новения.
— Я сильно чумазая, да? — спросила она.
— Уже нет, — просипел я и пару раз кашлянул, чтобы вернуть голос в нормальное состояние. Достал из холодильника полторашку “Колы”, стараясь не смотреть в наивные глаза. — Пойдем?
Мне бы сейчас не помешало хлопнуть чего-нибудь покрепче, а потом склеить в клубе очередную “фанатку на одну ночь”. Но, сколько бы я себя не уговаривал спровадить Риту домой, все тянул с предложением вызвать такси. Сперва мы поднялись в квартиру, чтобы оставить там куртку и плащ, затем пошли в студию, где появление девушки вызвало дикий восторг у Мистика и Клейстера. Они наперебой отвешивали ей комплименты, травили анекдоты, избегая матов и откровенных пошлостей, подкалывали друг друга, а я молчал большую часть времени, лишь изредка вставляя пару-тройку предложений.
“Если екнет внутри, когда она исчезнет, значит ты просрал все.”
И я все ждал каких-то сигналов, которые расставят все на свои места, прислушивался к тому, что во мне происходит, но губы сами расплывались в улыбке, стоило Рите засмеяться. Она часто смотрела мне прямо в глаза, улыбалась как-то по-особенному, совсем не так, как Мистику или Максу, и этот взгляд, эта улыбка… Они несли в себе тепло. Не знаю почему, но мне становилось тепло. Я смотрел на часы, обещал себе, что точно вызову такси через десять минут. Вот только проходило двадцать, а телефон все так же лежал на столе и брать его в руки не хотелось.
“Еще десять минут и вызываю такси… Теперь уже точно вызову.”
Мистик срулил диджействовать, за ним аккуратно слинял Клейстер, неожиданно вспомнивший, что забыл заглушить машину. Я негромко гоготнул от этой внезапно проснувшейся забывчивости. Два “Патрика” стояли на основной парковке и ни один из них точно не молотил бензин впустую — я бы заметил. Это да, а то, что время снова отсчитало почти пол часа, нет.
"Докурю и отправлю домой."
Самому смешно от того, как придумываю оправдание тому, чтобы выкроить ещё пару лишних минут. Хотя буквально недавно думал, что она исчезнет из моего мира и все сразу встанет на свои места.
Я поднялся с кресла, подошел к пульту, на котором оставил свой ежедневник Клейстер, с каждым днем все больше напоминающий настоящего продюсера. Перелистал несколько десятков страниц, заполненных номерами телефонов и пометками. Развернувшись, оперся о край столешницы и хмыкнул, увидев запись, обведенную несколько раз. “Груверсы”, интервью!!!”.
— Интересно… На сколько позиций поднимется “Молитва”, если я дам интервью?
— Тебе это стало важно? — Рита удивленно посмотрела на меня.
— Не мне. Парням. Мы вроде как с Бутчем поспорили, и будет обидно, если выше четвертого места она не поднимется из-за меня. Получится, что чуть-чуть не хватило. Мистик с Клейстером впахивают как проклятые, парятся.
— А ты нет?
— Я? — я достал сигарету, щелкнул зажигалкой и выпустил дым в потолок, — Наверное, нет. По крайней мере не так, как они. Макс, вон, даже бухать перестал, а Мистика из студии не вытолкаешь — готов в ней жить.
Рита пожала плечами, улыбнулась и подошла ко мне. Точно так же оперлась о стол и протянула:
— Ну-у-у, логика странная, конечно, но тогда получается, что ты переживаешь сильнее.
— Почему это?
— Мы в студии — это раз, и ты трезвый — это два, — разогнула два пальца и рассмеялась.
— Действительно, странная логика, — хмыкнул я. Посмотрел в окно и тихо произнес, — Вообще, все странно.
— А может так и должно быть? — спросила Рита и, когда я повернулся к ней, посмотрела мне в глаза. — Может, все только кажется странным, потому что оно новое? Не такое, к чему ты привык?
И я ничего не ответил. Стоял, смотрел в ее глаза, поражаясь их детской наивной чистоте. Рита искренне верила в то, о чем говорила, а верил ли я? Хотел ли, а, главное, мог ли вообще верить? Хоть кому-то кроме себя? Например, ей. Мистик с Клейстером приперли мою невменяемую тушку к ее дверям, Бутч со своими советами и успокаивающий аромат лаванды… Все словно толкало меня к ней навстречу, как бы я не противился этому, как бы не отталкивал от себя подальше.
— Останься сегодня здесь, со мной, — еле слышно сказал я.
Сказал и испугался того, как глухо прозвучал мой голос в тишине студии. А она едва заметно кивнула, достала мобильный из кармана и позвонила брату. Рита попросила сказать родителям, что сегодня переночует у подруги. Лавандовый ангел обманывал, чтобы побыть со мной. Вот так просто. Без вопросов, без сомнений. Улыбнулась своей улыбкой и перемешала два мира — мой и ее.
Глава 17
Если в мою квартиру входили девушки, то с порога все развивалось по классической схеме: я отлепляю ее от себя и гоню в душ, а потом там не оказывается полотенца… Вернее оно есть, но убрано в шкаф под раковиной — мне так привычнее. И когда за дверями стихал шум воды, раздавался вопрос. Всегда один и тот же, звучащий из раза в раз с одинаковой, не меняющейся интонацией. Я начинал давиться от смеха, тушил сигарету, неторопливо стягивал футболку и шел на помощь. Неужели всех всерьез волновало несколько капель воды на коже, если ты уже стоишь голая в чужой ванной и в чужой квартире? Или полотенце спасет от того, что последует дальше? Вряд ли. Я все равно увижу все, что захочу. Тем более, что насильно никого сюда не тащили ни разу. И все это прекрасно понимали. Только очередная однодневка наигранно прикрывается ладошками, а в глазах нет ни капли стыда. Знает зачем пришла, знает, что трахну, и сама этого хочет, но все равно пытается строить из себя скромняшку. Чтобы поуламывали? О'кей, бейба, давай поиграем по твоим правилам. А минуту спустя эта скромняшка испаряется, как по щелчку пальцев… Скучно, предсказуемо и интересно ровно до тех пор, пока физиология не насытится и не скажет, что девочке пора ехать домой.
— Ты позвонишь?
— Конечно, детка. Вот, возьми на такси.
Сунуть пару купюр в карман или сумочку и все. Я не позвоню. Она об этом догадывается. Только вся эта херня — необходимая часть. Словно жирная точка. Как логичное завершение дня. Завтра будет другая однодневка, может даже две. И закончится все так же — обещанием позвонить и такси.
Но не той ночью и не с ней…
Я смотрел на пружинки кудряшек, раскинувшиеся по моей подушке, слушал тихое дыхание и удивлялся самому себе. Внутри груди начинало болезненно колоть при одной только мысли о возможности испортить ангела. Словно любое мое прикосновение сразу же превратит ее в одну из многих, испоганит нереальную чистоту и она уже никогда не будет прежней. И если раньше каждая попавшая в квартиру вряд ли могла рассчитывать на неприкосновенность, то с Ритой все было не так. Я давил в себе желание прикоснуться к ней, вновь ощутить ее губы, такие манящие, мягкие и нежные… Мне хватило всего одного поцелуя, чтобы он поселился в моей голове и посмеялся над всем тем, что было до него. И сколько бы я не отбрыкивался, сколько бы не пытался стереть те ощущения из памяти, ища что-то похожее, ничего не выходило. Меня начинало подташнивать от одних только воспоминаний, как очередная однодневка впивается в мои губы. И если тогда мне это казалось нормальным, то после той ночи я уже точно знал, что может быть по-другому. И я хотел этого другого. Хотел так, что не смог уснуть до самого утра. Ворочался на диване, вставая каждые тридцать минут, чтобы выкурить очередную сигарету и издалека посмотреть на спящего в моей постели ангела. А утром я отвез Риту в универ, проводил взглядом до дверей и усмехнулся, увидев взгляд ее брата.
“Можешь не париться, чувак. На счет этого можешь не париться.”
После интервью мир вокруг окончательно свихнулся. Телефон Клейстера буквально разрывался от непрекращающихся звонков — радиостанции наперебой просили хоть что-то в ротацию. И тут Макс начал отыгрываться по полной за свой косяк с “Груверс”. Маленьким радиостанциям он сливал диск практически полностью и даром, а крупным только за деньги и максимум по два трека. Мониторил стоимость минуты рекламы и взвинчивал ценник в десять-пятнадцать раз. Кто-то отказывался, называя нас зажравшимися скотами, кто-то брал время на раздумье, только большая часть отваливала деньги не торгуясь и даже предлагали заплатить за что-нибудь новенькое и исключительно для них, но повторения истории с “Молитвой” не случилось. А она к концу недели прыгнула с четвертого места на второе, а потом плотно оккупировала первое. И в декабре Бутчу пришлось несладко. Он зафигачил рукава Мистику и Клейстеру, а потом начал мой. Если парни хотели сделать что-то определенное и даже принесли примерные картинки, то я снова несколько часов выносил ему мозг — мне до усрачки нужна была веточка лаванды, спрятанная так, чтобы о ней знал только один человек. Остальное — не важно. И Бутч опять колдовал в своем планшете, вкладывая в эскиз очередной ему одному понятный подтекст. Теперь в дракона, дремавшего на моем плече. Он обвивал руку своим телом, а между когтями, вцепившимися во внутреннюю часть бицепса, больше угадывалась, чем читалась, та самая заветная веточка. Она почти полностью скрывалась под чешуйчатой лапой, но мне было достаточно этих крохотных, едва заметных, кусочков. Я даже знал почему дракон спал так умиротворенно — его тоже не мучали кошмары. Запах лаванды отгонял их от него так же, как от меня.
Каждый вечер я ехал к Рите. Каждый раз, когда она оказывалась рядом, вдыхал ее аромат, едва сдерживаясь, чтобы не нарушить обещание, данное самому себе, — я не трону Ангела. Чего бы мне это не стоило. Как бы сильно не хотелось. Не трону, не испорчу своими грязными лапами… Единственная девушка, которую я хотел больше всех на свете, проникла слишком глубоко в мои легкие, чтобы из-за одной ночи перечеркнуть все и вырвать ее из моей жизни. Она стала для меня Луной, такой близкой и недостижимой одновременно. Я мог часами смотреть в ее глаза, слушать ее голос, улыбался, когда она смеялась и выл от того, что мог бы протянуть руку, провести по кудряшкам волос, запутаться в них пальцами, но нельзя… Нельзя… Нельзя… Нельзя… Рядом с Ангелом может быть только человек из ее мира, а со мной — очередная однодневка. Каждый день новая, но глупая, скучная пустышка, с которой не нужно говорить. С ними не о чем говорить. С ними незачем говорить. Есть лишь физиология, а после все как обычно — обещание позвонить и такси. Вот только каждый раз становилось все сложнее смотреть Рите в глаза, хотя она и делала вид, что ничего странного не происходит.