данная пустота заполняла каждую клеточку тела, старательно выметая из потаенных уголков сознания дразнившие его столько времени сексуальные мысли.
Но, видимо, так устроен человек, что с мечтою расстается неохотно. Скорее всего, похотливые желания присохли накрепко, если даже после яростной разрядки он все равно оставался неудовлетворенным. Хотелось еще и еще, не терпелось раздернуть на партнерше пуговицы с застежками, сорвать с нее одежду и пуститься в дикую пляску половых извращений. Дождавшись, пока девушка опрожнит желудок и рукавом кофточки вытрет губы, Дока развернул ее на спину, снова воткнул член в скользкое, как бы готовое вытолкнуть его обратно, влагалище. Наверное, она тоже возжелала насладиться сексом, потому что сразу принялась активно работать кругленькой попой. Некоторое время оба старательно пытались удовлетворить друг друга. Дока млел от распалившего его наслаждения, не обращая внимания на неприятный запах изо рта подружки, губами ловил ее вспухшие губы и с остервенением обсасывал их, перескакивая на раскрасневшиеся пухлые щеки, на мягкую шею, на мочки ушей. Он работал и работал задом, находя во влагалище все новые уголки с раздражающими уздечку под головкой члена маленькими складочками. Их было достаточно, этих неровностей. Вскоре внутри полового органа девушки словно включили непрерывно движущийся конвейер из сладостных рубчиков с заусенцами. Выдержать постоянное напряжение оказалось сложно, Дока приготовился к очередному извержению семени. И снова подружка рванулась из–под него, пытаясь удержать чудовищную рвоту. Опять уцепилась за края подоконника, свесила русые длинные волосы наружу и задергалась будто в припадке. Но и в этот раз Дока не пожелал расстаться с ней, клещем вонзившись в спину. Девушка блевала, а он не переставал вздымать задницу до тех пор, пока его снова не скрутила в баранку очередная волна эротической разрядки. Как только она спала, руки отцепились сами и Дока мешком отвалился на постель. Но и в этот раз сил оставалось еще достаточно.
Они старательно расшатывали железную кровать до тех пор, пока подружка не очистила желудок окончательно, а исходивший потом Дока не похудел на глазах. В конце концов оба поняли, что требуется передышка, прильнув друг к другу, попытались отключиться. В этот момент в дверь кто–то громко и настойчиво постучал. Дока попытался приподняться, но измочаленная плоть не хотела слушаться, ноги были ватными, живот подрагивал на хребте кучей ребер.
— Кто это может быть? — смахнув с лица мокрую прядь волос, уцепилась за его плечи подружка. — Стучит и стучит… настырный.
— Наверное, пришел хозяин комнаты.
Он специально не назвал имени Валика Козловского, чтобы не ввести девушку в смущение. После того, что произошло между ними, имя это могло расстроить его дальнейшие планы. А он больше не желал расставаться с партнершей по сексу, загадав начать с ней дружбу. В дверь продолжали барабанить, теперь кулаками и ногами.
— Ты сказал, что комната твоя, — приподняла наивные бровки девушка.
— Она была нашей до прихода… певца.
— Нам нужно одеваться и уматывать? — она машинально оглянулась на темное окно, за которым властвовал глубокий вечер. — А куда мы пойдем? В такой поздний час я до дома не доберусь. — Добавила с надеждой. — Да и не пустят, вся растрепанная.
— Пойду договариваться, — опуская дрожащие ноги на пол, хрипло откликнулся Дока. — Если не получится, придется переселиться в нашу комнату.
— Вас там несколько человек! — подружка испуганно схватила его за запястье. — Пусть лучше певец переспит на твоей кровати, а мы останемся здесь.
— Если согласится…
Козловский не согласился, мало того, он полез в драку. К выясняющим отношения подбежали ребята, послышался голос дежурного, предупредивший, что милиция скоро приедет. Дело запахло керосином. Пока конфликт улаживали, девушка успела исчезнуть.
Много позже Доке удалось встретиться с ней еще один раз, даже проводить до дома. Она обещала навестить его в общежитии. Но ни разу не пришла, а он постеснялся набиваться.
Началась двойная жизнь. В общежитии Дока не просыхал от пьянок, ходил в королях, на заводе же выдвигался в передовики за хорошую работу. Такое существование удовлетворения не приносило, потому что было способно сломать и привести на скамью подсудимых. Ко всему, контакта с женщинами опять не получалось. Они хотели целомудренной дружбы и создания семейного очага, что в корне противоречило его внутренней сущности. Он же еще не нагулялся.
Как–то товарищ из комнаты рядом рассказал, что трахает бабу за сорок лет. Она так надоела, что не знает как избавиться. Если Дока желает, пусть присоединяется, мол, после совместного секса хоть повод появится послать подальше. Добавил, что подруга не против сама. Он нехотя согласился, заниматься любовью с женщиной в возрасте было как–то неприлично. Но от сексуального перевозбуждения снова спасал лишь опротивевший до блевотины онанизм, а после любви с подружками наступало душевное равновесие. Вечером он побрился, надушился одеколоном и отправился в назначенное место встречи. Товарищ и его партнерша, огромная баба под пятьдесят лет с необъятным животом, пунцовыми щеками и толстыми руками, уже пританцовывали возле винного магазина. Купив три бутылки вина, компания отправилась на берег Днепра. На обломке скалы, одним концом уходящим под воду, а другим утонувшим в береговом песке, они разложили закуску, поставили емкости с хмельным напитком. Дикое неухоженное место слабо освещал единственный фонарь на столбе у дороги вдоль реки, в темноте гремела бурными потоками воды близкая плотина. Баба не переставая сыпала мелким смешком, зыркала на Доку слезящимися от ветра лупалками. Она как бы приценивалась, а он стеснялся нахальных взглядов, отворачивался в сторону.
Первую бутылку оприходовали мигом, будто не приносили с собой, вторую растянули минут на двадцать. После чего знакомый расстегнул пуговицы на пальто, уверенно взялся за ремень.
— Так, пора работать, — с напускной дерзостью громко сказал он.
Тостушка мигом задрада подол платья и сняла так знакомые Доке теплые рейтузы с начесом. Аккуратно сложив их на камне, разлеглась на нем сама, раскидала ноги в разные стороны. Дока видел, как приблизился к ней знакомый, как стоя задвигал задницей. Появившееся было чувство возбуждения вяло пошевелило член в штанах и, не набрав нужной силы, исчезло. Дока забеспокоился, что с таким настроением имеет все шансы опозориться. После ребятам в общежитии не докажешь, что не желал трахать годившуюся в матери бабу. Плеснув в стакан вина, выпил и отошел в сторону, пытаясь расшевелить угасшую волну. Она будто в песок просочилась. Меж тем, изредка оглядываясь на Доку, товарищ продолжал прилежно работать нижней частью туловища. Прошло минут пятнадцать, Дока принялся руками разминать онемевший свой писюн, но тот словно усох.
— Что–то у меня не получается, при посторонних кончить не смогу, — послышался голос знакомого. — Может, ты попробуешь?
Подруга грубо засмеялась, по матерински похлопала ладонью его по щеке:
— Паши, милый, я еще не разогретая. Кончать он собрался…
— Качай, качай, я попозже, — надрывно отозвался и Дока.
Он уже откровенно взялся за возбуждение не желавшего просыпаться члена. Зажав между ладонями, раскатывал его как дикари палочку для добывания огня. От грубых мозолей сморщенная кожа принялась нестерпимо гореть, в яичках появился болезненный зуд — никакого толку, писюн будто самостоятельно решил не позорить себя близостью с неряшливой теткой. Тогда Дока напряг бедра с ягодицами, усилием воли представил себе пятнадцатилетнюю подружку лупоглазой танцовщицы, с которой удалось переспать всего одну ночь, и просто погладил половые органы. Через минуту по прежнему не ощущавший прикосновений член шевельнулся, в области уздечки зазудело желание. Скоро он, обласканный вниманием, торчал как было надо, с одним недостатком — он был готов опростаться семенем немедленно.
— Не могу, не получается, — снова донесся голос знакомого. — Иди завершай дело, иначе она нас обоих отмудохает.
— Безо всяких сомнений. Привели, выблядки, а трахать за них дядю зови, — отчеканила похожая на разложенную на камне огромную черную тушу его партнерша. Наверное, она успела захмелеть, потому что когда обратилась к Доке, в грубом голосе прозвучала явная угроза. — Эй, на берегу, что ты там притих? Дуй сюда, иначе обоим яйца оторву.
У Доки катастрофически начала исчезать охота. Заметив, что товарищ отошел от камня, он приблизился к бабе, суматошно направил сникающий член в слякающее влагалище. Показалось, что оно похоже на одну из черных дыр в космосе — такое же холодное, бездонное, заполненное одними угрозами. Торопливо задвигав задницей, постарался слабую волну возбуждения не загасить совсем. Он успел почувствовать, как семя по каналу выползло наружу, словно писюн с усилием выдавил зеленые сопли, как моментально сморщилась кожа на нем и на яичках, будто ее продрал ядреный мороз. Сексуального удовлетворения не последовало, оно так и осталось греметь внутри никуда не годным пережженным кирпичом. Он уже хотел отклеиться, ощутив, что обильные выделения из резко пахнущего влагалища по лобку устремились в промежность, когда тетка облапила его за плечи широкими крестьянскими ладонями, привлекла к себе и, басовито покряхтывая, нацелилась таскать по низу огромного своего живота как по стиральной доске.
— Вот теперь дело будет, — радостно гоготнул в трех шагах приводивший себя в порядок закомый. — Я же говорил, что бабушке меня одного мало.
Скованный смешанным со стеснительностью чувством слабого извержения семени, некоторое время Дока с покорностью отдавался во власть сильным рукам, ерзая по залежам жира взад–вперед. Но скоро все существо его воспротивилось откровенному насилию, он попытался вывернуться. Баба напряглась, на мгновение замерла в странноватом положении, и вдруг осела враз подтаявшим сугробом, дохнула в лицо запахом протухших яиц, заголосила в полный голос:
— Вы–ый–й-й-й, не могу–у–у… Ах ты, родненьки–и–ий-й, дове–е–ел меня-а до ха–аты–и-и …