— Не хочешь туда заглянуть, заодно сигаретами запасешься? — с усмешкой спросил он.
Дока понял, что тот догадался, зачем он возвращался в прошлый раз, покосившись на по прежнему беспечную невесту, пожал плечами:
— Ты же сам сказал, что сколько ее ни пытались развести, все бесполезно.
— А вдруг именно тебе и повезет, — хохотнул кореш, он явно бахвалился положением завидного жениха. — Домогались наши хуторские, а ты из областного города. А там рысаки известные.
Дока смешался, не зная, что делать, оглянулся вокруг, на станцию продолжал вползать товарный поезд. Он понимал, что друг разыгрывает его, он давно заметил за деревенскими странную особенность. Перемена настроения у них присутствовала в полный рост — сейчас они готовы были выложить свою душу и отдать ее бесплатно, а через минуту–другую с человека, которому мгновение назад доверились, взыскать за нее со всей беспощадностью крестьянского произвола. При чем категория родства не имела значения — будь то брат, сват, дорогой друг или просто прохожий. Он снова испытующе взглянул на армейского кореша, по захмелевшему сыто–сальному лицу которого блуждала пошленькая усмешка, видимо, крепко зацепил его тот возврат Доки без свидетелей. И пожалел о приезде на его свадьбу в этот глухой хутор. Вот взорвется в нем первобытная энергия за попытку оскорбления своего земляка путем негласного свидания с его женой, и пойдет гулять по сбитому телу, значимо накапливаясь в весомых кулаках. Кто окажется правым, а кто виноватым — после разбираться станет не зачем, потому что дело уже будет сделано.
Но не возможные разборки испугали Доку, а заставил стать дерзким вызывающий ответную реакцию заскорузлый крестьянский анахронизм. Переспать с продавщицей теперь захотелось во чтобы то ни стало, это действие походило на месть свободного горожанина навечно закабаленному крепостным правом холопу, хаму от рождения. Осмотрев товарняк и приметив сквозные тамбуры позади раздолбанных вагонов, Дока застегнул пуговицы на пальто и развернулся к жениху:
— Так говоришь, что наш дорогой командир второго отделения до сих пор не приехал? — небрежно спросил он. — А ты ему приглашение посылал, так?
— Сам свидетель, — пожал плечами дружок. — А к чему ты клонишь?
— Хочу собственноручно доставить Скрипку на твою свадьбу в целости и сохранности, — ухмыльнулся во весь рот Дока, вынул руки из карманов. — Воинскую смекалку, как и нахрапистость в достижении цели, мы еще не растеряли.
— Не понимаю я тебя, — только и успел вымолвить кореш.
Скользнув по склону, Дока перескочил через паутину железнодорожных путей, пристроился рядом с длинным пульманом. Когда тамбур поравнялся с ним, он уцепился в поручни и подтянул тело к железным ступеням. Уже стоя на площадке, развернулся лицом к замешкавшейся от его странного поступка свадьбе, замахал руками:
— Я еще вернусь, вы только водку всю не выпейте. И не забудьте купить пару пачек сигарет, чтобы я за ними не возвращался.
— Ты на меня обиделся? — сквозь удивленные разноголосые крики донеслось запоздалое раскаяние армейского товарища. — Спрыгивай, я не забыл, что ты умеешь играть на гитаре. Она у меня есть.
— Вот и хорошо, я вернусь, — снова пообещал Дока.
Он перешел на другую сторону тамбура, всмотрелся в проплывающую мимо неширокую лесопосадку. Она была редкой и просвечивалась насквозь, лишь за станционными постройками между голыми деревьями зачернели заросли кустов. Дока спустился на нижнюю ступеньку, проводил взглядом поднятую стрелу семафора. Вагон попрыгал на стыках, набирая ход, мягко заскользил по сплошному рельсу. Когда поезд отъехал от вокзала на приличное расстояние, Дока оттолкнулся от подножки, стараясь приземлиться не на щебенку, а на прикрытую почерневшими стеблями землю. Этого сделать не удалось, нога подвернулась на мелких камнях и он покатился кубарем, лишь в последний момент успев сгруппироваться. Прокувыркавшись с десяток метров, поднялся, заспешил к лесопосадке, надо было успеть спрятаться, пока состав не протащил мимо свой хвост.
Он сидел в кустах и наблюдал за тем, как свадьба сбилась в кучу и принялась обсуждать его поступок, выбрасывая ладони по направлению ушедшего поезда. Громче всех выплескивала свое недовольство холостячка за тридцать лет, надеявшаяся прибрать его к своим рукам. Высокая, стройная, она даже издали отличалась от хуторян своей красотой и ниспадавшими по спине роскошными длинными волосами. Но Доку это не прельстило, все мысли его были заняты встречей с прекрасной незнакомкой, дом которой находился почти напротив того места, где он спрятался. Саднили локти, побаливали колени, на лице тоже ощущался непорядок. Он поднял руку, провел пальцами по щекам и недовольно поморщился, наткнувшись на липкий ручеек. Разбитой оказалась левая бровь с левой частью лба, Дока вытащил из кармана платок, приложил его к ране. Подумал, что неплохо было бы где–то смыть кровь, чтобы не появляться на глаза девушке в растерзанном виде, но по другую сторону привокзальных строений до самого горизонта расстилались бесконечные кубанские поля, безмолвные в ожидании скорого лязга тракторных гусениц.
Прошло часа два, пока солнце по небосклону не начало опускаться за неровный горизонт, намереваясь спрятаться за него совсем, свадьба отправилась в обратный путь, не забыв посетить разноцветный магазинчик. Перед уходом гости распили большую половину из купленного в нем спиртного, усеяв бутылками крошечную привокзальную площадь, затем, загорланив долгоиграющую песню, передаваемую по наследству еще от запорожских казаков, растянулись по узкой дороге на хутор, растворились в накрывающей их темноте. Постепенно стихли мычание коров и лай собак, из магазина показалась девушка. Видно было, как закрыв двери на замок, она дошла до начала дороги, на некоторое время замерла на месте, затем прошла за обнесший просторный двор штакетник. В окнах двухэтажного здания напротив зажглись первые лампочки, вскоре вспыхнул свет и в комнате на первом этаже. Дока взглянул на часы, приподняв воротник пальто, зябко сунул руки в рукава, он решил посидеть в засаде еще немного, ведь она должна была уложить ребенка в кровать. Когда показалось, что половина окон погрузилось во тьму, вылез из кустов и зашагал к дому через железнодорожные пути. Он не опасался ничего, единственное, что могло встревожить, это собачье рвение, от которого искать убежища не представлялось возможным, потому что собаки могли поднять на ноги всю округу. Он подкрался к нужной раме на цыпочках, костяшками пальцев постучал по стеклу. Никто не отозвался, Дока попробовал заглянуть в комнату, но вид загораживали плотные занавески и он снова осторожно но резво погремел по окну. Неожиданно свет в квартире погас и наступила тишина, что внутри ее, что снаружи. Это продолжалось минут десять, за которые Дока вдруг понял, что не он один набивался в гости к продавщице, наверное были и другие претенденты, отвадить которых можно было лишь одним способом — не отвечать. Тогда он приблизил лицо к стеклу и негромко крикнул:
— Открой, это я, приезжий.
Вдруг осознал странную нелепость, что забыл имя девушки, которое всего один раз произнес армейский кореш, когда он только сошел на этот затерянный в степи перрон. А потом была пьянка с немерянными дозами спиртного и бессонными ночами, крутившаяся рядом подружка, еще кто–то, обязательно желавший запечатлеть себя в его мозгу. И вот теперь он не знал, как обратиться к желанной женщине, мечте долгих месяцев, заполненных не теми и не тем, кем бы хотелось ему. И он запаниковал, боясь, что и с возвратом на хутор опоздал, и на поезд не попадет по причине их редкого здесь появления, и что ночевать придется в холодной лесопосадке на еще мерзлой земле, переживая глубокое похмелье. Это в его планы не входило никоим образом, Дока подтянулся на руках до закрытой форточки, толкнул ее вовнутрь помещения. Она отворилась со скрипом, давая насладиться последней надеждой.
— Открой, милая, это я, который приехал на свадьбу к твоему знакомому, — сдавленно зашептал он. — Мы с тобой еще о встрече договорились.
Пальцы занемели, обещая распрямиться, но он уже слышал приближающиеся к подоконнику легкие шаги. За занавеской некоторое время прислушивались, затем неласково спросили:
— Кто здесь?
— Это я, твой новый знакомый, — заторопился Дока. — Ты сама обрисовала мне свое окно.
В комнате учащенно задышали, затем угол занавески отвернулся, в свете уличного фонаря заблестели увеличенные глаза:
— Уходи отсюда, не дай бог кто увидит — сраму не оберешься, — быстро заговорила молодая женщина. — Муж скоро должен вернуться, уходи.
— Но мы с тобой договорились, — опешил Дока, ладони не выдержали напряжения и он соскользнул на землю. — Ты была не против.
— Я думала, что был шутливый разговор.
— Какие шутки, когда я чуть не разбился, — он прикоснулся к ранам на лице.
— Как разбился? — женщина плотнее прильнула к стеклу.
— Я с поезда спрыгивал.
— Зачем?
— Чтобы встретиться с тобой.
Она, наверное, поняла его уловку, помогшую оторваться от остальных гостей, или сама была свидетелем его пуступка, различила и сочащиеся кровью ссадины. Покусав нижнюю губу, быстро щелкнула шпингалетом и потянула створку на себя. Дока подпрыгнул, перевалился через подоконник в теплое помещение с устоявшимся семейным запахом. Раньше это обстоятельство заставило бы его засмущаться, теперь же оно лишь подкинуло азарта. Он помог закрыть раму и тут–же привлек женщину к себе.
— Подожди, я посмотрю, что с тобой, — попыталась выскользнуть она из его объятий.
Он не внял ее голосу, выпрастывая руку из заранее расстегнутого пальто, отбросил его под стену, одновременно впиваясь губами в ее размякшие от тепла щеки, нос и губы. Осознал вдруг, что она стоит перед ним в ночной сорочке, под которой нет ни лифчика, ни даже трусиков. Скорее всего она любила спать в обнаженном виде, перед сном освобождаясь от стесняющих движение вещей. Это обстоятельство прибавило похотливых чувств, заставило усилить напор, Дока рывком расстегнул ремень на брюках, перескакивая с ноги на ногу, выскочил из брючин и тут–же повалил женщину на прикрытый шершавым паласом пол.