«Агитатор» – таким словом окрестили Дэйва, который всего-навсего мечтал стать писателем. На самом деле агитатор я, пусть и не подозревавший об этом до последней минуты. Теперь это не казалось странным. Конечно же: мою повесть переполняли эпизоды нищеты в Подгороде, преступности, что годами развивалась в таком темпе, что даже полиция не решалась выезжать на улицы, навсегда лишенные солнечного света. Все это, с какого ракурса ни посмотри, относилось к «Ариадне», которую восхваляли за порядок, привнесенный в страну.
Больше я не видел ничего странного в том, что третье место отдали какому-то справочнику об истории системы городского управления, пятое место – откровенному издевательству и искажению фактов и так далее. И вот почему нет никаких критериев. Победителями становятся те, кто пишет не для себя, а для «Ариадны». Вот она – правда.
И мне стало паршиво. Я сидел за своим рабочим местом под номером «509» и не понимал, почему еще жив, если история подходит к финалу, а искра моей жизни затухла, едва успев зажечься. Ведь у Ремарка было иначе.
Нас осталось чуть меньше пятидесяти. Всех авторов – скорее всего, по-настоящему талантливых – уводят из башни, и те даже не понимают, чем плоха их работа. Оставшихся ждет та же судьба: они пишут то, что сами хотели бы читать, не ведая, что все люди в стране читают то, что хочет «Ариадна». Вот она – правда.
За все, что я сейчас называю правдой, я заслуживаю такой же «ликвидации», как и Дэйв.
День 26
Всю ночь не мог заснуть и весь день не выходил из бокса. Всем было плевать на меня, а «Ариадне» плевать на всех.
Постепенно пустота, образовавшаяся внутри, стала заполняться мыслями: новыми, непохожими ни на одну из бывших когда-то. Словно в моем сознании поселился другой человек. И этот человек испытывал злость. Он хотел отомстить системе городского управления, перехитрить ее и напомнить всему миру о том, что такое свобода.
И теперь, оглядываясь на все прошедшие события, я ясно вижу в этом человеке себя и понимаю, что готов.
Я перешел на сайт конкурса и открыл работы всех трех призеров. Вооружился тетрадью и карандашом и стал выписывать из произведений все общие черты. «Ариадна» – всего лишь программа, которая имеет алгоритм, позволяющий выбрать из нескольких рукописей ту, что больше других подходит для поставленных целей. Выбор происходит исходя из количества определенных слов, контекста, в котором они используются, и общего количества страниц, на которых эти слова распределены. Говоря иначе, «Ариадна» относится к людям, как к собакам Павлова, давая им читать те книги, после которых в памяти читателя отпечатаются лишь те слова и мысли, которые выгодны системе.
К ночи мой список был готов. Оставалось только увеличить его в несколько раз, подобрать максимальное количество синонимов к нужным словам и связать их более-менее логичным сюжетом. Вот и весь рецепт бестселлера.
Написав синопсис к грядущему произведению и ложась спать, я чувствовал себя грязным как никогда. Но ведь и гениальный ум Хэнкса давно написал, что даже в Централе люди, желающие остаться «чистыми», вынуждены запачкаться.
День 30
– ВЫБРАН ПОБЕДИТЕЛЬ! – В этот раз Редактор действительно воскликнул, чтобы весть оглушила каждого человека в «Парнасе».
Горстка бедных писателей увидела на десятиметровой стене золотистую проекцию с моим лицом. «ДЖОН АРТХЕЙТ» – блистало имя под фотографией, а ниже название работы: «СЛОВО АРИАДНЫ» – в честь самого конкурса и одновременно в честь системы.
– Подойди сюда, Джон Артхейт!
Я поднялся из-за своего рабочего компьютера, где пару минут назад написал слово «КОНЕЦ», и, не чувствуя никакой радости, встал напротив колонны. Платформа под ногами вздрогнула и понесла меня ввысь, к вершине, где восседал Главный Редактор. Увидев его глаза, замененные механическими имплантатами, силиконовую кожу и множество кабелей, выходящих из-под черной одежды, я понял, что даже теперь жал руку не человеку, а лишь иллюзии, созданной «Ариадной» для обмана всех, кто тут находится.
– Теперь тебе присваивается пятый уровень социальной значимости, житель Централа!
Его громоподобный голос не доходил до меня. Больше всего мне хотелось взять и спрыгнуть с колонны головой вниз – каждый раз, когда я вспоминал, что за произведение подняло меня на вершину…
– Теперь ты, Джон Артхейт, один из главных писателей «Ариадны»!
Это рассказ с самым банальным началом. Шеф полиции сидит в своем кабинете и рассуждает о том, как раньше плохо жилось, но с появлением городской системы управления преступлений стало меньше, а возможностей для жизни больше. Вдруг его размышления прерывает верный и преданный помощник, назначенный «Ариадной» в соответствии с его интеллектуальным уровнем и уровнем социальной значимости. Напарник сообщает о группе террористов из чужой страны, которые завидуют «Ариадне» и потому ненавидят. Бандиты заминировали крупный торговый центр и держат в плену прекрасных гражданских Централа. И вплоть до последней точки дальнейшее повествование сменяется либо активными действиями полиции по «ликвидации» преступников, либо «глубокими» размышлениями шефа полиции о том, что «Ариадна» стала богом во плоти, которому не стыдно молиться.
– Есть ли тебе что сказать, Джон Артхейт? – спросил меня Редактор, и только тогда я заметил летающую на уровне глаз камеру, транслирующую мое лицо на каждый телеканал Централа.
Я хочу пообещать вам, читатели. Не знаю, случится ли это через год или через десять лет, но я предупреждаю систему городского управления «Ариадна», которая еще не умеет читать наши мысли: мне чужды твои интересы. Я буду говорить для людей, а ты мне в этом поможешь, потому что я буду использовать твои же алгоритмы против тебя…
– Что же ты молчишь, Писатель?
Вот мое обещание. И мой чернильный голос будет полон гнева, когда я закончу свое величайшее творение, и ты пожалеешь, что сделала меня своим Писателем, опустив в глазах настоящих, простых и добрых людей.
– Я хочу сказать, – начал я и устремил свой взор прямо в точку объектива камеры, – Слава «Ариадне»!
КОНЕЦ
Сергей Тарасов «Разрушитель»
Иногда разумные люди совершают неразумные поступки.
– Марвин Химейер
Механик I
Приемная директора заводоуправления совершенно ему не понравилась. Здесь было как-то просторно и чересчур помпезно, напоказ: весь офис в лучших традициях тайм-менеджмента просматривался насквозь через прозрачные стеклопластиковые перегородки, и было заметно, что сотрудники селф-спейса боятся поднять головы от вогнутых экранов смарт-столов. Лавируя между столами, по офису гуляли менеджеры, раздающие приказы с помощью модных наладонников. Как пастушьи собаки, стерегущие овец, подумалось Мартину.
Он ощущал себя не в своей тарелке. Мартин выделялся среди этих людей прямым взглядом, прямой спиной; все в нем было прямым, свидетельствующим о неспособности подстраиваться под ситуацию. Неудобный костюм давил ему на плечи. Красный галстук удавкой обхватывал шею. Засаленный старый портфель из потрескавшегося кожзама, в который он сложил жесткие диски и сделанные по старинке, от руки, чертежи, стоял около ног в туфлях немного не по размеру. Мартин никак не мог отделаться от мысли, что на правом носке у него дырка, и если в офисе у директора неожиданно придется разуваться, то выглядеть он будет как минимум странно.
– Господин Холланек? – раздался голос из интеркома.
– Да, я… Кхм… Я здесь.
– Пройдите в кабинет директора.
Он встал, неловко подхватил портфель, понимая, что за ним украдкой наблюдают десятки глаз из открытого нараспашку офиса. Все тут знали, кто он такой. Наверное, многие даже хотели оказаться на его месте: не быть отягощенными кредитами, семьей, социальным положением. Но все равно большинство воспринимали его как чудика.
Макс Уланов встретил его разговаривая с кем-то по байт-коду. Зрачок левого глаза директора светился красным, как у робота-терминатора из древнего фильма, пока он беззвучно шевелил губами, отдавая указания собеседнику на противоположном конце линии связи. Уланов неопределенно махнул рукой, приказывая посетителю сесть. Мартин остался стоять, сжимая портфель с документацией двумя руками, отгородившись им от директора всемогущего изотоподобывающего завода, как щитом.
Окончив наконец разговор, Уланов мигнул, избавляясь от красного свечения в глазу, и обратил внимание на гостя. Мартин сразу же ощутил жалость к менеджерам компании, которых ежедневно распекают здесь, «на ковре». Наверняка мало удовольствия стоять вот так, под взором начальства, переминаясь с ноги на ногу и переживая за сохранность премии в конце месяца.
– Господин Холланек! – воскликнул Уланов, словно увидел давнего друга. – Вот и вы собственной персоной, наконец-то!
– Я принес вам… кхм… распечатки и чертежи, а также постановление от Администратора, где указано, что моя мастерская не занимает ни дюйма от территории завода. Я выкупил этот участок еще до… кхм… вашего появления на Луне. Году в пятидесятом, если не изменяет память. Тогда территория около Базы Спокойствия стоила недешево.
– Замечательно, замечательно! Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.
– Спасибо, я постою.
– Как вам угодно. Может, хотите чаю, кофе? Для меня готовят настоящий кофе из зерен с Земли, а не эту эрзац-бурду.
– Откажусь, пожалуй. Посмотрите документы, директор. – Мартин раскрыл портфель и принялся выкладывать на блестящую поверхность смарт-стола пыльные жесткие диски на петабайт каждый, перевязанные узелком папки, исчерченные кривыми графиками таблиц древние бумажные листки. В них находилась вся его жизнь. Уланов хмыкнул и на мгновение состроил брезгливую физиономию.
– Мы рассмотрим, обязательно рассмотрим, господин Холланек. Это ведь копии, я правильно понимаю? Оставьте здесь, я скажу кому-нибудь из…
– Необходимо, чтобы вы просмотрели все лично, директор. Я уже отправлял запрос на ваш сайт, там меня проигнорировали. Также обращался в кадастровую палату, оттуда меня почему-то перенаправили в отдел социальной инженерии, а уже оттуда…