, исходя из совсем других представлений по сравнению с нами».[363]
Сейчас ученые предпочитают оценочным наименованиям – «дикие», «примитивные» народы – термины нейтральные и более верные, именуя такие народы неписьменными, неисторическими. Дело в том, что одной из характерных особенностей племен, не создавших цивилизации, является полное отсутствие письменности. Во многих неевропейских сообществах, государственных и культурных, письмо и чтение оставались привилегией узкого круга лиц из высших сословий. Но как таковая письменность существовала, и знания передавались из поколения в поколение через посредство написанного текста. Однако среди народов, не создавших цивилизации, навык письма отсутствовал. И в прошлом, и особенно в течение последних одного-двух столетий они временами заимствуют навык письменности у соседствующих с ними культурных народов, но, поскольку письменность так и не превратилась в необходимую часть их культурной жизни, такие сообщества возможно и в настоящее время называть «неписьменными». А так как история, в узком смысле слова, охватывает лишь общества, имеющие письменные памятники, то, говоря о неписьменных народах, можно употреблять понятие «внеисторические», точно так же как по отношению к дописьменным культурам неолита и палеолита мы используем термин «доисторические».
Внеисторические культуры, однако, совсем не подобны доисторическим. Между ними протекли тысячелетия совместного существования исторических и внеисторических цивилизаций. Кроме того, даже внутренняя жизнь неписьменных обществ на протяжении сотен веков не могла не менять человека, способствуя или его совершенствованию, или деградации. Все религии, как и все человеческое, подвижны. Наш глаз и наше сердце постоянно меняются из-за множества привходящих обстоятельств. Тонкие, но иногда очень важные перемены в духовной сфере не сразу и не вполне проявляются в сфере материальной. Поскольку и от доисторических, и от внеисторических народов до нас не дошли застывшие в тексте состояния души, то для выявления их сходства и различий нам придется довольствоваться археологическим и этнографическим материалом, дающим, увы, очень грубый, приблизительный и частичный отпечаток духовного состояния общества. Но даже и этот несовершенный отпечаток кое-что поможет нам понять.
В «Постижении истории» Арнольд Тойнби писал о неписьменных народах: «Если все существующие ныне примитивные общества пребывают в статическом состоянии, это не доказательство того, что они изначально и всегда находились в таком состоянии <…> Разве нет вероятности, что все существующие ныне примитивные общества – это сухие ветви когда-то живого древа и что их застывшее состояние – эпилог бурной когда-то истории? Ведь не всегда же они были неподвижными. Фиксируя отблески истории примитивных обществ, мы понимаем, что они были столь же динамичными и значительными, как и более поздние цивилизации».