Доказательства существования жизни после смерти — страница 53 из 80

Бедный отрок не вытерпел; он тайно убежал от своей барыни и во что бы то ни стало решился выбраться за границу, и ушел за Дунай, где некоторое время оставался в услужении у русских, тоже перебравшихся за границу.

Случай прихода Панкратия на Святую Гору странен: он был задушевным другом одного из малороссов, который почему-то покончил с собою: несчастный удавился.

Чувствительный Панкратий был сильно тронут и поражен вечной потерей сердечного друга; он пламенно молится Богу о помиловании несчастного и, видя, как суетна мирская жизнь, бросил ее и удалился на Святую Гору. Здесь, в Русике, нашел он желаемое спокойствие духа, несмотря на то, что нога его уже сгнивала от ран, которые были следствием жестокой простуды в детстве.

Впрочем, как ни ужасны страдания отца Панкратия, он ликует и часто даже говорит мне: «Поверь, что я согласен сгнить всем телом, только молюсь Богу, чтобы избавил меня от сердечных страданий, потому что они невыносимы. Я на тебя иногда смотрю и жалею тебя: ты бываешь временем сам не свой от внутренних волнений. Ох! Если сердце заболит – бедовое дело!

Это адское мучение; а мои раны, будь их вдесятеро более, – пустошь: я не нарадуюсь своей болезни, потому что, по мере страданий, утешает меня Бог. Чем тяжелее моей ноге, чем значительнее боль, тем я веселее, оттого что надежда райского блаженства покоит меня, надежда царствовать на Небесах – всегда со мною. А в Небесах ведь очень хорошо!» – с улыбкой иногда восклицает Панкратий.

– Как же ты знаешь это? – спросил я его однажды.

– Прости меня, – отвечал он, – на подобный вопрос я бы не должен тебе отвечать откровенно; но мне жаль тебя в твоих сердечных страданиях, и я хочу доставить тебе хоть малое утешение моим рассказом.

Ты видал, как я временем мучаюсь; ох, недаром я вьюсь змеей на моей койке; мне бывает больно, больно тяжело – невыносимо!

Зато что бывает со мною после – это знает вот оно только, – таинственно заметил Панкратий, приложив руку к сердцу. – Ты помнишь, как я однажды, не вынося боли, метался на моей постельке, и даже что-то похожее на ропот вырвалось из моих поганых уст.

Но боль притихла, я успокоился, вы разошлись от меня по своим кельям, и я, уложив мою ногу, сладко задремал. Не помню, долго ли я спал или дремал, только мне виделось, и Бог весть к чему…

Я и теперь, как только вспомню про то видение, чувствую на сердце неизъяснимое, райское удовольствие, и рад бы вечно болеть, только бы повторилось еще хоть раз в моей жизни незабвенное для меня видение. Так мне было хорошо тогда!

– Что же ты видел? – спросил я отца Панкратия.

– Помню, – отвечает он, – когда я задремал, подходит ко мне удивительной, ангельской красоты отрок и спрашивает:

– Тебе больно, отец Панкратий?

– Теперь ничего, – отвечал я, – слава Богу!

– Терпи, – продолжал отрок, – ты скоро будешь свободен, потому что тебя купил Господин, и очень, очень дорого…

– Как, я опять куплен? – возразил я.

– Да, куплен, – отвечал с улыбкой отрок. – За тебя дорого заплачено, и Господин твой требует тебя к Себе. Не хочешь ли пойти со мной? – спросил он.

Я согласился. Мы шли по каким-то слишком опасным местам; дикие, огромные псы готовы были растерзать меня, злобно кидаясь на меня, но одно слово отрока – и они вихрем неслись от нас. Наконец, мы вышли на пространное, чистое и светлое поле, которому не было, кажется, и конца.

– Теперь ты в безопасности, – сказал мне отрок. – Иди к Господину, Который вон, видишь, сидит вдали.

Я посмотрел и, действительно, увидел трех человек, рядом сидевших. Удивляясь красоте места, радостно пошел я вперед; неизвестные мне люди в чудном одеянии встречали и обнимали меня; даже множество прекрасных девиц в белом царственном убранстве видел я: они скромно приветствовали меня и молча указывали на даль, где сидели три незнакомца.

Когда я приблизился к сидевшим, двое из них встали и отошли в сторону; третий, казалось, ожидал меня. В тихой радости и в каком-то умилительном трепете я приблизился к Незнакомцу.

– Нравится ли тебе здесь? – кротко спросил меня Незнакомец. Я взглянул на лицо Его: оно было светло; царственное величие отличало моего нового Господина от людей обыкновенных.

Молча упал я в ноги к Нему и с чувством поцеловал их; на ногах Его были насквозь пробиты раны. После того я почтительно сложил на груди моей руки, прося позволения прижать к моим грешным устам и десницу Его.

Не говоря ни слова, Он подал ее мне.

И на руках Его были также глубокие раны. Несколько раз облобызал я десницу Незнакомца и в тихой, невыразимой радости смотрел на Него. Черты моего нового Господина были удивительно хороши; они дышали кротостью и состраданием; улыбка любви и привета была на устах Его; взор выражал невозмутимое спокойствие сердца Его.

– Я откупил тебя у госпожи твоей, и ты теперь навсегда уже Мой, – начал говорить мне Незнакомец. – Мне жаль было видеть твои страдания; твой детский вопль доходил до Меня, когда ты жаловался Мне на госпожу твою, томившую тебя холодом и голодом; и вот ты теперь свободен навсегда. За твои страдания Я вот что готовлю тебе.

Дивный Незнакомец указал мне на отделение: там было очень светло; красивые сады, в полном своем расцвете, рисовались там, и великолепный дом блестел под их эдемской сенью.

– Это твое, – продолжал Незнакомец, – только не совсем еще готово, потерпи. Когда наступит пора твоего вечного покоя, Я возьму тебя к Себе; между тем побудь здесь, посмотри на красоты места твоего и терпи до времени: претерпевый до конца – тот спасен будет!

– Господи! – воскликнул я вне себя от радости, – я не стою такой милости!

При этих словах я бросился Ему в ноги, облобызал их; но когда поднялся, предо мною никого и ничего не было.

Я пробудился.

Стук в доску на утреню раздался по нашей обители, и я встал тихонько с постели на молитву. Мне было очень легко, а что я чувствовал, что было у меня на сердце – это моя тайна. Тысячи лет страданий отдал бы я за повторение подобного видения. Так оно было хорошо! (Из «Писем святогорца»).

Дьяченко Григорий, прот. Из области таинственного. – М., 1900.

О смерти после смерти

Еще в раю змей, в ответ на сомнения Евы, а не грозит ли им смерть за преслушание, уверял ее: «Нет, не умрете» (Быт. 3, 4). Поверив отцу лжи, Адам и Ева сделали все человечество смертным. Войдя в мир, всеядная смерть косит всех без разбора: богатых и бедных, знаменитых и неизвестных, правителей и их слуг, здоровых и немощных. Смерть уравнивает всех. Великий покоритель народов Наполеон Бонапарт в 1821 году в откровенном разговоре с графом де Монтхолону сказал: «Я умру, и мое тело возвратится в землю и станет пищей червей. Такова судьба того, кого наименовали Великим Наполеоном! Как глубока пропасть между моим ничтожеством и вечным Царством Христа!» Другой великий покоритель народов – Александр Македонский, – когда умирал, попросил, чтобы при погребении одна его рука осталась вне гроба, во свидетельство того, что он ничего не достиг в этой жизни. Перед смертью в сознании человека встает вся его жизнь, и он вдруг осознает, что все его земные «завоевания» ничтожны пред лицом бессмертия.

Но не так страшна сама смерть, как ее последствия; за вратами смерти открывается вечность, в которой есть два пути: светлый, возводящий нас к блаженному пребыванию с Богом, щедро разделяющему с нами Свою безграничную любовь, и иной, низводящий во мрак мучительной участи ненавистника Божия диавола и слуг его. В сей жизни мы строим свое будущее, приготавливаем себе место в вечности, вершим свою судьбу. «Смерть грешников люта», – говорит пророк Давид. Славный в сем мире безбожный Вольтер, чье «перо было сильнее меча», покоритель умов, просветитель Европы, раскрепоститель морали, умирал от удара, медленно и мучительно. Его близкие сохранили нам описание этой ужасной смерти: «Он все время ругал нас, ибо его муки только усиливались от нашего присутствия, постоянно громко восклицая: «Убирайтесь! Это вы довели меня до такого состояния. Оставьте меня, я говорю, убирайтесь! Что за жалкую славу вы мне приготовили!» Он пытался заглушить свои страдания письменным раскаянием, которое приготовил, подписал и которое при нем зачитали. Но все было напрасно. Два месяца терзался он в предсмертной агонии, по временам скрежеща зубами в бессильной злобе против Бога и людей. Иногда, отвернув лицо, он взывал: «Я должен умереть, я, оставленный Богом и всеми!» и его сиделка, не вынося этого зрелища, время от времени повторяла: «Даже за все богатства Европы я не соглашусь присутствовать при смерти еще одного безбожника»».

Другой «великий» представитель мира сего, Л.Н. Толстой, никак не мог понять, почему его крестьяне умирают такой спокойной и мирной смертью. Его кончина тоже была не легкой.

Люди обычно либо не думают об аде, либо полностью отрицают его, либо представляют себе, что по смерти окажутся там, «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание». Философия вседозволенности и безнаказанности только закрепляет это в сознании человека теориями современных корифеев медицины, таких как доктор Е. Кублер-Росс, доктор Моуди, профессор Ринг и др., утверждающих, что все побывавшие за чертой смерти и вернувшиеся назад испытали исключительно «позитивные ощущения». Ими написано немало книг о так называемом позитивном пребывании в загробном мире после клинической смерти.

Из Священного Писания, из учения Церкви, из творений святых отцов, из житий святых, наконец, из собственного опыта мы знаем, что загробная участь может быть совсем не отрадная, а наоборот, мучительная и вечная. Но даже и в современной медицине существуют исследования, свидетельствующие о «негативных» переживаниях людей, побывавших в состоянии клинической смерти, а также «негативные» предсмертные переживания у людей, уходящих в вечность. О них современная психиатрия молчит.

В 1993 году американский доктор Мориц С. Роолингз, специалист по сердечно-сосудистым заболеваниям и клинической смерти, президент института кардиологии в штате Теннеси, в прошлом – личный врач американскаго президента Д. Эйзенхауера, написал книгу «To Hell and Back», где приводит множество примеров, когда люди при клинической смерти попадали в ад, но не хотели сначала говорить об этом. Собрав многочисленные свидетельства о существовании «негативной» стороны загробной жизни, он послал их докторам: Кублер-Росс, Рингу, Моуди и другим – и предложил им устроить встречу со своими пациентами, пережившими ад в загробном мире, но либо не получил от них ответа (от Кублер-Росс), либо получил отказ, под предлогом, что «исследование закончено и мы не хотим к нему возвращаться».