ской голос, настоящий, человеческий. Дока суматошно завертел головой вокруг. Рядом никого не оказалось. Девушка угнулась, затряслась от смеха, он сердито сунул руки в карманы, но основательный баритон снова заставил зашарить глазами по сторонам. Только на третий раз он сообразил, что у подружки под платком спрятан обыкновенный транзисторный приемник, громкостью которого она умело манипулировала. А дома они занялись сексом в ванне, наполненной горячей водой. Он натягивал ее на свой член, поворачивая то боком, то передом, то задом, с наслаждением вжимаясь в кругленькую попу, ощущая, как влагалище принимает его половой орган как родной, облизывая шустрыми мышцами от головки до самого корешка. Лишь когда собрался уходить, обнаружил, что с трудом передвигает ноги. Жесткое, как наждачная бумага, покрытие ванны стесало кожу на коленях едва не до костей.
Он долго не приходил к ней, а когда выкроил свободную минуту, вдруг заметил, как возле подъезда дома девушка не может расстаться с каким–то незнакомым парнем. Тот зарывался в ее пышные волосы, обцеловывал лицо, она крепко обнимала его за плечи. Дока повернулся и ушел. Но вскоре не выдержал, зная, где живут родители, отправился с расспросами о ее жизни. Он все еще не расставался с надеждой на лучшее, рассчитывая встретить только свою судьбу. Те не стали откровенничать, зато их сосед во всех красках обрисовал, как еще пятнадцатилетней подружка убегала в воинскую часть напротив, как потешались над ней по целому взводу солдат за один раз. Как приползла однажды с засунутой во влагалище пустой бутылкой, и как убивал ее отец прямо под окнами собственного дома. Ничего не помогало, не зря люди говорили, что блядство даже старость не в силах излечить. Несмотря на услышанное, Дока еще пуще заскучал по девушке. То ли нравились люди с поломанными судьбами, то ли в них он угадывал самого себя, но через несколько дней снова набился в гости к товарищу. Вечером подружка отдалась ему с тем же азартом, с каким подкладывалась всегда. Он ни словом не обмолвился об увиденном и услышанном, ведь она призналась, что обыкновенная блядь, и рассчитывать на что–то серьезное ему не следует.
Так прошло лето, надвинулись затяжные осенние дожди. А потом крепко похолодало. Товарищ надумал жениться, попросил девушку освободить квартиру и она вернулась в отчий дом. Все чаще встречи стали носить случайный характер, к тому же Доке напрочь расхотелось разводиться на зиму. На одно из свиданий подружка пришла с закутанной в пальтецо маленькой девочкой. Односложно отвечая на распросы, схватила Доку за руку и потащила на автобусную остановку. Они приехали на сады за городом, открыли дверь в каком–то домике, выпили прихваченное с собой вино. И заснули. Она так и не призналась, что ребенок был ее дочерью. Утром Дока продрал глаза, увидел, что девочка задыхается от кашля, растолкал разромлевшую под одеялом партнершу. Но сколько ни требовал отвезти ребенка в больницу, та полупьяно убеждала, что все обойдется. Оставив их в продуваемой насквозь холодной хибаре, злясь на то, что опять согласился встретиться с ней, он убежал на работу. С этого момента Дока начал бояться любовницы, его страшила мысль, что ребенка она тогда не спасла. Они расстались.
Лишь много позже случайно встретились то ли в магазине, то ли на автобусной остановке. Дока сразу спросил о судьбе той девочки. Пообносившаяся любовница долго крутила вокруг да около, пока не поняла, что нового романа уже не получится. Скомкавшись под угрожающим напором, призналась, что сдала малышку в детский приют. Поклялась, что говорит правду, мол, ей там будет лучше, и снова с надеждой вскинула прекрасные, разве что с мешками под ними, карие глаза. Но Дока уже отворачивался от нее, в этот раз она сумела накормить его до отвала.
Не выдержав супружеской жизни взаймы, жена подала на развод. Их развели, не вдаваясь в подробности, оставив жить пока под одной крышей. Увидев, что семейный возок развалился окончательно, каждый постарался наверстать упущенное. Жена перестала вылезать с курортов, Дока загулял по черному. То в парке подцепит надушенную дамочку, приведет домой, разложит на кровати и всю ночь гуляет кумом королю и сватом министру. А утром ломает голову над тем, как отстирать насквозь пропитанную менструацией белую простынь. Или в трамвае прилепится к смазливой девушке, доведет до подъзда и вдруг нестерпимо захочется выпить. Настроившаяся отпробовать чашу любви с обаятельным парнем, подружка обливала его, смеющегося, последними словами, перед уходом норовя стукнуть кулаком. Ему отказывали редко, высокий, подтянуйтый, с большими выразительными глазами, он походил на американского актера, весельчака Стива Мартина. В карман за словом не тянулся тоже.
Однажды произошел даже смешной случай. Квартира, в которой жил Дока, находилась на пятом этаже дома из белого кирпича, напротив стояло женское общежитие. Как–то одна из заблудших овечек задержалась допоздна, сколько ни пыталась достучаться, дверь вахтеры не открывали. Проснувшийся от громкого стука, Дока выглянул в окно, разглядев облитую светом единственной лампочки девушку, негромко крикнул, чтобы она поднималась к нему. И она поднялась, немного поломавшись, легла с ним в кровать, а после решила показать нелегкий характер. Трусики лежали на полу, сорочка оголила пупочек, но крепко сжатые ножки партнерши превратились в бетонные надолбы под Москвой. Его пальцы успели побывать в ее влагалище, подружка едва сдерживалась, чтобы не закричать от удовольствия, но как только Дока принимался проталкивать член между половых губ, начиналась невообразимая истерика. Она рыдала, брыкалась, и делала все, чтобы он не вошел вовнутрь, словно никогда не спала с парнями. Вскоре обиженный Докин член скукожился, убрался под кожные складки, желание угасло. Смирившись с неудачей, сам Дока подкатился под теплый бок подружки, намереваясь хотя бы отоспаться за пару–тройку часов, которые остались до работы. Уже смежил веки, различил первые цветные картинки хорошего сна, когда девушка грубо перевалила его на себя и широко раздвинула ноги. Он тут–же поймал нарастающую волну, напружинив низ живота, впаялся в выпирающий лобок партнерши. Так вдруг взыгралось, что скулы затрещали. Но член словно задубел, от него не последовало никакой реакции. Дока изворачивался змеем на горячих угольях, губами хапал нос, щеки, кончики ушей подружки, облизывал алый бархат на вспухших ее губах. Все было бесполезно. Тогда он применил испытанный способ. Просунув палец в призывно играющее тугое влагалище, нацеплял пахучей смазки, измазал ею член, а после поднес палец к собственному носу. Желание превратилось в нестерпимую потребность, так обладать женщиной, как сейчас, он еще никогда не хотел, даже в первые свои сексуальные опыты. Но до сего момента добросовестный половой орган омертвел окончательно, он не только не думал показывать головку из складок кожи, наоборот, постарался спрятаться еще глубже.
— Ну давай же, я хочу тебя, — пылающими щеками терлась о его лицо девушка. — Что ты медлишь, введи его вовнутрь. Разве ты не видишь, что я согласна…
— Подожди немного, я сосредоточусь и мы займемся любовью по настоящему, — растерянно бормотал Дока, руками терзая непослушный член. — Наверное, он перенапрягся…
Приятный запах доступных половых органов партнерши будоражил нервы, заставляя волосы на загривке подниматься дыбом и стягивая мышцы живота. От осознания, что стал хозяином положения, что еще одна победа приготовилась украсить грудь, Доку выворачивало наизнанку. Под пупком зачавкала лужица из пота, влажная простыня окончательно опутала мокрые ноги. Вдобавок, в рот настырно полезли покрытые лаком колкие завитки волос подружки. Назойливые мелочи бесили, не давая мыслям собраться в целенаправленный пучок, отвлекали от главного, изнутри готового раздербанить теперь самого взбудораженного самца. Измученный, под нетерпеливыми пальцами вспыхнувший синим пламенем, член перестал подавать признаки жизни вообще. Дока готов был оторвать его с корнем и выбросить в окно, из которого так необдуманно завлек девушку к себе. А партнерша продолжала нагнетать обстановку, ногтями царапая его спину:
— Очнись ты, наконец, внутри у меня все горит, — она уже примеривалась покусывать дружка остренькими зубками. — Ты же только что чуть не изнасиловал, и вдруг расхотел…
— Я тебя не насиловал, — слабо отбивался Дока, рукой пытаясь протолкнуть во влагалище оставшийся от члена вялый отросток. Поняв, что из затеи вряд ли что получится, сдался. — Давай доведу пальцами.
— Ни в коем случае, они грязные, — всполошилась девушка. — Я хочу, чтобы вошел им.
— Но я уже возбуждал тебя рукой.
— Я ничего не ощущала, думала, что водишь снаружи.
— Я входил вовнутрь.
— Нет, только им, ты же мужчина…
Отшвырнув от паха кисть, подружка плотнее прижалась к Доке, впилась ногтями в его задницу. Он губами размазал ее губы на ее же зубах и, схватив за волосы, надолго заставил замереть в неудобном положении. В квартире наступила тишина, слышно было как просыпается малосемейка, как на улице прохладный воздух портевожили первые восклицания поспешивших на работу жильцов. А он продолжал прижимать девушку к постели, не позволяя той сделать лишнего движения.
Так продолжалось целый ледниковый период, пока он не удостоверился, что страсть подружки потихоньку начинает улегаться. Она уже не так стремилась втереться лобком в его измочаленный член, опали и забугрившиеся под нижней рубашкой груди. Громко зазвенел будильник, дотянувшись до него рукой, Дока нажал на стопор. Затем отклеился от партнерши и как на ходулях пошел подмываться. Он с трудом отыскал спрятавшийся вовнутрь тела свой половой орган, подобного с ним тоже не происходило ни разу. Вернувшись в комнату, увидел, что девушка успела встать с кровати и облачиться в короткое платье, зло и растерянно начал одеваться тоже. Когда дошли до трамвайной остановки, чтобы расстаться окончательно, она вдруг повернула к нему красное лицо, процедила сквозь сцепленные зубы:
— Импотент несчастный, ты хотел меня взять силой.