С современных позиций последняя фраза выглядит весьма наивно. Зачем изрекать очевидное? И дураку понятно (простите автору его прямоту), что для правильного лечения любой болезни нужно понимать ее сущность, представлять, какие именно изменения в организме она вызывает, и знать, как организм функционирует в здоровом состоянии. Но во второй половине XIX века все это нужно было проговорить, хотя бы в предисловии, потому что далеко не всем причастным была понятна важность физиологии для научной медицины и взаимосвязь нормальной и патологической физиологии с терапией.
Бернар объясняет: «В течение эмпирического периода медицины, который, вне всякого сомнения, будет длиться еще долго, физиология, патология и терапия могли существовать отдельно друг от друга, поскольку, будучи одинаково несформировавшимися, они не могли помогать друг другу в медицинской практике. Но раз уж мы создаем научную медицину, то ее основанием должна быть физиология. Поскольку наука устанавливается только путем сравнения, изучение патологического, или ненормального, состояния не может состояться без знания нормального состояния, точно так же, как терапевтическое действие на организм анормальных агентов или врачебных средств не может быть понято научным образом без предварительного изучения физиологического действия нормальных агентов, поддерживающих жизнь организма».
Если теория заболевания создается на основе знания о норме, то в этой теории не будет ни черной желчи, не флегмы, ни засорившихся чакр и прочего несуществующего. Если теория создается на основе опыта и опытом же проверяется, то она будет правильной. «Научная медицина, точно так же как и прочие науки, не может быть создана иначе, как опытным путем, – пишет Бернар, – посредством непосредственной и строгой оценки фактов, полученных опытным путем. Опытный метод… есть ни что иное, как некое рассуждение, посредством которого мы методически проверяем фактами наши идеи… Когда мы встречаемся с фактом, который противоречит господствующей теории, мы должны принять этот факт и отказаться от теории, даже если эта теория поддерживается великими именами и считается общепринятой… Теории – это только гипотезы, подтвержденные большим или малым количеством фактов. Те, что подтверждаются большим количеством фактов, являются лучшими, но даже в этом случае они никогда не могут считаться окончательными, никогда нельзя полностью верить им».
Некоторые читатели сейчас могли подумать о том, что все сказанное было не очень-то актуально для своего времени. Вторая половина XIX века на дворе! Чарльз Дарвин уже создал свою эволюционную теорию, Луи Пастер активно изучает микроорганизмы, Дмитрий Менделеев открывает периодический закон химических элементов… Наука торжествует повсюду и везде, а теории, высосанные из пальцев, переходят во владение писателей, создающих жанр научной фантастики… Нужно ли в это время напоминать о том, что факты господствуют над теориями, а не наоборот?
Вот вам одна история, не имеющая прямого отношения к медицине, но зато прекрасно показывающая, куда могли заводить мечты во второй половине XIX века и в первой половине XX века.
В 1870 году, когда существование Солнечной системы было общепризнанным, а астрономы занимались такими «изысками», как определение лучевых скоростей небесных светил посредством сочетания смещенных спектров звезд с принципом Доплера[53], американец Сайрус Тид опубликовал книгу, «отменяющую» всю астрономию, а заодно и географию тоже.
Человек, совершивший такой масштабный переворот в науке, был алхимиком и целителем, проще говоря – шарлатаном. Революционное знание Тид получил весьма оригинальным путем – однажды, во время чтения Ветхого Завета, к нему явилась женщина, которая рассказала, что мы живем не на выпуклой внешней, а на вогнутой внутренней поверхности нашей планеты. Все сущее находится внутри полой Земли, а снаружи нет ничего… Кстати, гравитации тоже нет, мы принимаем за нее центробежную силу, возникающую вследствие вращения Земли вокруг своей оси. Солнце расположено не где-то во Вселенной, которой на самом деле не существует, а в центре полой земной сферы. Одна сторона Солнца излучает свет, а другая ничего не излучает. Вращение земной сферы вокруг такого «половинчатого» светила вызывает смену дня и ночи. Восходы и заходы Солнца – оптический обман, и звезды, которых на самом деле нет, тоже оптический обман, мы принимаем за них светящиеся точки синего газового облака.
«Озаренный» Тид взял себе новое имя Кореш, и потому его, с позволения сказать, «теория» называется корешианством или корехизмом (Koreshanity). Вместо научной школы, которая должна была нести миру свет нового знания, Тид-Кореш основал «корешианскую церковь» – секту, которая просуществовала до начала шестидесятых годов ХХ века…
«Да мало ли какую чушь порют разные чудаки! – скажете вы. – Зачем вспоминать об этом во время серьезного разговора о научности и доказательности медицины? Или мы переходим к научной психиатрии?»
Читайте дальше, история еще не закончилась…
Во время Первой мировой войны германский летчик Петер Бендер попал в плен к французам. В плену он читал старые номера журнала «Пылающий меч», издаваемого Сайрусом Тидом. Чтение впечатлило Бендера настолько, что он создал собственную теорию, а если точнее, то гипотезу полой Земли. Бендер заменил бесконечную пустоту за пределами земной сферы на бесконечный камень и отверг полусветлое-полутемное Солнце. По Бендеру, Солнце светилось полностью, только по ночам нас закрывал от него плотный сгусток газа, который не пропускал лучи света.
Ну, еще один чудак… И что с того?
А то, что бендеровская концепция полой Земли заинтересовала руководство Третьего рейха. С практической точки зрения обитание на вогнутой поверхности внутри сферы сулило две грандиозные возможности. Во-первых, при наличии мощных пушек можно было обстреливать практически весь мир из одной точки. Во-вторых, искривленная поверхность могла отражать радиоволны и инфракрасные лучи, давая тем самым возможность обнаруживать скопления войск и прочие объекты противника на большом расстоянии, недоступном обычным радарам и иным поисковым устройствам.
В 1942 году на острове Рюген, находящемся в Балтийском море близ северо-восточного побережья Германии, проводился крупномасштабный эксперимент – при помощи радаров, направленных в небо под углом в 45°, немцы пытались обнаружить британский флот, расположенный в гавани Скапа-Флоу на Оркнейских островах. Все попытки, как и следовало ожидать, оказались безуспешными. Бендера обвинили в мошенничестве и отправили в концентрационный лагерь… Но дело не в этом, а в том, что в сороковые годы ХХ века какая-то часть ученых настолько всерьез воспринимала концепцию полой Земли, что устроила масштабный эксперимент для ее проверки. Да, спустя много лет руководитель рюгенской экспедиции Хайнц Фишер, осевший после окончания войны в США, рассказывал журналистам, что эксперимент был проведен по приказу фюрера, человека малообразованного и склонного увлекаться фантастическими идеями. Но если бы ученые объяснили фюреру полную несостоятельность гипотезы полой Земли, то он вряд ли бы стал в разгар войны тратить средства на подобный эксперимент и загружать крайне нужные армии радары пустой работой.
Клод Бернар сказал бы по этому поводу следующее: «Экспериментатор, достойный этого звания, должен быть одновременно и теоретиком, и практиком. Обладая искусством устанавливать факты, составляющие материал науки, он также должен ясно понимать научные начала, управляющие нашими рассуждениями… Невозможно разделить эти две вещи – голову и руки. Искусная рука без управляющей ею головы превращается в слепое орудие, а голова без руки, которая способна осуществить задуманное, является бессильной».
«Искусная рука без управляющей ею головы» – это камень в огород эмпиризма, считающего чувственное восприятие и опыт единственными источниками познания. Когда-то, когда маятник истории науки надолго завис в области схоластики, эмпиризм был полезен (выше об этом говорилось). Но со временем эмпиризм стал вместо пользы приносить вред. Что такое теория Полинга о пользе регулярного приема больших доз витамина С? По сути, проявление эмпиризма, поскольку выросла она из личного опыта ее создателя. Про связь опыта с теорией хорошо сказал американский философ-материалист Мюррей Букчин: «Опыт – это нож, а теория – точильный камень».
Все, что способствует научности медицины, образно говоря, льет воду на мельницу доказательной медицины. В этом смысле всю деятельность Клода Бернара можно считать вкладом в доказательную медицину. Но в этом вкладе было нечто особо ценное – для обеспечения объективности научных исследований Бернар рекомендовал использовать «слепые» эксперименты!
Давайте вспомним, что клиническое исследование, при котором врачи-исполнители не знают о том, что именно они дают пациентам – препарат или пустышку, а пациенты, в свою очередь, не знают, что именно они получают, называется двойным слепым исследованием.
На слепых исследованиях стоит вся доказательная медицина. Если исследование не слепое, оно в наше время никем всерьез не воспринимается (ну разве что только заказчиком, который заказал не только само исследование, но и его результаты). Слепой метод получил распространение не только в науке, но и в профессиональных дегустациях, которые тоже являются разновидностью экспериментального исследования. Если дегустатор заранее получит информацию о предмете дегустации, то это может сказаться на результате.
Кстати говоря, нечто вроде эффекта плацебо наблюдается и у ученых, когда нулевые или даже отрицательные результаты трактуются как положительные. Речь идет не о сознательной подтасовке данных, а о неосознанной, не имеющей под собой злого умысла. Если ученый всецело увлечен, можно сказать одержим, своей идеей, то он невольно (ничто человеческое нам не чуждо) может искажать результаты своих исследований.
Обратите внимание на слова «рекомендовал использовать». Бернар рекомендовал использовать слепые эксперименты, а не изобрел этот метод. Первые слепые эксперименты проводились еще во второй половине XVIII века… Впрочем, давайте по порядку.