Посмотрев на часики, женщина направилась к выходу. Вновь прошлась пешком до площади Согласия с двадцати трех метровым египетским обелиском с отраженными на нем подвигами фараона Рамзеса, с двумя великолепными фонтанами, бассейнами и вездесущими статуями вокруг. Купив в пицерии не менее вездесущую пиццу, как простой турист примостилась на один из гранитных выступов, утолила голод. Времени до обеда еще оставалось достаточно. Заметив в конце площади одинаковую на всех языках букву «М», неспешно отправилась туда.
Под куполообразными сводами чередующихся капелл Собора Парижской Богоматери было прохладно и сумрачно. Играли всеми цветами радуги витражи южной розы, подсвечивали масивные колонны висящие между ними громоздкие люстры. Женщина прошла через заполненный людьми просторный зал к главному алтарю с деревянными хорами, в котором находилась статуя Скорбящей Богоматери. По обе стороны ее навсегда застыли в колено преклоненном состоянии два французских короля. Перед Богоматерью она осенила себя православным крестом, прошла дальше, за алтарь. Напротив громадного креста, подпираемого измученными фигурами в раскрашенных гипсовых одеждах, надолго задумалась. Трепыхались от сквозняков язычки пламени на свечах, пробегали по композиции тени. Пахло ладаном и почти восьмисотлетней замшелостью. За спиной, перед алтарем, хор мальчиков в белых одеждах под руководством святого отца исполнял католические гимны. Слаженные детские голоса под сводами храма звучали ангельскими призывами к благодушию. Молодая женщина все больше проникалась их, пропитывающих саму суть, благовестом. Душа распрямлялась, сердце стучало ровнее. Скоро она вся ушла в себя.
Из задумчивости ее вывел короткий емкий возглас. Японский самурай в современных одеждах настраивал ультрамодный «Кэнон» на японскую гейшу не в кимоно. Вздохнув, женщина подтянула ремешок сумочки ближе к локтю, направилась в сторону выхода. Времени у креста она все равно провела достаточно, успев выложить все, что отяжеляло душу. На улице было много солнца и тепла. Пройдя к вбитому в булыжник отшлифованному желтому каменному пятаку с цифрой «О», обеими ногами встала в середину, с легкой иронией загадала желание. Уступив место следующему охотнику до чудес, оглянулась на две соединенных вместе ажурной галереей, круглым витражом и коническим входом прямоугольных башни, образующими готический фасад собора. С каждого угла, выступа, хищно пялились на людей злые химеры, демоны, фантастические птицы и чудовища. Вся эта мерзость до того естественно корчила рожи и скалила зубы, запугивая туристов и прохожих, что своей преданностью вековым стенам вызывала к себе уважение. Из–за башен выглядывал рифленый готический шпиль с католическим крестом на вершине. Перекинув сумочку через плечо, женщина поправила широкий пояс на обтягивающих фигуру брюках. Не оглядываясь больше, мимо прилавков букинистов, через причудливый мост Пон Нёф тронулась на другую сторону Сены. Программа на сегодняшнюю половину дня была выполнена.
Но она не спешила в гостиницу, в поражавший продуманной роскошью номер люкс. Хотелось пройтись по усаженным каштанами улочкам, купить у уличного торговца жареных каштанов, пощелкать их в каком–нибудь глухом переулке за простеньким столиком у входа в обычную кафешку с мизерной чашечкой черного кофе без сахара. Она так и сделала, забрела за вылизанный центр в пролетарский район столицы мировой моды, типа Латинского квартала, отыскала крошечное брасри с парой выносных столиков и присела на гнутый металлический стул. Аккуратной стопкой на столешнице возвышались бесплатные «журналь». Выдернув свежую «Figaro», углубилась в чтение полосы новостей. Через некоторое время ее отвлек ненавязчивый бархатистый мужской баритон:
— Силь ву пле, мадам, — хозяин брасри услужливо предложил меню.
— Мерси боку, — улыбнулась она, отодвигая газеты и выкладывая из сумочки пачку сигарет.
— Пардон! — тут–же щелкнул зажигалкой хозяин.
Женщина прикурила. Поблагодарив, сделала знак, чтобы мужчина подождал. Пробежав глазами меню, заказала бокал красного вина, порцию мидий из Лионского залива и на десерт чашечку черного кофе без сахара. Когда хозяин ушел, осмотрелась вокруг. На другой стороне площади в конце совсем узкой «рю» местные клошары и туземные лимитчики шустро выгружали из длинного треллера капусту. Белые листья усеяли пространство вокруг машины. Скоро выгрузка закончилась, грузовик отъехал. Появились мулатки с азиатками, быстренько подобрали листья, после них уборщики навели чистоту, словно не было никакого треллера с капустой. На небольшом подносе принесли вино с мидиями. Отпив глоток, женщина причмокнула губами, выбор оказался удачным. Она знала, что у французов по цвету вина существуют различия. Белое они пьют для здоровья, розовое для любви, а красное предназначено для наслаждений. Избавившись от терзавших душу сомнений под древними сводами собора Парижской Богоматери, сегодня она жаждала наслаждений. Дальнейшая судьба уже не представлялась такой туманной. Да, ее спутник еще нуждался в шлифовке многочисленных острых углов, наработанных им в пору перестройки, за время подъема на вершину финансовой пирамиды. Но он стремился войти в общество избранных, он не щадил себя, ночи напролет просиживая за пособиями по этике, за словарями, за дискетами с записями на английском и французском языках. Он рвался в это общество не по принуждению, а сознательно. Конечно, у него было немало соперников из числа потомственных интеллигентов со значительными родословными, всего десяток лет назад активно включившихся в решение судьбы России, родины разбросанных по миру своих предков. За этот период она успела неудачно выйти замуж за одного из отпрысков князей Оболенских, в дореволюционой империи с вотчинами в нескольких местах, в том числе рядом с затерянной в сосновых борах знаменитой Оптиной Пустынью в Козельском уезде. Там у прадеда мужа было имение со стекольным заводом, выпускавшем хрустальную посуду, графины с петухами внутри. После революции производство приспособили к выпуску мензурок, колб и пузырьков для лекарств. К сожалению, всего через пару лет она с князем разошлась. Немного позже смогла отвергнуть еще несколько предложений руки и сердца, суливших безбедную жизнь в сытой Европе с Америкой и Канадой, с собственными яхтами и даже одной обжитой скалой посреди моря где–то в районе Галапагосских островов. Имелись признания в откровенных симпатиях и сейчас. У нее был выбор, богатый, она не спешила, как минимум, в запасе оставалось еще лет пять. Поэтому вела себя без стеснений, по примеру принцессы Дианы после развода той с принцем Чарльзом. С одной лишь разницей, князья Оболенские не преследовали и не следили за ней, как делала это английская королевская семья по отношению к бывшей супруге принца. Возле гостиницы «La Meyson Roze» не маячили агенты спецслужб, как вынюхивали они вокруг гостиницы «Ritz» в тот день, когда леди Ди с любовником арабом, сыном президента «Lafayette», вышла к машине. Но та не завелась, они пересели в другой автомобиль, уже подготовленный к аварии. Трагедия могла произойти где угодно, не обязательно под мостом. То, что писали средства массовой информации поначалу, не имело никакого отношения к тому, что произошло на самом деле. Об истинном положении вещей не только догадывались, но и знали в обществах высших. В этих кругах право на месть еще никто не отменял.
Молодая женщина поковырялась в панцире мидии, втянула мясо в рот, допила вино. Промокнув губы салфеткой, закурила. Заметила вдруг одиноко перебегающую площадь в конце улицы собаку. Это была поджарая длиннотелая такса с длинными ушами и длинным же хвостом. Все, в том числе и черный нос, у нее было длинным. Удивилась тому, что и по Парижу разгуливают беспризорные животные. Грустная улыбка уже надумала зародиться в углах рта, когда из–за здания с фундаментом из булыжника вышла бабушка с длинным поводком в руках. Облегченно вздохнув, женщина покосилась на чашечку с черным кофе. Конечно, разве могут по Парижу метаться бездомные собаки, если парижане за своими любимцами все отходы собирают в специальные мешочки. Отпив несколько глотков горьковатого на вкус кофе, она сунула под высокую ножку бокала голубоватую бумажку в двадцать евро и встала. Порция мидий из Лионского залива стоила не так дорого, как место за столиком на свежем воздухе и маленькая услуга самого хозяина уютного снаружи и внутри брасри. Женщина не пошла в сторону площади, по неровному каменному тротуару она стала подниматься дальше вверх. Аккуратные дома с крошечными балкончиками, с мансардами под изломами угловатых крыш, тянулись сплошной стеной, изредка прерываемой небольшими перекрестками с магазинчиками на первых этажах, владельцами которых мог быть кто угодно. Когда ей показалось, что заблудилась, она обратилась за помощью к первому попавшемуся продавцу. И сразу поняла, что это серб, жестов и мимики убавилось наполовину. Плохо знавшие французский язык, по русски все югославы объяснялись лишь с легким акцентом. Хозяин магазинчика быстренько прояснил положение дел, оказалось, что женщина успела отойти от набережной Сены не так далеко. Если вон по той улице спуститься немного вниз, а затем завернуть налево, то как раз можно попасть к спуску на станцию метро. А там на стенах развешаны подробные указатели. Она перешла на другую «рю», и вдруг на перекрестке с правой стороны увидела знаменитый на весь мир храм науки Сорбонну. Увенчанное колоннадой с башнями, с широкой мраморной лестницей перед входом, величественное здание олицетворяло собой цитадель разума. Она знала, что поступить в университет можно без экзаменов. Лишь один предмет сдавать необходимо, это французский язык. После чего получалось право посещать или не посещать аудитории, слушать и записывать, или не слушать вообще лекции. Но во время семестров преподаватели гоняли по зачеткам по полной программе. По этой причине случайные люди в коридорах университета практически отсутствовали. Полюбовавшись видами площади, на которой возвышался храм знаний, женщина уважительно склонила голову и направилась к станции метро.