— Да я помню, мне в Бубновского то же самое сказали…
Делаю себе пометку спросить докторов, что есть «Бубновский».
— На сегодня всё. До завтра.
…
Следующий час пробую «применить силу» с Анной.
Вначале пытаюсь наложить поверх имеющейся клеточной программы «правильную». Не получается, правильная постоянно «слетает».
Потом пробую «стереть» имеющуюся перед наложением своей. Не получается: со всей опухолью работать не получается, а обрабатываемая часть «переписывает» раз за разом старую программу с основной части опухоли.
В конце концов, делаю то, что задумал: ввожу кончик нестерильной иглы. И очень тщательно запоминаю, что является маркером для лимфоцитов.
Кажется, запомнил.
Наверное, со стороны это кажется вдумчивой работой человека, который точно знает, что делать.
А на самом деле я всего лишь подбираю технику воздействия.
ЧТО делать, я действительно знаю. Пока только не понял, как.
Выбираю тазовый лимфоузел, в котором четко вижу метастазы. Концентрация. Скан. Частота на метастазы.
Стараюсь держать частоту как можно ближе к той, которую лимфоциты воспринимают как сигнал к атаке.
…
Минута. Две. Пять. Не считаю времени. Пот на лице. Пот на спине.
Держать частоту. Есть результат. При «подсветке», лимфоциты «видят» чужака и работают, как надо.
Держать частоту.
Держать частоту.
Держать частоту.
…
Краем глаза замечаю, что Котлинский и Стеклов, неслышно войдя, уже давно молча сидят у стены.
Держать частоту.
Нельзя отвлекаться.
Как только я сбиваюсь и частота немного отклоняется от нужной, лимфоциты «перестают видеть» клетки, которые необходимо убирать.
Похоже на то, как вы вдеваете нитку в иголку. Это нужно сделать одним быстрым движением, положить иголку со вдетой ниткой на конвейер, и взять следующие иголку и нитку.
Когда я сбиваюсь, иголки и нитки начинают падать на пол и процесс стопорится.
…
Прекращаю, когда чувствую, что сегодня себя исчерпал. Нужно отдохнуть.
— Спасибо, на сегодня всё, — вытирая пот со лба, говорю Анне.
…
Через пять минут с благодарностью принимаю чашку с чаем от Котлинского:
— Спасибо!
— Краше в гроб кладут, — смеётся Стеклов. — Ты как из оперблока вышел.
— Ага, причём как будто сам себя оперировал, а-а-а-га-га-га! — подключается Котлинский. — Кстати! Саня, у меня глаз — алмаз, а ну, стань на весы в углу?
Послушно делаю то, что он говорит. И к своему удивлению обнаруживаю, что похудел за последние пару часов примерно на полтора килограмма.
С такой ежедневной практикой на Анне, можно не опасаться за вес перед областью…
— Ну рассказывай! — припечатывает ладонью по столу Котлинский. — Почти два часа ждём!
А я и не заметил. Вернее, перестал следить за временем.
— Сустав — годится. Не знаю, до какого уровня восстановим, но регенерация в тканях сейчас превышает уровень естественного износа. Если будет диету соблюдать и спортом заниматься — через десять дней своих ощущений не узнает. Дальше посмотрим, — выпаливаю на одном дыхании, не отрываясь от чая. — Можно повторить? — возвращаю Котлинскому пустую чашку под смех докторов.
— А с Анной что? — немного подбирается Стеклов.
— И да, и нет. Простая трансляция нужной частоты на опухоль даёт эффект примерно четверть секунды в час. Даже меньше. Это мизер. Хочу сделать так, чтоб её лимфоциты сами распознавали клетки опухоли, как «вражеские».
— И? — оба доктора подбираются, как кошка перед прыжком на мышь.
— Есть метастазы в тазовом лимфоузле. Начал с них. Когда я их «подсвечиваю», её лимфоциты их видят. И постепенно санируют. Процесс поступательный, — сообщаю притихшим докторам в звенящей тишине.
— По твоим ощущениям, что думаешь? — осторожно интересуется Котлинский, переглядываясь со Стекловым.
— Очень рано что-то говорить. Но идея простая: если «научить» её лимфоциты «видеть» клетки опухоли —… ну, вы поняли. — не считаю нужным договаривать очевидное.
— Варианты? — так же осторожно спрашивает Котлинский.
— Пока не понимаю, как «учить видеть» лимфоциты, — честно признаюсь. — Вместо этого, пока «подсвечиваю» частотой метастазы в лимфоузле. Метастазы становятся «видимыми». Лимфоциты начинают убирать эти клетки. Очень трудозатратно. Плюс не хватает навыка «держать» частоту. Это как поднять ведро с водой и держать его в одном положении на вытянутой руке. Вроде и не сложно, но малейшее движение разливает воду — и всё заново.
Доктора снова переглядываются, и я добавляю:
— Боюсь обещать. По второму варианту, по моим ощущениям, вопрос только в том, чтоб я научился «держать» частоту. Как можно дольше и как можно чище. Вот если бы можно было время увеличить до трёх — четырёх часов в день?
— Ты и так с ней с одиннадцати почти до двух второй раз работал, — удивляется Котлинский, показывая на часы.
И правда. Без пяти два. А я и не заметил.
Пора нестись в «КАНАТ» на обед.
Глава 8
Этнический ресторан быстрого питания «КАНАТ», дунганская кухня.
Бахтин и Кузнецов проходят за отдельно стоящий стол в дальнем углу, отделённый от остальной части зала живым газоном с большим фикусом.
— Вообще-то, рабочие разговоры на оперативные темы в общественных местах вести запрещено, — роняет Кузнецов, выдвигая ближний к себе стул.
— Опа, так ты сам сюда пригласил! — удивляется Бахтин. — И потом, это вам там запрещено, а не нам тут. Да и ты уже не там, где запрещено, — веселится Бахтин.
— О, гляжу, тебя отпустило, — с интересном замечает Кузнецов, глядя на Бахтина поверх раскрытого меню. — а то был что ночью, что три минуты назад — как из концлагеря, с креста снятый.
— Ещё скажи — без повода, — огрызается Бахтин, сразу прекращая смеяться.
— У-у-ха-ха, теперь моя очередь, — смеётся Кузнецов, показывая пальцем на вытянувшееся лицо Бахтина. — А если серьезно — то да, без повода. Нет повода беспокоиться, Олег. Специально землю рыл с ночи, как расстались. Вот чтоб внести ясность — спать сегодня еще не ложился.
— Откуда такой энтузиазм? — подозрительно спрашивает Бахтин. — И зачем ты этот обед затеял вообще?
— Ну, во-первых, хотел на твоего протеже после паузы посмотреть. Чтоб понимать: чего лично мне ждать в будущем от еще одного человека, осведомлённого о нашем с тобой участии в таком деликатном вопросе, — поднимает одну бровь Кузнецов. — Во-вторых, лично я делаю качественно всё, за что берусь. Последние полсуток я очень напрягся, поработав на тему: где что могло всплыть и чего в будущем надо опасаться — мало ли…
Бахтин, как будто внутренне на что-то решившись, кивает и открывает своё меню.
— Вот смотри, что нарыл. — продолжает Кузнецов. — Сразу говорю: расслабься. Опасаться точно нечего. Просто единственное, что есть по теме. На перекрёстке у памятника есть полицейская камера, — говорит Кузнецов, параллельно наливая себе воды из графина, подающегося на стол бесплатно. — Там чего-то намудрили при установке, скорее всего, штатной камеры под рукой не оказалось. И при монтаже воткнули широкофокусную. Она «видит» шире, чем должна, но ниже качеством изображения. Для идентификации номеров машин на перекрёстке этого, в принципе, хватает. Но в правом нижнем секторе она частично цепляет этот ваш спортгородок, правда, совсем уж с дикой дистанции. Идентифицировать по изображению никого не получится — разрешающей способности не хватает. Но составить впечатление о порядке событий можно вполне.
С этими словами Кузнецов достаёт то ли маленький планшет, то ли большой смартфон и, после недолгих манипуляций с паролем и отпечатком пальца, ставит на воспроизводство маленький ролик.
Бахтин несколько раз самостоятельно просматривает ролик, забрав планшет у Кузнецова, подолгу всматриваясь в какие-то детали, и в итоге выдаёт вердикт:
— Видно только, что они действительно первыми начали. Не то чтоб я сомневался в Александре, но приятно… Спасибо… Какие-то детали — вообще не уловить. Типа лиц или иных идентификационных признаков.
— Бахтин, ты заметил, что я ни полслова не задаю тебе вопросов, какого чёрта ты меня втравил в историю с фигурантом, которого, оказывается, не до конца знаешь? — иронично бросает Кузнецов взгляд на Бахтина.
Бахтин обречёно кивает, не отрывая глаз от своей тарелки.
— Вот и я о том же, — потирает ладони Кузнецов. — Ладно. Проехали… Во-первых, все вопросы на личном уровне к Александру сняты, — Кузнецов спокойно смотрит на Бахтина, так и не поднявшего взгляд. — Я в теме; не жалею, что вписался; работаем. Хотя этого — работать — как раз уже и не требуется… во-вторых, вот эта непригодная для идентификации запись с «кривой» камеры — чёткое доказательство его самообороны. На всякий случай.
— На какой случай? — хмурится Бахтин, явно напрягаясь.
— Да ни на какой! Просто как запасной вариант! — почему-то раздражается Кузнецов. — Олег! Уймись! Не вибрируй! — И далее абсолютно спокойно продолжает, — нечего опасаться. Блин, как же с тобой сложно, дитя регламентов! Это — стопроцентный неловленый мизер, но должен же у нас в любой ситуации быть резерв? Вот эта запись — такой резерв. Просто резерв! Без какого-то скрытого смысла, Олег!
— А кто ещё, кроме тебя, в курсе этой камеры?
— А никто… — загадочно улыбается Кузнецов. — Она с нарушением техзадания установлена: её заявленные параметры не совпадают с реальными. А при любом удаленном поиске, с ВэЦэ ориентируются на зарегистрированные характеристики, а не на реальные. Потому что откуда на ВэЦэ реальные характеристики знать? Ещё и с той горбатой установкой, которая тогда была… Мы у ментов ещё начальника тыла тогда посадили, не знаю, помнишь или нет…
Бахтин сосредоточенно кивает, старательно втягивая длинную лапшу лагмана и стараясь при этом не издавать никаких звуков на весь ресторан.
Кузнецов откровенно веселится, наблюдая за Бахтиным, и не скрывая веселья, продолжает:
— Я на её широкий фокус случайно наткнулся, и то только потому, что знал, где искать. Я раньше, по предыдущей службе, именно с этой камерой уже сталкивался.