— Не вопрос, — он широко улыбнулся, открывая дверь на кухню, и обвел пустую кухню взглядом. — Похоже готовить мы будем сами, Малыш. Только от меня в этом никакого толка.
— Я тебя научу. Если ты, конечно, не решил все повесить на меня…
— Воу, да что происходит-то?
— Ничего, — меня откровенно забавляло, что Фил всерьез воспринимает каждое сказанное слово и не замечает, что я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. — Так. Раз уж сам вызвался помогать, то для начала мой руки.
— О'кей. А ты тогда что будешь делать?
— Я? Буду тобой командовать и заодно посмотрю, что есть в холодильниках.
— Типа я все сам буду тут строгать?
— Ну-у-у… — протянула я и все же не удержалась. Отсмеявшись, помотала головой и стала выкладывать продукты на стол.
Наверное, на всех кухнях, будь то ресторан или клуб, всегда есть определенная закономерность в хранении продуктов. По крайней мере здесь и у папы все совпадало с точностью до полки. Поэтому никаких сложностей у меня не возникло. Я даже не удивилась, когда нашла тесто там, где оно должно было быть по моим представлениям. Проверила по маркировке дату и передала Филу колобок, завернутый в пленку. Пицца — самое простое и в то же время очень творческое блюдо. И с начинкой для нее нет никаких особых ограничений или строгих правил: хочется тебе положить в нее оливки — клади, не хочется — не клади. Нет, конечно, во всех пиццериях есть свои рецепты, но домашняя тем и хороша, что она именно домашняя. А когда сказала об этом Филу, то долго хохотала от того количества колбасы и мяса, которое он на нее навалил. Дай ему волю, так и тесто бы поменял на мясной фарш. Волк одним словом. Угваздавшийся кетчупом, но гордый собой.
— Неплохо получилось или с пивом потянет? — спросил он, доставая из холодильника упаковку "Короны", пока я ставила противень в духовку.
— Очень даже хорошо. О! Ромкино любимое, — улыбнулась я, беря протянутую бутылку.
— Ромкино, но не твое?
— Ну почему сразу не мое? Я, может, в пиве не разбираюсь, но “Корона” мне нравится. Сразу же, знаешь, в голове эта сцена из "Форсажа", где Доминик Брайана к себе приводит.
— Ассоциативная память, — хмыкнул Фил и, один в один Брайан, протер горлышко у бутылки. — "Ты можешь пить что угодно, если это "Корона".
— Осторожнее, красавчик, — засмеялась я, — Не надо так бессовестно играть на моих слабостях.
— Да? — Фил удивлённо выгнул бровь и начал медленно ко мне подходить. Поставил свою бутылку на стол, опёрся локтями по бокам от меня и негромко произнес, — А что будет, если я продолжу?
— О-о-о… Все зависит от того, что ты будешь делать дальше, — я пробежалась пальцами по его плечам и нарочито медленно прочертила ногтями по груди.
— Тогда мне нужно знать, кто тебе нравится больше. Дом или Брайан?
— Ты, — улыбнулась я. — Они — это всего лишь образ, картинка из фильма, а ты настоящий. Сильный, уверенный, упертый, но в тоже время нежный и ласковый… Такой идеальный плохиш, от которого хорошие девочки сходят с ума. Ещё и рэп читаешь. Мечта.
— Я сейчас покраснею, Малыш.
— Нет. Мой Волк не краснеет и не стесняется. Он всегда знает, что ему хочется, и берет то, что ему хочется. Да? Ты ведь знаешь, что тебе сейчас хочется? — последние слова я прошептала практически касаясь губами его губ, и когда Фил поцеловал меня вместо ответа, прижалась к нему, обвивая шею руками.
Два томительно нежных поцелуя, от которых ноги начинают подкашиваться, а потом требовательно-жадный, обжигающе голодный. До такой степени, что кажется ещё чуть-чуть и мир схлопнется, а в лёгких не останется ни капли воздуха. Я только и могу судорожно вцепиться в плечи Фила, чтобы хоть на мгновение оторваться от его губ, украсть глоток кислорода и обратно — с головой окунуться в этот омут. Снова нежность. Только теперь она ласкает, исследует шею, плечи, скользит по бедрам. Трепетные, осторожные прикосновения, спрашивающие разрешения. Как будто я смогла бы сейчас сказать: "Нет". Как будто я смогла бы остановить его и остановиться сама. Мои пальцы дрожат и никак не могут ухватиться за край толстовки, а из горла рвется сдавленный стон — его ладонь легко нащупывает застежку лифчика и потом накрывает грудь, сдавливая набухший до боли сосок. Я хочу сказать, что это нечестно, что мне тоже хочется чувствовать его без одежды, но губы снова обжигает огнем, сметающим все мысли одним махом и оставляя только одну:”Хочу!!!” Хочу прямо здесь, на этом столе. Хочу кричать, ощущая его пальцы, нагло исследующие мои трусики. Хочу бесстыдно стонать и всхлипывать, когда он, издеваясь, дразнит, распаляя до безумия. Хочу!!! Хочу!!! Хочу!!! Ты же знаешь, чего хочешь, так забери!!! Забери!!! Ведь я тоже хочу этого! А перед глазами вспыхивают безумно яркие звёздочки, только небо для них — его глаза. Небо, в котором я умею и не боюсь летать. Мое небо.
Странное ощущение, пугающее своей непонятностью. В универе практически все знали кто такой Фил и многие видели нас вместе. Видели, что он привозит и забирает меня с учебы, и это простое уравнение, где всего навсего нужно сложить один плюс один, сыграло со мной злую шутку. Я чувствовала противные мурашки на затылке, когда за спиной начинали перешептываться, показывая на меня пальцем. И так хотелось в этот момент вжать голову в плечи и сбежать от этого ненужного внимания куда-нибудь подальше. Туда, где всем будет пофиг с кем я встречаюсь. Ещё и Ромке досталось. Выдернули в ректорат на воспитательную беседу по поводу драки — братик не смог пропустить мимо ушей брошенную мне в спину фразу: "Вон, телка Фила идёт". Резко развернулся и без разговоров впечатал кулак в ухмыляющееся лицо, увернулся от ответного удара, и понеслась. Мы едва ли не чудом оттащили его от парня, а Ромка хрипел: "Ещё раз так ее назовешь и зубы собирать в толчке будешь!" А на следующий день после пар меня приехал встречать Гурий. Сказал, что Фил с ребятами поехал с кем-то встретиться. И вечером мне стало понятно с кем и для чего — разбитые в кровь костяшки кулаков без слов рассказали все сами. Я разревелась, испугавшись этой ненужной жестокости и ледяного холода в его голосе:
— В следующий раз будет знать, что за свои слова нужно отвечать.
Ни капли сожаления или сомнений в правильности. Мне было не понять, как так можно, но, видимо, по-другому Фил не умел. И Максим с Мстиславом тоже. Они только подтвердили это, когда я осторожно стала их спрашивать. Для парней подобные разборки не были чем-то удивительным. Ну выцепили, ну проехались по морде для закрепления, а дальше, если не полностью отмороженный, правильный вывод сделает сам или снова нарвется. Только в следующий раз парой зуботычин разговор уже может не ограничиться. Какой-то пережиток законов джунглей в двадцать первом веке. Только как бы мне это не нравилось, он работал. В спину все так же смотрели, но реже. И теперь никто не называл меня телкой Фила вслух. По крайней мере я этого больше не слышала.
А вот его фанатки никуда не исчезали. И с каждым днём их становилось только больше. Я прекрасно понимала, что они для него ничего не значат, но сердце все равно замирало и начинало колошматиться от того, как на него вешаются. Как улыбаются, липнут, стараясь прижаться как можно ближе. И здесь уже мне хотелось найти в себе то самое первобытное, чтобы оттаскать каждую за лахудры, шипя разъяренной кошкой. Я ревновала и никак не могла отогнать от себя мысли, что при всем желании ничего не смогу сделать, если Фил захочет чего-то большего, чем простое фото. Ещё и память, издеваясь, подкидывала факты из прошлого. Я старалась не накручивать себя, не придумывать того, чего нет, но однажды поймала себя на мысли, что завидую Ксюхе. Может, похлеще, чем она завидовала мне и Алиске вместе взятым. Там, где она хотела дикой феерии, я мечтала о затишье. И если бы можно было отмотать время назад и как-то отменить затею Фила удариться в рэп… А потом вспоминала с чего у нас все началось, и… Мне становилось стыдно, что вообще позволила себе такие мысли. И Фил во сне обнимал меня так крепко… Господи, я сходила с ума и никак не могла найти выход из угла, в который загоняла себя сама.
Я выудила из шкафа этюдник, разложила кисточки и с каким-то трепетом долго перебирала краски. Давно собиралась порисовать, но все откладывала на потом, а сейчас просто приняла как данность: необходимо было немного отвлечься. Так, чтобы не думать ни о чем. Иначе я рвану. Не выдержу и сорвусь. В последние дни как-то накатило, что я едва сдерживалась, чтобы не начать цепляться к мелочам. Раньше не замечала их, а теперь брошенная на диван толстовка или носки у корзины для грязного белья сразу превращались в красную тряпку для быка.
— Странно, — задумчиво произнесла мама, когда я вывалила ей все по телефону. — Обыкновенно ругаться из-за носков начинают позже. Но то ведь обыкновенно, а у тебя и Филипп не такой, как все, да и ты у нас тоже натура творческая.
— Ма, это сейчас прозвучало, как диагноз, — тут же вспыхнула я. — И, вообще, Фил нормальный, и я тоже!
— Ну раз защищаешь, значит не все потеряно. Притретесь.
Видимо, именно этой простой и житейской уверенности, что все будет хорошо, мне и не хватало. А ещё рисования. С обязательной кружкой фруктового чая и музыкой в наушниках. Правда сперва я подумала, что в конец разучилась. Мазки ложились криво и не так, как хотелось, краски смешивались не в те оттенки, которые мне были нужны, но ведь и в жизни не получается все и сразу. Я отложила испорченный лист, поставила новый и начала снова, только теперь уже решила все делать неспеша. Долго примерялась, пробовала разные кисти на листе-черновике, чтобы добиться идеальной линии, а потом заулыбалась. Коротенький штрих на чистовую вышел гораздо лучше. И я раз за разом повторяла нехитрую последовательность: попробовать на черновике, уловить нужное движение руки и только потом переносить на чистовик. Со временем я начала чувствовать, что мазок получится таким, каким вижу его в голове, но все равно проверяла себя — с каждым новым прикосновением кисти запороть рисунок по глупости хотелось все меньше и меньше. Вообще, не хотелось. Не уверена, что в природе существуют цветы, которые медленно появлялись из-под моей кисти. Бутоны, спрятавшиеся за стеной колючего то ли терновника, то ли плюща, переливались на солнце всеми цветами радуги. Яркими настолько, чтобы их захотелось сорвать и унести домой, но только сделать это ни у кого не получилось бы. Острые иголки обязательно расцарапают в кровь руку, решившуюся нарушить такое странное на первый взгляд соседство. Что-то в этом было. Неуловимое, почти осязаемое. Я критично осмотрела получившуюся картинку, сделала шаг назад, чтобы посмотреть немного со стороны, и вскрикнула от неожиданности. Моя нога наткнулась на что-то, чего точно не могло быть здесь.