[473] просто как удовлетворение одной из функций организма.
В соседнем индуистском обществе Ассама или мусульманском Бангладеш (гаро живут между ними) все это совершенно немыслимо. Конечно, и там ходят по деревням сплетни о супружеских изменах и добрачных связях, но если сплетни оказываются реальностью – всегда наступает скорая и жестокая расплата. Впрочем, в 95 случаях из ста сплетни так и остаются досужими пересудами, не имеющими под собой никаких оснований. Даже в крупном университетском городе Южной Азии почти никогда не встретишь целующуюся парочку. Публично демонстрировать свои чувства не принято и у супругов, «так как сексуальная любовь не считается проявлением высокой духовности».[474]
Среди сингалов – древнего письменного народа, исповедующего буддизм, – «женщины не любят признаваться, что вступили в брак по любви, во всяком случае, показывают, что стесняются этого: традиционный брак, устроенный родителями, считается более приличным. Впрочем, женщине (по представлениям сингалов. – А. З.) вообще пристало быть стеснительной, особенно в том, что касается сексуальных отношений… Добрачные половые связи осуждаются; до недавнего времени строгий контроль родителей делал их почти невозможными. Теперь бывают исключения; такие пары впоследствии обычно женятся».[475] Разводы среди сингалов очень редки.
«У большинства африканских народов, – пишет знаток обычного африканского права Ирина Синицына, – супружеская неверность мужа (без отягчающих обстоятельств) поводом к разводу вообще не является. Речь идет лишь о неверности женщины. Как правило, в этом случае основанием признаются только неоднократные внебрачные связи или постоянная связь с другим мужчиной. Нарушение права коллектива на детородные функции жены и на ее труд в общине ставит под сомнение и брачный договор».[476] Первоклассный знаток обычного права народов Танзании Г. Кори специально отмечал, что «неверность редко считалась основанием для развода и не признавалась причиной для прекращения супружеской жизни. Мужу просто уплачивалась компенсация».[477]
У племен Центральной и Северо-Западной Австралии, в том числе у упоминавшихся уже аранда, существуют короткие периоды ритуальных оргий, когда снимаются все сексуальные запреты и ограничения, в том числе и те, что препятствуют кровнородственным инцестам. Аранда полагают, что таким образом они возвращаются к свободному и блаженному состоянию, в котором пребывали их тотемные предки. В Арнхейме (север Австралии) тайные обряды Кунапипи включают обмен женами и иные формы сакрализованных сексуальных отношений, нарушающих обычные брачно-семейные нормы.[478]
Предполагать, что внеисторические народы сохранили общий для всего человечества низкий уровень морали, утраченный народами историческими в процессе их «развития», нет никаких оснований. Как раз наоборот, подобно памяти о Боге-Творце, сохраняющейся «за скобками» повседневной религиозной практики дикарей, этические нормы известны повсеместно, хотя и не актуальны.
«Добрачные связи молодежи всерьез не осуждаются, хотя и не одобряются, но, „в конце концов, ведь они молоды, что же тут поделаешь?“… Считается нежелательным, чтобы такая связь привела к рождению ребенка: девушка, имеющая ребенка, ценится меньше при выборе будущей жены. Но, собственно, девственность не обязательна: большинство молодых людей вступают в любовные связи до брака».[479] Гаро понимают, что половая распущенность не является достоинством, но что же тут поделаешь? Народы, исповедующие теистические религии, предполагающие активную и живую связь с Богом, знают, что надо делать в таких случаях: «Девушку, утратившую до замужества девичью невинность, ждало всеобщее осуждение и неминуемая кара. „Не дай Бог, если невеста не окажется девушкой, – писал о курдах Мела Махмуд Баязиди, – это страшный позор. Невесту отправляют назад в дом отца и отбирают выплаченный калым, и родственники невесты убивают ее… Иногда бывает, что если невеста не девушка, то она, зная, что ее ждет, во время приготовлений к свадьбе принимает яд и умирает до свадьбы… Та же участь уготована и замужней женщине, нарушившей супружескую верность. Убивают виновных в прелюбодеянии и мужчину, и женщину, и такое убийство в курдской среде не влечет за собой кровной мести“».[480]
Сравнение гаро и нага с курдами особенно примечательно – и те и другие живут общинной жизнью, не составляют государства, хотя курды и борются за создание собственной государственности в течение веков. Но курды исповедуют теистическую религию – ислам, а гаро и наго – демонистические магические культы. И не следует предполагать, что различные брачно-семейные принципы суть просто несходные местные или народные традиции. До исламизации языческие народности Аравии также отличались крайней непрочностью и хаотичностью брачно-семейных отношений.[481]
Свобода добрачных отношений отнюдь не способствует складыванию прочной семьи. «Семья ао не отличается прочностью, часты разводы, многие по нескольку раз вступают в брак, – отмечает С. А. Маретина. – Мужчины часто бывают неверны женам, посещая места ночлега девушек».[482]
В качестве примера мы избрали два неписьменных народа Северо-Восточной Индии, поскольку в их устоях особенно разительны отличия от соседних народов, тысячелетиями исповедующих теистические религии. В случае с гаро и нага становится совершенно ясно, что теистические, государственные, письменные и строго этические формы жизни эти народы не восприняли не потому, что не имели никакого сведения о них, но потому что не хотели воспринимать. Без всех этих «обременительных атрибутов цивилизации» гаро и нага жить приятней и удобней.
Строй народов, живших более изолированно от цивилизованных сообществ, очень близок к жизни племен Ассама. Бронислав Малиновский в знаменитой работе «Пол и наказание в обществе дикарей» писал об обычаях обитателей Тробриандских островов (Меланезия): «Любые мужчина и женщина на Тробриандах в конце концов вступают в брак после периода детских сексуальных игр, вольностей подросткового возраста и того периода жизни, когда любовники живут друг с другом более или менее постоянно, разделяя с тремя или двумя такими же парами кров одного „холостяцкого дома“.[483] Семьи тробриандских меланезийцев также отличаются непрочностью».
У гуронов (индейское племя Северной Америки) «девичество, девство не считается чем-то хорошим».[484] У эскимосов целомудрию невесты предпочитаются ее деловые качества – умение шить одежду, заготавливать пищу впрок и пр..[485]
«Девочки у каро-батаков считаются взрослыми в 12 лет, а мальчики – в 14 лет, и хотя добрачные связи не разрешены, они все же случаются довольно часто, а нежелательная беременность прерывается, что ведет к большому количеству бесплодных браков впоследствии, – отмечает русский ученый Елена Ревуненкова со ссылкой на голландского этнолога Ремера и добавляет: – Добрачные половые отношения никак не связывают молодых людей в будущем».[486]
Широкое распространение искусственного прерывания беременности является одной из особенностей этики неписьменных народов. Теистические цивилизации относятся к убийству плода во чреве и новорожденного, как правило, резко негативно. Такое убийство приравнивается к «обычному» убийству и влечет за собой соответствующую кару. По византийскому «Номоканону» Иоанна Постника, женщина, совершившая аборт, на семь лет лишается общения в церковных таинствах. Светские законы Византии отличались еще большей суровостью. Священная книга мусульман Коран провозглашает: «Не убивайте детей ваших, опасаясь бедности. Мы им и вам дадим потребное для жизни; истинно, убивать их есть великий грех» [Коран 17, 33].
Убежденность теистических религий в непозволительности искусственного прерывания беременности и убийства новорожденных понятна. Бог создал человека, чтобы он пришел к Нему. Человеку уготованы вечность и блаженное состояние близ своего Творца или даже полная слиянность с Ним. Мужчина и женщина, соединяясь, познавая друг друга, оказываются соучастниками великого божественного действа. «Соединяя женщину с мужчиной, когда чисты семя и кровь, Владыка берет пять элементов (міра) и, одновременно, шестой – Себя (Самого)», – учит древний ведический текст (Штп. Бр. 72). Новая личность, которой уготована вечность, а не только несколько десятилетий тяжелой земной жизни, зарождается в соединении божественной и человеческой воли, не только тварного, но и божественного естества. Человек в зачатии ребенка становится творцом вечности, причем не собственной, а иного существа, которое при безусловном родстве будет особой личностью, принесет собственный дар, талант в нескончаемое божественное бытие.
Именно поэтому все, что связано с этим великим актом богочеловеческого соработничества – синергийности, как говорят богословы,[487] – священно в теистических культурах и подлежит особо строгой регламентации. Неправильные человеческие действия здесь могут жестоко поразить не только самого нарушителя, но и его близких и тех, кто произойдет от него, то есть его потомков. Понятно, что убийство собственного ребенка, отказ от сотрудничества с Богом в даровании вечности жизни не может не рассматриваться в такой системе как преступление особо тяжкое. «Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает», – объяснял ученикам Иисус Христос [Мф. 18, 5]. А кто отказывается принять и даже убивает «такое дитя», тот убивает в себе Самого подателя жизни, становится не только детоубийцей, но и богоубийцей.