Пауза чуть затянулась.
— Фили так Фили, — пробормотал Леха.
— Базаров, чем вы слушали? Не «Фили», а «Филевский парк»!
— Не это главное, — покорно снес очередной укол Леха и прибавил газу.
С того дня приятельские отношения их переросли в нечто большее. Нечто это пока еще ни в чем конкретном не выражалось, не было заметно ни на слух, ни на запах, но все же непроницаемый кокон, отгораживавший Оксану от окружающего мира, лопнул, из расширяющегося разрыва вот-вот могла выпорхнуть прекрасная бабочка.
Леха не ухаживал за Оксаной в общепринятом смысле этого слова. Он не набивался в гости «на чашку чаю», не задавал лишних вопросов, не настаивал, когда девушка мягко отклоняла его нечастые приглашения куда-нибудь сходить. Он просто был рядом в тот момент, когда Оксана того хотела.
И девушка отметила для себя, что общество этого парня не тяготит ее, не заставляет терзаться вопросом о том, как он поведет себя в следующий момент, удастся ли просто расстаться с ним за квартал от дома.
Леха же настолько привык к той дистанции, на которой держала его Оксана, что просто не мог представить себе обстоятельств, при которых он самолично рискнул бы поколебать это равновесие. Он ждал, он был готов к появлению прекрасной бабочки и был рад принять ее бережно и трепетно, но помочь ей появиться на свет он никогда бы не осмелился.
Будучи человеком проницательным и наблюдательным, Леха быстро понял, что за Оксаниным отшельничеством стоит не просто склонность к одиночеству, но нечто большее, нечто такое, о чем она не хочет, не может сказать никому. И Леха чувствовал, что симпатия, которая возникла между ними, еще, возможно, настолько зыбка, что может растаять без следа от одного неосторожного слова, жеста, попытки приподнять эту вуаль, скрывавшую Оксану настоящую от тех, кто привык видеть только Оксану-студентку.
«Будь, что будет, — решил для себя Леха. — Или она сама сделает первый шаг, или останемся друзьями».
Оказалось, что до этого «шага» оставалось совсем немного.
Перед самым Новым годом Оксаниной бабушке вдруг стало хуже. В больницу она ехать отказалась, и врачи два дня добросовестно колдовали у ее диванчика. Утром тридцать первого декабря бабушка не проснулась.
Убитая горем Оксана оказалась еще и поставленной перед непосильной задачей: похоронами.
Тетка — единственный близкий человек — уехала на две недели к подруге в другой город, и найти ее не представлялось возможным. Оказалось, что в бюро ритуальных услуг «тоже люди работают» и раньше третьего января никто не собирался делать ни шага.
Оксана была в отчаянии. Листая записную книжку, где были записаны в основном телефоны прачечной, поликлиник, служб ремонта и прочее, девушка натолкнулась на телефон Лехи. Записала она его довольно давно, не предполагая, что когда-нибудь воспользуется им (и до сего дня действительно не пользовалась).
Несколько минут Оксана смотрела на эти семь цифр. Позвонить? А что он сможет сделать? Да и потом, Леха приглашал ее встретить Новый год где-то за городом (она, само собой, отказалась) и, скорее всего, уже просто уехал.
И все-таки Оксана, затаив дыхание, набрала номер.
После третьего гудка она облегченно выдохнула и хотела уже положить трубку, как вдруг раздался щелчок и в трубке раздался знакомый голос:
— Алло?
Оксана с трудом поборола в себе искушение нажать на рычаг и забыть об этой безумной идее.
— Алло.
Несколько секунд в трубке было тихо, потом Леха неуверенно спросил:
— Оксана?
— Угу. — От контраста между душащим ее горем и радостными нотками в голосе Лехи Оксана едва не разрыдалась.
— Ха, с наступающим тебя!
— И тебя, — выдавила девушка и поняла, что никогда не сможет попросить чужого в общем-то человека о помощи в подобной ситуации. Нужно было быстро свернуть разговор и попрощаться.
— Слушай, а ты случайно не передумала?
— Что? О чем?
— Как о чем? — изумился Леха. — О моем приглашении, конечно! Может, все-таки поедем?
— Я не могу, — прошептала Оксана.
От того, как она это произнесла, на другом конце провода повисла пауза. И она добавила в эту тишину чуть слышно:
— У меня сегодня бабушка умерла.
— Прости. — Леха чуть слышно кашлянул, прочищая горло. — Я не знал.
Оксана опустила трубку, но рука ее замерла в воздухе, когда до рычага оставалось каких-нибудь два-три сантиметра. Подумав, она снова поднесла ее к уху.
— Леша, ты не знаешь… — Она запнулась.
— Куда звонить? — осторожно спросил он.
Оксана кивнула. Слезы душили ее, и первые капли уже покатились по щекам.
Леха, казалось, услышал, ощутил этот кивок.
— А ты… — Теперь он замялся, подбирая нужные слова. — Кроме тебя есть еще кто-нибудь?
Оксана замотала головой.
— Понятно. — Голос звучал озабоченно, но спокойно.
Оксана разрыдалась и положила трубку. Чем мог помочь ей этот парень? Ради чего ему в праздничный день заниматься похоронами какой-то чужой старухи? Какая же она дура! Но что, что же делать?
Оксана обзвонила еще несколько контор. Телефон нигде не отвечал. В приемном покое одной больницы ей посоветовали обратиться в то бюро, куда она уже звонила с утра. Девушка была в отчаянии. Она просто сидела на кровати, обхватив колени, и тихо плакала.
Через полчаса раздался телефонный звонок.
Оксана удивленно подняла голову и, прежде чем ответить, долго прокашливалась.
— Да?
— Оксана, — голос Лехи, — только не бросай трубку. Я подъеду часа через полтора-два. Приготовь, пожалуйста, документы… бабушки. И никуда не уходи. Хорошо?
Оксана открыла рот, чтобы спросить что-то, но в голове ее завертелся разом такой клубок вопросов, что она задала лишь первый, который сумела из этого клубка выдернуть:
— А откуда у тебя мой телефон?
Вместо ответа Леха шумно вздохнул:
— Никуда не уходи, хорошо?
Леха действительно приехал через полтора часа. С ним были две хмурые поддатые тетки, быстро совершившие все необходимые мероприятия и уложившие покойницу в возникший откуда-то гроб, который они водрузили на письменный стол.
Леха не поехал за город. Второго утром бабушку похоронили.
С того дня прошло три с половиной года.
Оксана вышла замуж за Леху. Однажды протянутая ей рука помощи помогла не только перенести трудный период, но и поверить в то, что мир состоит не только из подлецов и трусов.
Странно, но с ней Леха был совсем другим, чем на людях. Он никогда не спорил, не поправлял ее, даже когда она несла полную чушь. Он угадывал каждое ее желание, если оно оказывалось невыполнимым, брал его на заметку на будущее.
Дела у Лехи шли неплохо, и Оксане не было нужды работать. Она сидела дома, ожидая возвращения любимого мужа. Ее доселе крохотный мирок чуть расширился, но лишь настолько, чтобы впустить туда человека, выдержавшего проверку бедой. В остальном же Оксана осталась все такой же малообщительной домоседкой, какой была и раньше. Впрочем, месяц назад она узнала, что вскоре ее одиночество бесцеремонно нарушит еще один человек. Маленький человечек, у которого пока не было даже имени…
Смерть родителей и бабушки Оксана осознала сразу. Горе заполнило ее разом, как газ из баллона в одно мгновение наполняет воздушный шарик, делая его тугим и круглым.
Принять, понять, что беда случилась с Лешей, было выше ее сил. Она то и дело зажмуривалась, надеясь, что, когда откроет глаза, кошмар исчезнет сам собой. Но она открывала глаза, а этот бред оставался.
Леха не погиб, не заболел, не арестован, не ушел к другой женщине. Его похитили среди бела дня, почти в центре города, и куда-то увезли… Его отняли у нее самым варварским способом, и с этим ничего нельзя было поделать. Некая черная сила вырвала человека из ее жизни, не беря в расчет никого, не делая скидки на то, что для кого-то он не просто друг, муж, родственник, а нечто неизмеримо большее…
ГЛАВА VII
Еще не до конца придя в сознание, Леха уже ощутил, как болят руки. В первый момент ему показалось, что он лежит в каком-то тесном ящике, настолько тесном, что стенки сжимают его с боков, не оставляя возможности пошевелиться.
Он открыл глаза. Несколько секунд не мог различить ничего сквозь мутную пелену. Единственное, на что он обратил внимание сразу же, так это на то, как странно они открылись. Горячие, тяжелые, они легко раздались, но когда Леха хотел моргнуть, чтобы избавиться от влаги, верхние веки опустились с таким трудом, словно были приклеены к бровям жевательной резинкой.
Оказалось, что Леха висит вниз головой. Руки его были плотно привязаны к туловищу чем-то широким — материал не резал мышц.
Висел он все в том же помещении. Только света, кажется, стало чуть больше: он смог без труда различить дальние углы зала, тонувшие до этого в темноте.
Напротив него сидел один из ассистентов Леонидыча и с увлечением читал газету. Заметив, что подшефный пришел в себя, парень встал со своего складного стульчика, сложил газету и молча удалился.
Леха услышал гул железа. Очевидно, парень поднимался по металлической лестнице. И что из этого? Из этого следует, что он услышит шаги, когда парень будет возвращаться, а сейчас можно попытаться что-нибудь предпринять.
Леха попробовал высвободить руки, но резкая боль заставила его прервать этот эксперимент, и он понял, что даже если ему удастся развязаться, то вряд ли он сможет воспользоваться руками раньше чем через пару недель.
Леха поднял голову, чтобы осмотреться.
Оказалось, что руки его даже не связаны, а примотаны к телу широким скотчем. Висел он на белой веревке (кажется, это была парашютная стропа), зацепленной за одну из многочисленных труб, тянувшихся под потолком. Другой конец веревки уходил куда-то вниз, за спину. Висел Леха таким образом, что макушка его находилась в метре от пола. Если бы удалось избавиться от веревки, то он смог бы, пожалуй, упасть так, чтобы не разбить голову и не потерять сознание. Но как это сделать?