еловеке глубоко и бесчисленные корни его надо отсекать тщательно и непрестанно».
По разъяснению святого Макария Великого, душа, если и подпадает под влияние злого духа, не соединяется с ним во единое целое, а только временно подчиняется ему, творя его злую волю. Подобно как в природе при солнечной, но ветреной погоде у солнца свое действие, а у ветра – свое. Они действуют одновременно, но не совместно. Так и в душе человека, к которой примешался грех, у греха и у души своя особая природа, и до известного времени душа сопротивляется греху: она ведет свою жизнь, а грех – свою, подобно ручейку, который несет чистую воду, но на дне его лежит тина. И стоит всколыхнуть поверхность воды, как поднимется тина и замутит всю воду, и они станут как бы едины, но все же не едины. Так и душа: когда возмутится, то на какой-то период времени подчинится злому духу и начнет творить его злые, греховные дела. Оба духа при этом составляют что-то одно, оставаясь самостоятельными.
Поэтому у души, как бы она ни пала, сохраняется возможность действовать самостоятельно, вырваться из-под влияния зла и в слезной покаянной молитве вновь обратиться к Богу.
В сердце каждого человека существует расположение ко грехам, которым он научился с юности. Это расположение оскверняет и душу, и тело. Грех – величайший разбойник, он убивает душу, если она не кается, удаляет ее от Бога, вливает смертоносный яд, постоянно обольщает и берет в плен и душу, и тело. Душа грешника моментально поражается грехом, как параличом. Но она же чудно воскресает при глубоком покаянии.
Церковь знает три состояния души, благодаря которым человека: он бывает «горяч», «холоден» или «тепл».
Горячий и холодный – это два совершенно противоположных свойства (это духовные полюса), но активность их одинакова.
«Теплота» – нечто пассивное, пребывание в застое. «Теплые» – это те, которые не отклоняются ни к одному из полюсов.
У «холодной» души активность направлена ко злу. Но «холодный» человек может мгновенно стать «горячим», к чему совершенно не способен «теплый».
Примерами этому могут служить: 1) обращение апостола Павла из гонителя в первоверховного апостола; 2) обращение благоразумного разбойника; 3) покаяние грешницы…
Душа наша создана не для греха. Грех противен, чужд душе, вышедшей из рук Творца чистой и безгрешной. Наше духовное существо борется с грехом, потому что нам жалко потерять свою чистоту и невинность, потому что страшно оскорбить любящего нас Небесного Отца… Но наша духовная природа так устроена, что все чувства, мысли, желания, все движения нашего духа тесно связаны между собою. И грех, попадая в сердце через желания и через действия, сразу налагает свою печать на все стороны нашей духовной деятельности.
Ты только допустил скверные дела, но уже помрачается твое духовное зрение, уже затрудняется в твоей душе вход добру. Надо следовать мудрому древнему правилу «Внимай себе» (Втор. 15, 9), чтобы оградить душу от погибели.
Ведь всякий грех оставляет след в нашей душе. И задача каждого человека – сберечь душу. Жива душа – и ты жив. Погибла душа – и в тебе не будет жизни. А потому без жалости отсекай все, что несет с собою смерть душе.
Душа умирает, когда отходит от нее божественная благодать. Наступает растление души. При этом правильные и благие помыслы уступают место развращенным помыслам: зависти, лукавству, ненависти, вражде, брани, злопамятству и прочим многочисленным греховным помыслам…
Душа человека – бесценное сокровище, и потому так настойчиво святые отцы призывают всех следить за своей душой, беречь ее.
Видеть состояние своей души во всей ее наготе мы никогда не можем без особой милости и помощи Божией, ибо внутренность нашей души сокрыта от нас. Поэтому-то Церковь и напоминает нам о необходимости заботиться о ней.
В великопостных песнопениях мы слышим: «…храм носяй телесный весь осквернен…» – это и о нашей душе говорится. Ведь она предназначена быть нерукотворным храмом Божиим, а мы своей беспечностью, своими грехами осквернили ее так, что в нее не войдет уже, конечно, Бог (хотя это Его законное место, Он Сам его Себе уготовал).
Но мы имеем возможность возобновить этот пришедший в негодность храм (нашу падшую душу). Он омывается и очищается нашими слезами искреннего покаяния. Неусыпной заботой о своей бессмертной душе мы можем восстановить наш внутренний храм для того, чтобы он засиял и снова стал местом пребывания для Духа Святаго. И тогда смерть нашего тела (разрушение телесной нашей храмины) не испугает нас, так как с помощью благодати Божией приобрели мы вновь небесную духовную храмину, которая в день всеобщего воскресения прославит нашу храмину телесную.
Место пребывания в жизни вечной нашей бессмертной душе уготовано Богом в Небесном Чертоге. Но войти в Него могут только те, духовная одежда которых светла. А кто не приобрел ее при жизни, сможет только созерцать его, но не имеет дерзновения войти в него.
«Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь…».
Крестьянкин Иоанн (архим.). Размышления о бессмертной душе. – М., 1999.
Послесловие
В мире есть реальность, в существовании которой мы не сомневаемся, так как мы этой реальностью владеем, мы ее чувствуем и за проявлениями ее наблюдаем каждую минуту. Реальность эта – наша душа.
Даже французский философ Декарт, в систему познания которого было положено сомнение во всем, что до него считалось истинным, пришел к выводу, что усомниться в существовании собственной души было бы равносильно самоотрицанию. Но не только Декарт пришел к признанию бытия души. К этому приходит неизбежно всякий мыслящий человек.
Великий физик Ампер учил, что существование души человеческой отвечает научному доказательству в той же мере, что и глобальные законы астрономии.
Эммануил Кант писал: «Признаюсь, что я очень склонен к утверждению существования в мире нематериальных существ и к сопричислению к ним моей собственной души».
Пирогов, фон Баэр, Кювье, Вирхов, Кеплер, Клод Бернар, геолог Дан, Ньютон, Фарадей, Либих, Тихо де Браге и другие были людьми, веровавшими в бессмертие души и открыто исповедовавшими свою веру в Бога.
Математик Коней, признавший существование души, говорит: «Я – христианин, я верю, что Иисус Христос – Бог, сошедший на землю; верую, как Паскаль, Коперник, Лейбниц и другие».
Мы указали на некоторых из тех, кто открыто заявлял о своих убеждениях и стремился сообразовать свою жизнь с исповедуемой верой, а сколько еще других? Какое неисчислимое множество тех, кто прошел путь земной жизни без Бога и только на смертном одре обратился к вере?
Английский философ Пристлей, отрицавший Бога, к концу жизни приступил к исследованию Евангелия и глубоко уверовал в его бессмертные истины. Перед смертью Пристлей благодарит Бога за жизнь, которая увенчалась познанием Христа, и уповает на христианскую кончину.
Генрих Гейне, всю жизнь томившийся в неверии, жестоко издевавшийся над всем святым, мог бы, пожалуй, представиться тем человеком, которого вопрос о душе и вечности никогда не беспокоил, ибо он как бы шутя проходил мимо подобных вопросов. Но в своем завещании Гейне говорит, что уже четыре года, как он отбросил всякую философию и умирает с верой в Бога, прося у Него прощения за легкомысленно прожитую молодость.
Из приведенных примеров мы видим, как ошибочна мысль, что человеческая душа всегда оказывается неразрешимой загадкой. Не менее ложно и утверждение материалистов, что в душе человека нет ничего загадочного. Как те, так и другие «отмахиваются от живых вопросов, как от пчел. И из боязни, как бы не укусила пчела, они забывают о меде». Но люди, честно искавшие разрешения насущных вопросов, нашли этот мед. Их не смутила боязнь показаться отсталыми, недостаточно книжными, недостаточно похожими на тех, кто прославлен недальновидной толпой.
История философии – это нескончаемый спор между «спиритуалистами» и «материалистами»: людьми, признающими духовное начало в человеке, и людьми, скептически относящимися к этому началу. Материалисты не признают души, главным образом, из-за «чудо-боязни». Они заявляют: «Если признать душу в человеке, значит, надо признать весь так называемый духовный мир, принять все чудеса и весь мир чудесного и тем самым идти как бы против науки, которая отвергает чудеса».
И действительно, как принять эту «область чудесного», как вместить ее – безграничную – в наш маленький человеческий ум? Но даже Ренан, один из столпов воинствующего материализма, при всем желании отмахнуться от назойливого «мира чудес» все же должен был сознаться в непостижимости чудес, нас окружающих. Он говорит: «Солнце есть чудо, потому что наука далеко не объясняет его; зарождение человека – чудо, потому что физиология молчит еще об этом; наша совесть – чудо, потому что она составляет совершенную тайну; всякое животное есть чудо, ибо мы бессильны разрешить тайну его земного бытия».
«А всякий орган человека, взятый отдельно, сам по себе, не есть ли чудо? – спрашивает профессор Погодин. – Какая слепая сила могла «сочинить» человека, образовать его тело из миллионов клеточек, дать ему глаза со зрительным нервом, создать ухо, горло, язык со вкусом, нос с обонянием, осязание, мозг, дыхание, питание, кровообращение, сердце, печень, легкие, нервную и лимфатическую систему? А память, воображение, творчество, совесть, область идей, веры, иллюзий – разве все это не чудо? Да, это чудеса, признанные наукой! Но разве эти тайны, этот «мир чудес», постигнуты наукой? Почему же признавать одно чудо и отвергать другое, если, в сущности, оба они покоятся на той же загадке? Какая тайна глубже и непостижимее тайны нашего человеческого бытия? Решимся ли мы отвергать наше бытие по той только причине, что мы не понимаем его смысла? Удивительно, как некоторые решаются верить и утверждать, что чудо перестало быть чудом только потому, что ему дали какое-то «научное» определение и разъяснение».
Премудрость, заложенная во всем строе Вселенной, в явлении человека на Землю, в устройстве его органов, в жизни каждого животного и растения, в мельчайшей капле моря и песчинке пустыни так велика, что ум отказывается объять хотя бы один намек той тайны. Ни один самый мудрый философ не может объяснить, почему голубь со своим примитивным мозгом и крошечным сердцем, покружившись одну минуту в воздухе, безошибочно находит путь к дому за тысячи миль; почему аист на крыше горящей хаты жертвует собою, спасая свое потомство… Не являемся ли мы свидетелями чудесного акта, обвеянного дыханием вечности? И то веление инстинкта не подчинено ли чьей-то огромной и могучей воле, обращенной к душе каждого существа?