Поднимаясь по скобам, Климов боялся одного: что выберется на поверхность перед Ястребиным Когтем, в стороне от каменной площадки, на которой должен быть Зиновий. Тогда придется лезть на скалы, а силы его были на исходе.
Вскоре вентиляционный лаз расширился, и Климов снова почувствовал легкий сквознячок. На какое-то мгновение он даже потерял сознание. Вцепился рукой в скобу лестницы и прислонился к ней щекой. Дышал он с присвистом, надсадно-тяжело, дрожа всем телом. Ему все больше не хватало воздуха. Казалось, что еще несколько минут, и сердце остановится, не выдержит удушья, темноты и напряжения сил.
Последним усилием воли Климов заставил себя подтянуться повыше, глотнуть влажного воздуха.
Расшатанная ржавая лестница, приваренная к металлическим штырям, торчащим из стены, ходила ходуном.
«Если сорвусь, уже не встану, — обреченно подумал Климов и уперся головой в тупик. — Я на пределе».
Если бы не влажный холодок, который он почувствовал своим лицом и грудью, Климов бы отчаялся, подумал, что уперся в стену. Он поднял руки и пальцами нашел узенькую щель над головой. Нащупал камень и, напрягшись, сдвинул его в сторону. Выход был найден. Зловещее безмолвие туннеля осталось позади.
Над головой было небо, сыпавшее мокрым снегом и дождем, прохладой и ощущением жизни.
Часы показывали пять минут седьмого.
И все же утра не было. Была осенняя ненастная ночь, замешанная на дожде со снегом и предзимнем глухом ветре, раскачивавшем кроны горных вязов. От свежего воздуха и чувства свободы немного закружилась голова, и Климову вдруг показалось, что утро было таким же мрачно-угрюмым, как и горы, как отвесные скалы Ястребиного Когтя за спиной Климова.
«Нет, все же кто-то помогает одиноким», — с благодарностью в душе подумал Климов и выбрался наружу. Судя по тому, что скалы были за спиной, а горная вершина уходила дальше вверх, он выбрался к нужному месту. Где-то впереди была площадка.
Климов потер виски, вдохнул прохладный ночной воздух и в этот миг услышал журавлей. Крик их был таким сиротским, отчаянным, что он невольно запрокинул голову.
Поднял глаза и вдруг увидел их — этих предвестников утраты. Они расталкивали крыльями промозглый мрак у него над головой, а он, вцепившись в сдвинутый им камень, не мог понять, о чем они кричат. Они взывали к своему неведомому богу, и Климову казалось, будто кто-то звал его несчастным журавлиным плачем.
На голове зашевелились волосы, ему показалось, что он слышит плач и стоны душ расстрелянных заложников. И в том, что он коснулся тайны мира, убеждала неожиданно сгустившаяся темень. Горы исчезли, их уже нельзя было увидеть. Все поглотила кромешная тьма.
Преодолев мистически-ужасное оцепенение, Климов поежился и вновь потер виски, как бы отгоняя от себя видение.
Мокрый снег, вперемешку с дождем, холодяще таял на лице, и Климов, превозмогая гнетущее чувство усталости, уверенно поднялся на ноги.
Он уже знал, куда ему идти и что ему делать.
31
«Да у меня и вариантов: раз-два и обчелся! — Климов ступил на поваленное дерево и сделал шаг по скользкому стволу. — Если не первый, так второй».
Балансируя над пропастью, он перебрался по толстому стволу через расселину и устремился вверх по каменной гряде. Камни — это его укрытие, сила и надежда на спасение.
Сознание того, что выход найден, наполняло его бешеной энергией.
Все время вверх. Площадка была где-то близко. Но ничего, кроме неясных очертаний, Климов пока не видел.
«Так и не угостил меня кенийским чаем, — неожиданно подумал он, вспомнив обещание Петра, — но, может быть, все еще и обойдется».
Мысль о горячем чае, скорее, выдавала измучившую его жажду, сильнейшее желание добраться до воды.
Поднявшись на очередной каменный выступ, Климов с трудом перевел дыхание и облизал губы. Затем запрокинул лицо и стал ловить ртом мокрые хлопья снега и капли дождя.
В узком туннеле он вспотел от духоты, а пока добрался до подножия «каменного стола», все промокло: десантный «камуфляж», пиджак, сорочка. Словом, все.
Морозно-леденящий западный ветер больно стегал по лицу, пронизывал насквозь, заставлял двигаться.
Боясь напороться на мину, Климов тщательно выбирал отвесные участки, острые выступы и крупные камни. Каждый шорох и каждая тень таили для него опасность.
Пальцы одеревенели от напряжения и холода. Мышцы ног сводила судорога. Но, несмотря на все это, им овладело чувство возбуждения, как бывало в Афганистане, когда он шел по следу, приближаясь к цели.
Где-то далеко внизу осталась штольня, превращенная в подземный каземат, заваленный камнями вентиляционный канал, ржавые рельсы, сваленные набок вагонетки, перекрытия и балки крепежа, поручни лесенки и даже скалы Ястребиного Когтя, под толщей которых была жуткая дыра, всосавшая в себя, словно пушинку, Медика…
«Нет такого человека, который бы в итоге не получил того, что он заслуживает», — подумал Климов о страшной смерти, постигшей его спутника.
Обследовав очередную расселину и не обнаружив в ней ничего опасного для своей жизни, Климов поднялся еще на несколько метров, с трудом перевел дыхание и попытался немного расслабиться. Промокший и окоченевший, он не знал, откуда у него берутся силы, да ему и некогда было об этом думать. К вертолету надо было добраться затемно, иначе его план не сработает. Любопытство не порок, но за него частенько лупят, причем больно. Климов это знал по собственному опыту.
Вдавившийся в расселину под огромным камнем, Климов хватал ртом воздух и восстанавливал дыхание, когда ему на голову посыпалась щебенка, мелкая горная осыпь. Он инстинктивно замер, весь обратился в слух. Послышался журчащий звук, в нос ударил запах мочи. Климов сцепил зубы, его лопатке стало горячо.
Кто-то стоял на камне и справлял нужду.
Через несколько секунд снова скрипнул и посыпался, проваливаясь в темноту, щебень.
Климов понял, что находится у цели.
Осторожно обогнув каменный выступ, он облегченно вдохнул прохладный сырой воздух, присел на корточки и разглядел фигуру, уходящую в темноту. Это был рослый плечистый «десантник» с расслабленной, пружинистой походкой. На левом плече висел автомат, на поясе — фляжка.
Климов тщательно вымазал грязью лицо и пожалел, что у него нет сажи или жженой пробки. Ночь была темная, но глаза того, кто имел на своем поясе фляжку, давно должны были привыкнуть к темноте.
Прячась за камнями и выступами, Климов осторожно настиг медленно шагавшего «десантника» и оглушил его прикладом автомата. Все произошло мгновенно и абсолютно без шума.
Подхватив тяжелое бесчувственное тело, Климов оттащил его за небольшой валун и сунул в рот «десантнику» кепку-афганку. Затем вытащил из его кармана носовой платок и туго завязал лицо рослого парня. Брючным ремнем перетянул кисти его рук и снял с пояса фляжку. Если посчитать, то получалось, Климов около суток был без воды. Под укрытием валуна он отвинтил пробку, понюхал содержимое фляжки, ополоснул горлышко и сделал несколько глотков. Это был крепкий чай с лимоном. Вполне горячий, чтобы немного согреться. Переведя дыхание, он еще несколько раз хлебнул из фляжки и завинтил ее пробкой. Хватит, иначе мышцы станут вялыми и инертными.
Найдя у парня рацию, Климов пристегнул ее к своему поясу, вынул из чужих ножен клинок, располосовал комбинезон «десантника» и крепко привязал его ноги к стволу кривой осины, росшей у валуна. Сунув клинок под камень, он поднял автомат «десантника» и посмотрел на часы. Без четверти семь.
«Через час, от силы полтора будет совсем светло, — подумал Климов. — Истечет срок ультиматума, и тогда Зиновий нажмет на кнопку».
Запечатленная в памяти карта-схема горного разреза и ощущение подъема заменяли Климову компас и ориентир. Он знал, что должен двигаться на юго-восток, как можно круче вверх, почти что вертикально, и чутье его не подвело. Появившийся охранник лучше любой приметы говорил о том, что вертолет с Зиновием поблизости.
Карабкаясь по мокрым от дождя камням, Климов представил свое изможденное бессонницей и жутким напряжением лицо со ссадинами и кровоподтеками и горько усмехнулся. Кто любит дичь, не станет звездочетом.
Чувствуя, что дождь смывает с лица грязь, он снова тщательно намазался вязкой землей и вытер руки о комбинезон.
Вымазав грязью лицо, Климов ухватился за корни какого-то дерева, свисавшие над головой, и, неудачно переступив с одного камня на другой, поскользнулся. На какое-то мгновение он потерял равновесие, балансируя, замахал руками, но уже в следующую секунду ноги обрели устойчивость.
«Осторожно, — сам себе сказал Климов и вскарабкался на мокрые плиты известняка. — Я его вижу».
Метрах в пяти от него озябше переступал с ноги на ногу еще один «десантник».
Осторожно, затаив дыхание, Климов передвинулся правее, наметил впереди себя укрытие: ствол поваленного дуба, и, тихо перебросив свое тело, нырнул в потемки. Упав на грудь, ударился ребром. От боли резко втянул воздух и надсадно выдохнул. И этого было достаточно, чтобы охранник оглянулся.
— Стой! — скорее для себя, чем для кого-то, сказал он и начал пятиться назад. — Стреляю сразу.
Распластавшись, вжавшись в землю, Климов пристально следил за каждым шагом противника. Пальцами нащупал небольшой камень, чуть перевалился на бок и метнул камень правее от себя в кусты.
Охранник тотчас развернулся. Опасливо шагнул навстречу только что услышанному шороху. Климов еще раз метнул в кусты комочек грязи и бесшумно отполз немного левее, в сторону.
Охранник замер.
Климов осторожно поднялся. Бесшумно передвигаясь, он постепенно подкрался к «десантнику» со спины…
Порывистый ветер и яростно хлеставший дождь заставляли того вжимать голову в плечи и отворачивать лицо.
Это позволило Климову приблизиться на расстояние прыжка.
И в этот миг «десантник» обернулся:
— Кто тут?
Ослепительный луч света вырвался из фонаря в его руке, и Климов инстинктивно пригнул голову и прыгнул.