Но, допустим, апостолы смогли похитить Тело своего Учителя. Спрашивается: почему же они не сделали этого в первую ночь (с пятницы на субботу), когда при гробе еще не было стражи, а вздумали исполнить свое намерение тогда, когда гроб был уже под охраной? Притом, если бы им точно захотелось с этой целью воспользоваться сном стражи, то как надлежало бы им поступить в этом случае, по требованию благоразумия? Необходимо было, конечно, со всей возможной скоростью схватить Тело и бежать из гроба. А между тем они, как будто нарочно, медлят в пещере, снимают с мертвого погребальные пелены и сударь, укладывают их старательно в известном порядке, в каком после нашли эти вещи апостолы Петр и Иоанн (Ин. 20: 6–9), и таким образом бесполезно тратят время, столь для них дорогое!
С другой стороны, возможно ли в самом деле допустить, чтобы апостолы приблизились к пещере гроба, разломали печать и отвалили огромный камень от дверей ее, пробыли в ней немало времени и потом унесли из нее мертвое Тело своего Учителя, не разбудив всем этим ни одного из воинов, как бы глубоко все они ни спали? Нельзя при этом забывать и того, что стражи приставлены были ко гробу с дозволения Пилата самими иудеями, которые и запечатали гроб. Без сомнения, иудеи выбрали для стражи воинов наиболее преданных им и известных по своей бдительности и благонадежности. Как же могли эти воины допустить такую оплошность? Они говорят: «Ученики Иисуса, пришедши ночью, украли Его, когда мы спали» (Мф. 28, 13). Но как воину ссылаться на сон во время стражи? Да и откуда узнали они об этом воровстве, когда они спали таким крепким сном, что ничего не видели и не слышали? Что за свидетельство спящих?
Наконец, похищение Тела Иисусова учениками представляется несообразным и невероятным, если рассмотреть обстоятельства, последовавшие за ним. Воины сознаются, что они спали, когда обязаны были бодрствовать; что они допустили похищение Тела Иисусова, когда должны были устеречь его. Следовательно, они были виновны в высшей степени, по их собственному признанию. И что же? Их не только не наказывают, а напротив – дают им деньги. Отчего же им оказана такая милость? Известно, как строго взыскивалось тогда за подобные преступления. Ирод велел казнить воинов, стерегших апостола Петра в темнице, за то, что они не устерегли узника, освободившегося из заключения чудесным образом (Деян. 12, 19). А воины, не устерегшие Тело Христа в гробу, не только оставлены без всякого наказания, но еще и награждены. Не менее виновны были бы и апостолы, если бы они похитили Тело своего Учителя, вопреки всем предосторожностям со стороны начальства; однако и их оставляют без внимания, не отыскивают, не судят, не наказывают. Почему же первосвященники и старейшины иудейские, имея полную возможность и к тому же величайший для себя интерес расследовать это дело, так сказать, по горячим следам, вовсе и не думают о его расследовании? Почему они открыто, судебным порядком, не обличают обмана, чтобы этим раз и навсегда заградить уста апостолов?
Далее, через несколько недель, когда апостолы своей проповедью о Воскресении Христа Спасителя стали обращать к Нему тысячи иудеев, синедрион потребовал их к себе на суд; но и здесь, на суде, иудейские старейшины не обвиняют и не обличают апостолов в похищении Тела Иисуса (Деян. 4: 1–21). То же самое повторилось и в другой раз, когда члены синедриона задумали было умертвить апостолов за проповедь о Воскресшем, но, выслушав их, ограничились повторением своего прежнего запрещения – говорить об Иисусе (Деян. 5: 27–40). Что же это значит?
Почему синедрион, запрещая апостолам проповедовать воскресшего Христа, не изобличает их в похищении Тела Христова и даже не упоминает о похищении? Причина очень проста: иудеи сами выдумали сказку о похищении Тела из гроба, а потому знали хорошо, что надлежащее расследование этого дела скорее обличит в обмане их самих. Таким образом, клевета, распространенная иудеями во вред истине Воскресения Христова, сама произносит решительный приговор своей лживости и несостоятельности. Здесь в особенности, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «солгала неправда на себя».
Насколько нелепа рассмотренная клевета на истину Воскресения Христова, настолько же, напротив, несомненно и достоверно свидетельство апостолов об этой истине. Апостолы, называющие себя преимущественно свидетелями Воскресения Христова, не могли в этом случае сделаться жертвами обмана. Они совершенно и безошибочно знали Иисуса Христа, потому что жили с Ним около трех с половиной лет и находились при Нем почти неотлучно. Следовательно, они не могли спутать Его с кем-либо другим, в то время как Он являлся им по Воскресении, принять вместо Него другого.
Далее, если бы они говорили, что только кто-нибудь один из них видел Господа после Его смерти, то еще можно было бы подумать, будто этот единственный свидетель видел призрак или принял одного человека за другого. Но апостолы утверждают, что они все видели воскресшего Спасителя и что в одно время Он явился более чем пятистам верующим (1 Кор. 15, 6). Как же допустить, что такое множество людей могло обмануться, и притом (что еще страннее) одинаковым образом?
К тому же, если бы апостолы говорили, что видели воскресшего Господа только однажды, и то издали, на короткое время и мельком – опять позволительно было бы подозревать ошибку. Но Воскресший, как свидетельствуют они, являлся им многократно в продолжение сорока дней: то некоторым по отдельности, то всем вместе – и у них на глазах вознесся на небо. Наконец, во время Своих явлений Он имел с ними продолжительные беседы: изъяснял им Писания; открывал тайны Своего Царства, которое они должны были проповедовать; предсказывал им, что с ними случится, и учил, как им следует действовать в будущем. Он даже, для уверения учеников, вкушал перед ними пищу и питие, показывал Свои изъязвленные руки и ноги, Свои ребра, пронзенные копьем, и позволял им осязать Его.
Неужели же и после всего этого апостолы не могли узнать своего Учителя и могли как-нибудь обмануться? Замечательно еще то, что апостолы в настоящем случае показали себя особенно мнительными и недоверчивыми. Они чувствовали всю важность Воскресения Христова и потому всеми мерами старались до очевидности убедиться в нем. Они не увлекаются первой вестью о Воскресении Господа, не верят друг другу, не доверяют даже собственным глазам. Эта неторопливость в веровании, эта осторожность, с какой апостолы принимают весть о Воскресении Христовом, эти доказательства, которых они требуют для собственного убеждения в факте Воскресения, со всей непререкаемостью свидетельствуют, что если они, наконец, поверили решительно и окончательно, то, значит, они узнали истину самым полным и очевидным образом.
С другой стороны, нельзя думать, будто апостолы имели намерение обмануть других, говоря о Воскресении своего Учителя. Этому противоречат, прежде всего, их моральные убеждения. Возможно ли заподозрить в обмане людей, которые, проповедуя нравственность самую чистую и святую, сами первые оправдывают ее своей жизнью?
Этому противоречат даже сами обстоятельства их проповеди. Они проповедуют Воскресение своего Учителя в том городе, где Он был распят, причем без тени боязни, при тех людях, которые видели Его и были даже виновниками Его крестной смерти. Они проповедуют не позднее чем через пятьдесят дней после события, когда у всех еще свежи были воспоминания о жизни и смерти Иисуса Христа и когда всякому было легко обличить проповедников во лжи. Они начинают свою проповедь во время величайшего праздника, на который стеклось в Иерусалим бесчисленное множество народа со всей Иудеи и даже из других стран. Неужели они ожидали подобного дня, чтобы в проповеди их скрывался умысел обмануть других? Апостолы не могли иметь никаких – ни внутренних, ни внешних – побуждений решиться на такой шаг, а напротив даже, имели все побуждения и причины отказаться от него.
В самом деле, что могло бы заставить их проповедовать Воскресение Иисуса Христа, если бы Он на самом деле не воскрес? Прежняя любовь к Нему? Но эта любовь, в таком случае, обязательно должна была охладеть и даже превратиться в ненависть: они видели бы теперь в Нем человека, который, обольстив их несбыточной мечтой, заставив их покинуть дома, имущество, мирные занятия, вооружив против них весь народ иудейский, в конце концов оставил их на произвол судьбы.
Может, надежда благ мира? Но проповедовать Иисуса Христа воскресшего значило объявлять иудеям, что они убийцы истинного Мессии. То есть открыто обвинять их в величайшем преступлении, какое только можно вообразить и, следовательно, подвергать себя всей злобе и ненависти этих людей, которые в мести за себя были неукротимы, как известно уже было апостолам из того, что произошло с их Учителем.
Между тем, они могли бы согласиться перейти на сторону врагов Учителя, если бы объявили, что, умерев, Он не воскрес, хотя неоднократно говорил о Своем Воскресении и, следовательно, был обманщиком. В таком случае они не только избавились бы от всех угрожавших им опасностей, но, без сомнения, получили бы и немалые выгоды. Ведь первосвященники и старейшины не жалели денег даже для стражей, чтобы те разгласили нелепую молву о похищении Тела Иисусова. Итак, апостолы были достоверными свидетелями Воскресения Иисуса Христа, такими свидетелями, которые, по их собственному признанию, не могли не говорить того, что видели и слышали (Деян. 4, 20).
Апостольская проповедь о Воскресении Иисуса Христа была встречена и со стороны язычников сомнением и насмешками (Деян. 17: 31–32). Цельс, языческий полемик против христианства, живший во II веке, спрашивал, указывая на явления воскресшего Христа: «Кто видел это? Исступленная женщина, как вы говорите, и разве еще кто-нибудь из принадлежащих к той же партии, который или в болезненном состоянии увлекся мечтой, или добровольно дозволил себя обольстить мнимым видением? Так, действительно, случилось с бесчисленным множеством людей. Или же, что еще вероятнее, Он этим чудом хотел изумить людей и таким образом поощрить к плутням и других обманщиков» (Ориген. Против Цельса. Кн. 2, § 55). И для новейших язычников основа христианства – Воскресение его Основателя – продолжает до сих пор служить предметом глумления и пререкания. Рассмотрим главнейшие возражения новых противников христианства против возможности Воскресения Христа Спасителя.