енько привела себя в порядок и бросилась к тротуару. Дока погнался за ней, так хотелось вновь испытать яркие ощущения от контакта горящего страстями члена с женским половым органом, что был готов пожертвовать всем на свете.
— Не подходи ко мне, проходимец, — когда приблизился, оттолкнула его девушка. — Я тебя совсем не знаю.
— На заводе пашем, в одном коллективе поем и танцуем, — стараясь схватить за рукав осеннего пальто, настаивал Дока. — Ты сама согласилась переспать со мной.
— Тебя не пустили в общежитие, значит, ты чужой, — убыстряя шаг, не сдавалась трезвевшая на глазах эстонка.
— Нас не пропустили потому, что время для посещений уже позднее. Взгляни на часы, вокруг давно стемнело.
Но та не хотела слушать никаких доводов, не соблюдая правил, упорно продолжала идти вперед, пересекая улицы перед радиаторами снующих туда–сюда машин. Наконец, в глухом переулке возле какой–то лесопосадки, он снова привлек девушку к себе, сунув руку в трусы, нашарил заветные половые дольки. Двумя пальцами заерзал вдоль углубления, стараясь разбудить в партнерше сексуальный инстинкт. И вдруг ощутил, как кожу на руке словно ошпарили горячим чаем. На мгновение замер, не в силах сообразить, что бы это могло обозначать, и с недоумнием уставился на подружку. Отведя светло голубые глаза в сторону, эстонка мочилась прямо в трусы. От нее потянуло неприятным запахом:
— Совсем по фазе сдвинулась? — вытаскивая ладонь и вытирая о полы ее пальто, с укором сказал он. — Ну зачем ты так!
— Я сказала, что больше не желаю иметь с тобой дела. Тем более, на улице, — откачнулась она. Негромко взвыв, скорчила дурацкую рожицу. — Проходи–имец, меня всегда пускали в это общежитие, а с тобой нет, потому что ты в нем не живе–ешь.
— Не говори глупостей, я живу в комнате номер тридцать пять.
— Не ве–ерю, ты лабух из местных, а у нас в цеху играешь за де–еньги.
— Думай что хочешь… Ну прошу тебя, дай, я сделаю это быстро, — соображая, что она решила состроить из себя дурочку, не в силах был справиться с возбуждением Дока. Даже моча не оттолкнула от желания ощутить живую трепетную плоть внутри ее полового органа. — Я не буду кончать туда, качну пару раз и сразу вытащу.
— Отойди, я сказала, иначе позову на помощь.
Эстонка нашарила за спиной сухую ветку, замахнувшись, опять ударилась в бега. Узкая дорога вела к высоченной из бетона плотине, перегородившей неширокий в этом месте Днепр с бывшей казачьей вольницей — островом Хортица — в сотнях метров от нее. Уже доносился глухой гул от падавшей вниз воды. Вместе с бригадой Дока успел побывать в неприступном когда–то лагере непокорных запорожцев, осмотреть его вдоль и поперек. Полюбовались они сверху и бешенными потоками, рвавшимися из узких прорезей плотины. Между тем, проскочив до полосатого шлагбаума, эстонка остановилась, закружилась посередине серой ленты асфальта. Вид у нее был такой, словно она оказалась в незнакомом районе. Быстро темнело, дальше начиналась охранная зона с вооруженным постовым в будке. Дока подошел, взял за рукав тонкого пальто, привлек к себе. Она не сопротивлялась, наверное, просто испугалась, что заблудилась окончательно. Она снова доверяла ему, словно ничего не произошло, до тех пор, пока он не принялся мягко и настойчиво сталкивать ее с дороги в густые заросли кустов. Но именно этого она желала меньше всего. Выпростав руки из рукавов пальто, ладонями принялась шлепать его по плечам, по спине. Непонятная агрессивность разозлила. Швырнув девушку на землю, Дока властно потянул за резинку от трусов, сняв их, кулаком раздвинул ноги, просунул пальцы вперед, чтобы следом всадить готовый к действиям член. Ощутил вдруг влажную и липкую от не просохшей мочи промежность, задохнулся от вонючего запаха. Брезгливо откачнувшись назад, обтер ладонь о пожухлую траву. Желание исчезло само собой, словно его никогда не бывало. Эстонка негромко кряхтела, пытаясь напялить подол платья на голые колени. Он хапнул пару глотков свежего воздуха, встал и, не оглядываясь, пошел обратной дорогой.
Первый сексуальный опыт на новом месте проживания вышел неудачным. Встречаясь с эстонкой взглядами на репетициях в актовом зале, Дока старался не отвечать на откровенные улыбки пришедшей в себя бывшей знакомой. Он был уверен, что теперь она готова пойти с ним куда угодно, но липкая моча и приторно–вонючий запах надолго задержались в сознании, отбивая охоту к очередному сближению. Скоро и в комнате общежития наметился крупный сабантуй. Обыкновенным маленьким попойкам не видно было конца, они проходили ежедневно. Бывали случаи, когда пропившись до копейки, утром пораньше ребята вылезали из комнаты и, пока не объявлялись шустрые уборщицы, бродили по коридорам в поисках пустой посуды, чтобы сдав ее, на вырученные деньги купить буханку хлеба и заглушить чувство голода. Посуды оказывалось много, чаще монеток хватало на новую бутылку вина, и пьянка продолжалась. Кто–то приходил в гости, кто из дома получал перевод, а кому выписывали внеочередной аванс.
В этот раз у Валика Козловского, живущего этажом выше солиста группы, в которой Дока играл на гитаре, случился день рождения. Или день ангела наступил у кого–то из ребят и они позвали знаменитого на весь город певца к себе в гости. Факт заключался в том, что парня на руках носили местные девчата. Невысокого роста, худощавый, он обладал удлиненным с тонкими чертами лицом, обрамленным ниже плеч черными волнами волос, яркими голубыми глазами с длинными ресницами и большим чувственным ртом. У Козловского в городе в своей квартире жила родная сестра, но никто не знал, почему он оказался в общежитии. Вместе в Валиком в комнату, где обитал Дока, пришла девочка, шестнадцатилетняя истая поклонница певца. Когда все расселись за сдвинутыми вместе столами, она оказалась рядом с Докой. Сидеть подле Козловского не разрешалось никому, чтобы не мешать тому перебирать гитарные струны.
И праздник начался, под привычный звон граненных стаканов с куском наспех обжаренной на общей кухне дешевой колбасы, под запрещенные тогда песни иностранных исполнителей. Особенно популярными считались прямой потомок выходцев из России, осевший во Франции американец Джо Дассен, французский певец Жан Татлян и не уступавший обоим ни в голосе, ни во владении вокалом Валерий Ободзинский. Лучше всего у Козловского получалось под Татляна, он шпарил парочку знакомых песен певца без остановки, исполняя их на своем тарабарском языке, как всегда, незаметно накачиваясь до состояния попавшей в пляжную зону морской звезды, когда в щедро разбавленных испражнениями водах на ту нападал столбняк. Первые часа полтора юная поклонница не сводила с певца глаз, потом спиртное взялось за перелицовку ее сознания. Не имея возможности приклеиться к кумиру, она все откровеннее прижималась к пока еще трезвому Доке. Наверное, он тоже начал нравиться ей. И Дока принял правила игры, сознательно взявшись накачивать девушку вином с водкой одновременно. Он своевременно решил, что мечтающих переспать с Валиком молоденьких наложниц у того достаточно, а у него и со случайным подарком судьбы ничего не получилось. Скоро голубые глаза у девушки взялись разбегаться, аккуратненький носик чуть припух, покрылся мелкой испариной, а губы распухли, стали липкими. Она уже не в состоянии была воспринимать недавнего кумира, целиком отдав себя в руки сидящему рядом парню. Оглядевшись вокруг и заметив, что товарищи давно стараются перекричать друг друга, Дока перегнулся через стол, попросил у Валика ключи от его комнаты. Вряд ли тот что–нибудь понял, машинально засовывая непослушную руку в карман. Подхватив девушку за талию, Дока оторвал ее от стула и направился к двери.
— А куда мы идем? — с пьяным любопытством поинтересовалась она возле выхода.
— В мою комнату, — осознавая, что и она рада близости, не стал обманывать он. Привлек девичью фигурку к себе. — Я люблю тебя, я очень хочу побыть с тобой вдвоем…
— Я тоже… ты понравился мне сразу, — мокрыми губами потянулась она к его подбородку. Попытавшись оглянуться, спросила. — А мы еще вернемся сюда?
— Конечно, немного позже.
В комнате у Козловского была идеальная чистота, рассчитанную на двух человек, певец занимал ее один. Закрыв за собой дверь, Дока нетерпеливо всосался в губы партнерши, чтобы не дать опомниться как в случае с эстонкой, сразу потащил на белевшую в темноте простыней постель. Задрав коротенькое платье, зацепился кончиками пальцев за резинку от маленьких трусиков. Девушка не мешала, она жарко обцеловывала шею, щеки, лоб, все, что встречалось на пути, смачными прикосновениями губ. Разогретая вином, она тоже завелась, вжималась в него упругими грудями, шустрыми бедрами и полненькими ляжками, непроизвольно мешая стащить трусики через не сброшенные на пол туфли. Когда справился с этой бедой, пришла другая ввиде скомкавшихся под пахом штанов. Он с трудом расстегнул закусившуюся на ремне пряжку, судорожными движениями ног затолкал брюки с трусами под спинку кровати. И навалился на партнершу, ощущая, как стоящий колом член без посторонней помощи отыскал то, что ему было нужно. Он головкой раздвинул жирненькие половинки больших половых губ, со звучным сляканьем втиснулся в тугое отверстие во влагалище. Это была победа, отмеченная невыразимо яркими ощущениями тягучей сладости, испускаемыми оплетающими член от основания до уздечки под готовой лопнуть от напряжения головкой взбудораженными нервными окончаниями, до самого томно занывшего пупка, и выше, до готовых подпрыгнуть сосков на грудных мышцах. Доку прошила длинная судорога, заставившая выпрямить колени, дугой изогнуть спину, сквозь стиснутые зубы прорвался длинный интимный стон. Он медленно качнул задницей взад–вперед, не давая возможности чувствам застать себя в расплох.
В этот момент притихшая было партнерша неожиданно рванулась из–под него. Хватаясь пальцами за углы подушки, за никелированную спинку кровати, она засучила ногами, заелозила по сложенному поверх простыни одеялу, запрокидывая голову и громко икая. Поначалу он ничего не понял, вцепился в нее, попытавшись глубже просунуть член. Он не собирался вытаскивать его, пусть хоть расположенная на третьем этаже комната вместе с постелью рухнет на первый этаж, пускай девушка под ним даже отключится. Он так долго ждал этого счастливого мига, столько натерпелся от суррогатного удовлетворения себя шершавыми от работы ладонями, что готов был пойти на все. Увидел вдруг, как из раскрытого рта подружки наружу вырвалась рвотная масса, поползла по подбородку, запачкала белую материю. Девушка выгнулась еще раз, потом еще. Лишь убедившись в том, что партнерше стало плохо, Дока рукой дотянулся до приоткрытой створки окна, не вынимая члена, сам подтолкнул подружку к подоконнику. Свесив волосы наружу, она блевала, выворачивалась наизнанку перекручиваясь мокрым бельем. Он продолжал ее насиловать. Когда внутри дрожащей от напряжения плоти настал черед обрушиться мощному валу чувств, вжался в девушку, словно решил слиться с нею воедино, и разорвал углы собственного рта в немом вопле, одновременно заходясь в ярких конвульсиях, забился выброшенной на берег рыбой. Он был счастлив, он добился своего, наконец–то осуществилась не дававшая спокойно жить мечта. Долгож