— Ты — клювоступенчатый дятел. — Андрей вырвал руку и зашагал прочь.
Вернулся Анвар.
— Значит, так, — заговорил он, опускаясь на стул. — Мамай с тобой встречаться не хочет. И он прав, да? Я тебе верю потому, что я тебя знаю. А он не знает ни тебя, ни меня. Но со мной он должен говорить потому, что я в законе. Так что я сейчас поеду, а ты жди от меня…
— Анвар, — твердо сказал Цилиндр. — Я или поеду с тобой, или буду ждать тебя здесь.
Анвар пожал плечами:
— Как скажешь. Я думаю, мы быстро все перетрем. Здесь недалеко.
Анвар вышел через служебную дверь. Андрей встал и отправился в кафе за углом, где несколько часов назад сидела Оксана, а сейчас ждал Зуля.
Миша не бросился ему навстречу. Он лишь поднял руку, желая привлечь к себе внимание.
Андрей подошел и плюхнулся на стул.
— Дерьмо.
— Конкретнее.
— Они знают, что вы ходили в милицию. Или блефуют, говоря, что знают.
— Откуда знают? — Миша не выказал ни удивления, ни испуга.
— Неизвестно.
— И что теперь? Что это меняет?
— Они говорят, что, мол, раз их заложили, то они берут свои слова обратно.
Миша прищурился и посмотрел на друга.
— То есть?
— То есть эти козлы не хотят выпускать Леху.
— И что теперь?
— Теперь Анвар поехал на очередную «стрелку». Я ему сказал, пусть Мамай или докажет, что кто-то куда-то ходил, или пусть отпускает Леху.
— И что, — невесело усмехнулся Зуля, — Анвар приложил руку к козырьку?
— Нет, но согласился с такой постановкой вопроса.
— Как вы с ним свяжетесь?
— После «стрелки» он вернется в то же кафе.
Миша что-то прикинул в уме.
— А если Мамай докажет, что кто-то ходил в милицию?
— Я думаю, они блефуют.
— Я тоже. Тогда пошли.
— Куда?
— Туда. — Зуля поднялся, подзывая официантку. — Подождем Анвара вместе. Если они что-то докажут, то будем разбираться на месте. А если нет, то интересно послушать, что он теперь скажет.
— Подожди, — Андрей тоже поднялся, — ты ведь говорил, что идти вдвоем рискованно.
— А ты как-то сказал, что я среди вас самый умный. Так что командовать парадом буду я.
— Это я сказал по глупости, — попытался было спорить Андрей, но уступил.
Ждать Анвара пришлось недолго.
Он появился через ту же дверь позади бара. Захватил с витрины бутылку пива и размашистой походкой подошел к их столику.
С Зулей он был шапочно знаком. Кивнув в знак приветствия, он коротко огласил принятое решение:
— Мамай представил доказательства. Лехина баба и еще один придурок ходили в ментовку. Дальше расклад такой. Вы можете выкупить вашего корефана. Двести пятьдесят штук это стоит. У вас есть сутки, чтобы собрать бабки. Я буду на связи и прикрою вас, если что. С Лехой у меня теперь дел нет, но с тобой, Андрей, договор остается в силе: двадцать процентов. Все. Больше ничего не обсуждается. Если не хотите платить, то можете сказать сразу.
Осетин встал, давая понять, что разговор окончен и что даже эта краткая аудиенция была с его стороны форменным одолжением.
Андрей был просто раздавлен подобным поворотом дела. Еще час назад он готов был праздновать победу, и вдруг в одночасье все стало еще хуже, чем вначале.
— Анвар, — окликнул осетина Зуля. Тот обернулся, с досадой глядя на него.
— Мы привезем бабки. Но эти игры несколько затянулись. Нам нужны доказательства того, что Леха жив. И завтра, когда мы привезем деньги, он должен быть на месте. Иначе мы будем считать, что Каин был убит в ночь похищения, а вы с Мамаем пудрите нам мозги, чтобы вытянуть побольше капусты.
— Ты кто такой?! — Толстый осетин, казалось, сейчас задохнется от гнева. — Ты кому это сказал, а?
Андрей сидел на месте, словно примерзнув к стулу, и, открыв рот, наблюдал за схваткой. Не то чтобы он боялся Анвара, но, как-никак, обращение с взрывчатыми веществами требовало определенной осторожности. В конце концов Анвар мог просто «наехать» на Зулю, инкриминировав ему что-нибудь вроде «неуважительного отношения к старшим». С другой стороны, вопрос требовал ясности, и внести ее можно было, только поставив ультиматум.
— Меня зовут Михаил Зуленич. — Голос Зули звучал спокойно и ровно, и если бы не мраморная бледность, ничто не выдавало бы колоссального напряжения.
Взгляды Зули и Анвара встретились. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Потом Анвар, не отводя глаз, хлопнул об пол полупустую бутылку. Осколки и брызги разлетелись по каменному полу, образовав рисунок то ли цветка, то ли звезды.
— Хорошо, петушара, — сказал он сквозь зубы. — Я тебе сейчас докажу, что ваш ублюдок живой, но, если ты завтра не привезешь бабки, я тебя сделаю. Я тебе такой счетчик включу, что всю жизнь будешь педикам подставлять, чтобы проценты отдавать. Понял?
— Понял. — Голос Миши так и не дрогнул.
— Ждите здесь. — Анвар снова вышел.
— Подождем. — Зуля сел.
Какое-то время оба молчали. Первым пришел в себя Андрей.
— Охренеть! Двести пятьдесят штук! — выдохнул он. — Где столько нарыть до завтра?
— Места надо знать, — пожал плечами Зуля.
Он частенько напускал туману, не раскрывая до последнего момента всех карт, и Андрей с Лехой уже уверовали в то, что если Зуля что сказал, то так оно и будет. Но сейчас у него появилось подозрение, что Зуля не совсем понимает, что делает. Он не знал, как люди сходят с ума, но слышал, что это может произойти в один миг, даже ни с того ни с сего. Возможно, нечто подобное произошло сейчас с Мишей. Андрей исподволь наблюдал за другом, пытаясь заметить что-нибудь необычное, но тот сидел почти неподвижно, уставив взгляд в картинку над столиком.
Андрей хотел было что-то спросить, но не решился.
ГЛАВА XIV
Леха слегка подтолкнул себя изогнутыми палками.
Сердце замерло при мысли, что сейчас он помчится стремительно и неудержимо вниз по склону горы. Помчится к тем людям, что неторопливо прохаживаются внизу, пожевывая чебуреки и шашлыки и лениво поглядывая вверх, где крохотные люди-булавки карабкаются по белой снеговой шапке к вершине, чтобы, за несколько минут слетев с нее вниз, снова начать карабкаться. Снизу люди на вершине кажутся такими крохотными, что невозможно не то что различить цвет их костюмов, но и даже понять, на ком из лыжников он есть, а кто катается прямо в плавках.
Леха был одет в костюм. Для новичка съезжать без одежды было бы верхом самоуверенности. Вот опытные лыжники — другое дело, им не грозит упасть на снег, кажущийся таким пушистым и мягким, когда просто мнешь его в руках, и обжигающий и рвущий на тебе кожу, когда ты на бешеной скорости врезаешься в него, поднимая белоснежный фонтан искрящихся на ярком горном солнце брызг.
Лыжи дрогнули и тронулись с места. Леха замер, сгруппировавшись и подняв палки.
Первые несколько секунд движение было едва заметным, впору толкнуться еще, чтобы разогнаться как следует, но Леха прекрасно понимал, что длинный спуск еще даст ему возможность оценить, что такое скорость.
На мгновение у него возникло желание выпрямиться, воткнуть палки в наст и отказаться от своего маленького путешествия, но вместо этого Леха глубоко вдохнул и присел чуть ниже, чувствуя, как стремительно набирает он скорость.
Еще мгновение он видел гостиничный комплекс внизу, нитку фуникулера чуть справа и накатанную трассу перед собой. Потом все слилось воедино, снежные хлопья пулями понеслись навстречу, впиваясь в незащищенные большими очками щеки и подбородок, и ничего уже, кроме носов лыж, различить было невозможно.
Его затрясло, подбрасывая на мельчайших неровностях. Леха сел еще ниже, стараясь поднять палки так, чтобы те, как предупреждал инструктор, не задели бы наст позади.
Сквозь бьющий в лицо фонтан брызг он различил темную массу — камень, который должен был остаться слева. Леха чуть подался вправо, чтобы свернуть.
На какое-то мгновение он ощутил под правой ногой пустоту. Потом вдруг коварный склон словно подтолкнул его снизу и сбоку. Лешу бросило влево, оторвав от земли. Взмахнув палками и так и не поняв, куда он летит, где верх, где низ, Леха врезался левым плечом в снежный ковер.
Рассекая плечом и шеей острую корку и набирая за шиворот целые охапки снега, он понесся вниз несколько необычным для лыжника стилем.
Левая рука, прижатая его весом и палкой, оказалась вне игры. Избавившись от второй палки, Леха выбросил вперед правую руку, пытаясь даже не остановиться, а хотя бы избежать необходимости прокладывать себе путь открывшейся и уже, наверное, порядком ободранной шеей.
Движение несколько замедлилось, и Лехе удалось развернуться полубоком и выпростать вторую руку. Рукава «олимпийки» задрались, и теперь подлая снежная корка беспощадно драла с рук кожу.
Крича от острой боли, Леха продолжал катиться по снегу, не пытаясь опускать руки в снег: перспектива затормозить, налетев на какой-нибудь неласковый валун, притаившийся под так мило искрящимся на солнце снежком, сулила в лучшем финале пару переломов.
Когда же наконец казавшееся бесконечным скольжение на боку закончилось, Леха, обессиленный, ткнулся лицом в снег и замер, ощущая лишь, как боль неумолимо взбирается по предплечьям, жадно впиваясь в плечи, шею и усеивая все тело тысячами острых иголок.
Наверное, он отключился, потому что когда он снова открыл глаза, то не увидел ни яркого солнечного света, ни гор.
Над ним склонился человек. Это был не инструктор. Но лицо его казалось знакомо. Леха знал, кто это, но не мог сразу вспомнить, кто именно.
Боль начала возвращаться, приходя в себя вместе с Лехой, и, прежде чем тот вспомнил, кто же этот склонившийся над ним человек, она заставила его зажмуриться и выпустить сквозь стиснутые зубы наружу протяжный стон.
— Да, ребятишки, — услышал он голос над собой, — вы явно перестарались.
— Да, Туча, мы же… — заговорил было кто-то, оправдываясь, но тот же голос оборвал его:
— Вам сказано было, чтобы без следов! Без следов!