— Успехов тебе.
Цилиндр вышел из машины, и Вован, резво газанув с места, ловко нырнул в поток машин.
Чуть позже раздался еще один звонок.
— Андрей? Привет.
— Привет, Наташ.
— Как дела?
— Нормально. У тебя как?
— И у меня нормально. Чего не звонишь давно?
— Ну… так… дела.
— Понятно.
Повисла тягостная пауза.
— Какой-то ты невеселый.
— Почему, я очень рад тебя слышать, — не моргнув глазом солгал Андрей. Впрочем, если бы он даже моргнул, то по телефону это было бы все равно не заметно.
— Правда? — В голосе девушки прозвенела радостная нотка. — И я тебя… что делаешь?
Разговор становился совсем нудным. Главное, что никуда он не вел. Нужно было его оборвать, но тени былых чувств мешали сделать это.
— Как муж?
— Муж? — Наташа растерялась, словно давно позабыла о существовании супруга. Она не сразу ответила, очевидно надеясь, что Андрей смягчится и заменит свой вопрос другим, с менее острыми углами, но тот молчал.
— Опять укатил в Штутгарт. На выставку.
— А как собака?
— Ральф? Бегает… подрос он.
Снова пауза.
— Слушай, Андрей…
— Да?
— Я тебе хочу сказать что-то очень важное…
— Не стоит. — Наконец Андрей «накрутил» себя, чтобы ответить то, что давно должен был ответить.
— Что? — Девушка на том конце провода (впрочем, выражение это не совсем подходит для нашего случая: она наверняка звонила по мобильному) была обескуражена.
— Я говорю: не стоит.
— Почему? — Голос дрогнул, словно Наташа собиралась заплакать.
— Не хочу. — Андрей положил трубку.
Когда через пол минуты телефон зазвонил вновь, он просто выдернул шнур из розетки.
ГЛАВА XI
Андрею и Леше было все более или менее ясно относительно планов друг друга на жизнь. Со времен последнего Лешиного безумного проекта (он собирался устроиться работать смотрителем на маяке) прошел почти год, и теперь уже оба приятеля были убеждены, что за синей птицей вовсе не нужно никуда ехать. Она находилась здесь, рядом, и возможность поймать ее и ощипать становилась уже близка.
Что же касается Миши, то он не делился своими планами на жизнь. Приятелям же было любопытно, как видит свое будущее их товарищ. Наверняка Миша с его привычкой обдумывать и обсасывать до мелочей каждый предстоящий шаг уже понастроил планов, и уж конечно это были не воздушные замки, а фундаментальные постройки современной архитектуры.
Как-то Андрей поднял эту тему.
— Слышь, Зуля, — спросил он на перемене. — А ты после школы что делать будешь?
— Не знаю пока, — просто ответил тот.
— Как это? — оторопел Андрей.
— Как не знаешь? — подключился к разговору Леша. — Ты ведь хочешь стать кем-нибудь? Космонавтом, артистом, министром, почетным золотарем деревни Дристу-ново?
Миша посмотрел на него исподлобья. Подумав какое-то время, он ответил негромко:
— Я хочу свалить.
— Как свалить? — не понял Андрей.
— Так свалить. Как все нормальные люди сваливают.
— Куда? — Ответ Зули не внес ясности.
— Не столь важно куда. — Миша посмотрел в окно. — Главное — свалить отсюда.
Приятели переглянулись, не вполне уверенные в том, что понимают, о чем говорит их друг. А тот, подумав, развил свою мысль, словно угадав их сомнения:
— Хотелось бы, конечно, жить в Штатах или во Франции, но, боюсь, таких умных слишком много.
Леша внимательно посмотрел на Мишу. Андрею, как обычно, не потребовалось много времени, чтобы осмыслить услышанное.
— То есть ты хочешь свалить за кордон?
Миша кивнул.
— А язык? — Андрей спросил первое, что пришло в голову.
— Язык можно выучить. — Миша даже поморщился, настолько ничтожной казалась ему эта проблема.
— А что, здесь тебе не живется? — Леха тоже не разделял настроения приятеля. Как бы то ни было, но кирпичик патриотизма семья и школа все же успели заложить в их формирующееся сознание.
— Здесь можно жить только «как все», на одну зарплату.
— Ну почему? — не согласился с ним Андрей. — Сейчас-то все по-другому: открывай себе кооператив и живи, как умеешь. Все по-честному.
— Папа говорит, здесь никогда не будет по-честному, — покачал головой Миша.
— Да почему? — не унимался Андрей. — Зарабатывай деньги, и можешь купить все, что захочешь: машину, дачу, шмотки, жратву…
Миша усмехнулся.
— Это далеко не все, что я хочу купить, — сказал, глядя приятелю в глаза.
Звонок на урок развел спорящие стороны, и больше приятели этот разговор не возобновляли. Но и Андрей, и Леша задумались над сказанным Мишей. Не то чтобы они были отчаянными патриотами. Нет. Но представить себе жизнь вне родной страны, среди чужих людей, говорящих и думающих на неизвестном языке, поступающих в соответствии со своими традициями, было тяжело. В конце концов, здесь всегда есть друзья, родственники, которые в случае неудачи помогут, поддержат. А там? Там пришлось бы драться за место под солнцем без права на ошибку. Это было слишком рискованно. Да и ради чего, собственно, идти на такое, когда сейчас и в СССР открыты все пути к нормальной жизни?! Знай себе работай и богатей.
В общем, стремление Миши «свалить» было друзьям непонятно. Но, привыкнув уважать взгляды на жизнь друг друга, они и с Мишей не стали открывать дискуссию. В конце концов, это его личное дело.
Пришла зима. Стало рано темнеть, да и мороз на улице осложнял жизнь наших торговцев. Кроме того, родители, обеспокоенные ежевечерним отсутствием чад дома, начали вплотную интересоваться отношением их к учебе.
Пришлось менять систему работы. Теперь к магазину ходили по двое. Один с основной массой товара грелся внутри, делая вид, что читает книгу, а другой ходил под окнами со списком того, что есть в наличии. Если покупатель выбирал что-то, то ему выносили нужную вещь. Тем более что ассортимент наших коммерсантов расширился настолько, что таскать баул с товаром было делом непростым.
Таким образом, удалось высвободить для каждого по два вечера в неделю, дабы незадействованный работник мог показаться на глаза родителям и посидеть-таки над учебниками. Родители успокоились, да и успеваемость приятелей несколько повысилась.
Правда, Андрей, сжигаемый изнутри своей кипучей энергией, чувствовал себя несколько неуютно в то время, когда его друзья отправлялись «на дело», а его путь лежал домой. Несколько раз он порывался пойти с ними, и лишь опасность репрессий со стороны родителей, уже начавших задавать вопросы о том, где он болтается вечерами, помогала приятелям убедить его вернуться.
В один из таких вечеров, возвращаясь из школы, Андрей увидел идущую впереди одноклассницу — ту самую новенькую, Нину Кирьянову, что появилась в их классе одновременно с «арабами».
Девушка эта была не сказать что странная, но несколько необычная, не такая, как все. Она держалась обособленно от сверстниц. Не то чтобы дичилась их. Напротив, всегда доброжелательная, улыбчивая, она располагала к себе. Никогда не отказывала в помощи, не отрывалась от коллектива в целом, блюдя кодекс «один за всех, все за одного», исправно подсказывая товарищам и передавая шпаргалки.
Все вроде было нормально, но это касалось как бы класса в целом. А чтобы сойтись с кем-то, завести дружбу… Этого не было.
Нина была высокой, стройной, симпатичной девушкой. Даже в мешковатом пиджаке школьной формы она умудрялась выглядеть женственно. Пышные каштановые волосы, большие темные глаза, подчеркнутые густыми бровями с восточным изгибом, делали ее похожей на американских красоток, загадочно улыбавшихся с появившихся недавно в изобилии импортных пакетов. А на уроках физкультуры, переодетая в темное трико, она обращала на себя всеобщее внимание: безупречная осанка, длинные ноги, осиная талия, расходившаяся вниз плавной изящной линией. Словом, будь ее акселераты-одноклассники чуть повзрослее, они роем кружились бы вокруг девушки. Но подобная вызывающая красота отпугивала их, заставляя комплексовать и прятать глаза при встрече с ней.
Подруг у нее также не было. С одной стороны, все девчонки знали друг друга тысячу лет, и вот так вдруг принять нового человека было непросто. С другой стороны, был в Нине какой-то снобизм, не позволявший общаться с ней на равных. Поначалу прошел даже слушок, что Кирьянова тоже чья-то там дочка или внучка, но вскоре выяснилось, что родители Нины — люди более чем скромного достатка и социального положения. Последнее обстоятельство тем более не оправдывало в глазах одноклассниц ее едва завуалированного высокомерия.
Но самым главным, что воздвигало стену между Ниной и сверстницами, была ее взрослость. Она уже не просто ощущала себя женщиной, но и вела себя как настоящая женщина. На одном из первых же уроков истории она выкинула такое, чего ни одна из девятиклассниц не могла бы не только позволить себе, но даже сделать по просьбе комиссии из РОНО.
Молодой учитель, Алексей Олегович, поинтересовался, как обычно, есть ли желающие отвечать по домашнему заданию. Желающих не нашлось. Тогда он вызвал кого-то из мальчишек, но тот честно признался, что не готов. Поставив в журнал «лебедя», Алексей Олегович долго изучал список и наконец выбрал следующую жертву.
— А вот Кирьянова может нам что-нибудь поведать?
Нина выждала, пока взгляд учителя обнаружит ее в классе, и медленно встала. Не встала даже, а поднялась, неторопливо и величаво, как грациозное животное. Она поднялась и осталась стоять у своей парты, с каким-то искренним удивлением взирая на учителя.
— Ну, пожалуйста. — Историк жестом пригласил ее к доске.
— Алексей Олегович, — проникновенным голосом произнесла она, — посмотрите за окно. Ну, посудите сами, о каких учебниках можно говорить, когда на дворе угасают последние краски уходящего лета? Или вы хотите, чтобы счастливые молодые юноши и девушки тратили последние теплые вечера на зубрежку скучных параграфов?
Историк выслушал этот монолог, открыв рот. Впрочем, на остальных, сидевших в классе, эта речь произвела не меньшее впечатление.