Вернемся теперь к вопросу о значении рассуждений в деле веры. Да, ты прав, когда говоришь, что безусловную веру может дать опыт. Не факты, а именно опыт. Каждый факт можно взять под сомнение. Опыт – дело другое. Опыт и есть самое твердое основание веры. Таким образом, из твоей верной оценки относительно значения отвлеченных рассуждений вывод должен быть такой: пока у человека не будет религиозного опыта, ни факты, ни рассуждения не дадут ему настоящей веры. Без этого опыта он может лишь «допускать» истинность того, чему учит вера, но всегда с оговоркой: «а может быть, и не так». Если ты видишь солнце своими собственными глазами, неужели твоя уверенность, что оно существует, хоть сколько-нибудь зависит от того, что его видят и другие? И неужели, если бы большинство потеряло способность видеть солнце и стало утверждать, что его нет, ты поколебался бы в том, что видел собственными глазами и стал бы говорить о солнце, что, «может быть», оно существует.
Неизвестный. Но я не понимаю, какой опыт может дать уверенность в бессмертии.
Духовник. Тот внутренний опыт, который у религиозных людей столь же несомненен и так же утверждает для них реальность невидимого, как утверждает для тебя реальность видимого опыт твоих внешних чувств.
Неизвестный. Скажи подробнее, что ты разумеешь под этим внутренним опытом?
Духовник. Внутреннее чувствование своего духовного бессмертного начала.
Неизвестный. Но солнце видят все, а чувствование, о котором ты говоришь, имеют некоторые.
Духовник. Да. И на это есть свои причины. Большинство людей живет недуховной жизнью. Высшее таинственное начало в человеке, которое именуется духом, остается вне их жизни. Естественно, что теряют они и самое чувствование своей духовной природы. Оно совершенно заслонено и подавлено реальными чувственными впечатлениями и переживаниями. Все они живут телесной жизнью, и потому все имеют чувственный опыт. Но не все живут духовной жизнью, и потому не все могут иметь духовный опыт. Надо глубоко заглянуть в свой внутренний мир. Надо вызвать к жизни заглохшее духовное начало, надо начать питать его духовною пищею. Тогда мало-помалу в этих внутренних переживаниях все несомненнее и несомненнее раскроется реальность души, подлинность вечного в ней начала, существенное различие в человеке его телесности и того, что не подлежит тлению. Все, что касается внутренней жизни, трудно выразить словами. Поэтому трудно описать и тот опыт, о котором ты спрашиваешь. В этом опыте ты почувствуешь жизнь совершенно по-новому, ты как будто погрузишься в нее весь, и это откроет тебе, что сущность ее совершенно иная, чем вещество. Ты будешь ощущать какое-то соприкосновение через это ощущение жизни с другим миром, невещественным, и иными человеческими душами, ты будешь улавливать такие оттенки внутренних состояний, которые раньше не замечал и которые явно неземного происхождения. Тебе откроется постоянное действие на тебя сил, каких-то неведомых для тебя, ничего общего не имеющих с теми силами, которые действуют в вещественном мире. Ты начнешь входить через эти переживания своей душой в совершенно иной мир, и твое тело и мир вещественный станут тяготить тебя своей косностью и тяжеловесностью. Ты с радостью будешь уходить в себя, чтобы побыть в том, другом, мире, который станет для тебя дороже, ближе и роднее, чем косный и тяжеловесный материальный мир. И чем более духовен человек, тем непреложнее для него свидетельствует этот внутренний опыт об особом, непостижимом, но несомненном духовном мире, к которому принадлежит и его бессмертный дух. Неверие, то есть отсутствие этого непосредственного знания бессмертия, начнет казаться таким же странным, каким показалась бы человеку, имеющему зрение, потеря не у слепого человека способности видеть солнце. В самом деле, создается такое положение: стоит человек, имеющий в себе живое, неопровержимейшее доказательство иного, невещественного мира и вечной своей жизни, и утверждает, что никакой вечной жизни нет и что его разум не может принять такой бессмыслицы, как бессмертие.
Казалось бы, и размышлять нечего, и логики никакой не требуется, и никаких других фактов не надо, кроме одного, который в тебе самом, перед твоим внутренним зрением, но который ты упорно не желаешь видеть: «докажи бессмертие», «заставь меня поверить», «приведи факты». Ну, конечно, самое убедительное, что могло бы быть, – это не философские рассуждения о свободе, о добре и зле, о смысле жизни, а собственный опыт, то есть если бы человек мог заглянуть в свою душу и там ощутить свое бессмертие.
Свенцицкий В. (прот.) Диалоги. – М., 2003.
Для чего дано тело?
Тело у человека играет по отношению к его душе такую же роль, какую свеча – по отношению к своему пламени, так что тело у человека существует для того же, для чего у свечи – стеарин. И как весь смысл свечи – не в стеарине, а в пламени, так и весь смысл человеческой жизни коренится не в теле, а в духе. Может быть, и было бы лучше, если бы огонь мог проявлять себя, то есть светить людям и согревать их без затраты горючего материала, а как-нибудь иначе; может быть, и было бы лучше, если бы наша духовная сущность, проявляющаяся в нас в виде любви и разума, могла бы проявлять себя, то есть осмысливать и улучшать нашу жизнь, без затрат нужного для нее материала, то есть без самоотвержения и самопожертвования, а как-нибудь иначе… Но как нет на земле силы, которая проявлялась бы и развивалась без затрат соответствующего материала, так и известное нам отношение духа к материи, души к телу остается неизменным и непоколебимым.
Но могут сказать, что мой пример свечи есть только сравнение, указывающее на данное отношение тела к душе, а не доказывающее его необходимость; что, пожалуй, еще можно допустить, чтобы тело играло роль материала, но по отношению к чему – еще неизвестно, ибо мало ли что, кроме любви к ближнему, служит причиной самопожертвования? Может быть, это слава, страсти или, наконец, желание освободить дух от оков тела?
Но как свеча или дрова могут уничтожаться от причин, не имеющих ничего общего с назначением этих предметов, – например, могут быть истребляемы мышами или пожаром, гниением и т. п., – так же и «плоть и кровь» человеческие тоже могут уничтожаться людьми под влиянием посторонних причин – страстей, пресыщения, скуки – и, таким образом, человек будет умирать полуживотной, а не человеческой смертью. Что же касается вопроса о самоубийстве, то каким бы способом оно ни производилось, умышленным или неумышленным, все же оно сводится ни к чему иному, как к преступному уничтожению или пренебрежению материалом, Самим Богом предназначенным в пищу духа.
Высшая мудрость, неисповедимая для человека в своих начертаниях, завязала в нас узел земной нашей жизни и, не открыв тут же, для чего ей самой нужен этот узел, ясно и внятно для всякого вложила в наш разум и совесть знание способа его развязывать, то есть знание истинного смысла жизни, а мы, вместо того чтобы покорно и терпеливо исполнять эту высшую волю, хотим разрубить узел, оправдываясь одним лишь незнанием его абсолютного смысла. Как будто незнание назначения предмета, выделываемого, например, рабочим на фабрике по точному указанию хозяина, может служить рабочему достаточным стимулом для уничтожения этого предмета.
Страхов Ф. Дух и материя. – М., 1899. С. 66–68
Глава 6О воскресении мертвых
Доказательство воскресения Иисуса Христа
В истории человечества есть один выдающийся факт, на который можно смотреть как на венец и завершение всех доказательств бессмертия души человеческой, как на наглядное доказательство этого бессмертия и будущей жизни. Этот величайший из фактов всемирной истории – Воскресение из мертвых Спасителя мира Иисуса Христа. Это чудо из чудес составляет основу всего христианства. На нем основываются все наши надежды на вечную жизнь после всеобщего воскресения и победы над врагом нашим – смертью.
Если о Христе проповедуется, что Он воскрес из мертвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых? Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес. А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще в грехах ваших. Поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы в сей только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех людей. Но Христос воскрес из мертвых, Он первенец из умерших. Ибо как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут… Как мы носили образ перстного (Адама), так будем носить и образ небесного (Христа) (1 Кор. 15: 12–22, 49).
Но действительно ли Иисус Христос воскрес из мертвых?
Воскресение Иисуса Христа есть не только предмет нашей живейшей веры, но оно есть вместе с тем и достоверное, засвидетельствованное историческое событие. Следовательно, оно должно быть принимаемо всеми беспрекословно наравне со всеми другими достоверными историческими событиями. Однако отрицание реальности Воскресения Христова со стороны неверующих началось с самого дня этого события и продолжается до сих пор. Враждебные Иисусу Христу первосвященники и старейшины иудейские распустили молву, будто Он не воскрес, но что ученики Его украли мертвое Тело Его, воспользовавшись сном стражи, приставленной к Его гробу, и затем пронесли весть о Его Воскресении. Но молва, пущенная иудеями, есть не что иное, как клевета на истину Воскресения Христова, и притом клевета самая нелепая. Похищение Тела Христова учениками во время сна стражи представляется и невозможным, и безрассудным, если вникнуть во все обстоятельства дела.
Прежде всего, оно представляется совершенно невозможным со стороны апостолов. Известно, что они были людьми робкими и боязливыми – откуда же взялась бы у них такая необыкновенная смелость? Им ли было похищать мертвого, когда оставили живого? Они рассеялись в паническом страхе при виде нескольких рабов с палками, пришедших взять Иисуса – как же отважились бы они напасть на вооруженных воинов? Да и что могло побудить их на такой отчаянный поступок? Зачем им нужно было мертвое Тело их Учителя?