тел этого говорить, чтоб никого не обидеть, но уже просто не знаю, как это откровенно довести, чтоб вас не задеть. Саня! Л Ь В Ы бабочкам не страшны! Верь мне, я тебе зла не желаю… Не страшны по целому ряду причин, о которых я сейчас не готов говорить вслух.
— А чего тогда опасался Котлинский? Он ещё какую-то поговорку цитировал, сейчас… "Лучше перебздеть, чем недобдеть".
— Котлинский вообще иногда бывает чрезмерно осторожен, — не переставая смеяться, отвечает Бахтин. — Погоди, дай поржу… У него в бурной молодости бывали затыки, когда он без разбора брался за всё подряд. Вот видимо пару раз ему пришлось напрягаться так, что след остался. И он теперь осторожничает даже там, где, по логике, вообще можно этого не делать. Саня, с вашими этими изысканиями ну явно не тот случай! Блин… Как бы объяснить… Саня, книга какая-то в школе была, сейчас не помню названия. Суть эпизода: молодой дворянин входит в чужой дом, заставая только бабулю божий одуван. Он к ней обращается: "Госпожа Благолепова…". А она его перебивает и истерично поправляет: "Девица Благолепова, с вашего позволения!" — Бахтин ещё какое-то время по инерции смеётся. — Вот вы с Котлинским та самая бабуся…
— Лично у меня в разговоре с ним сложилось впечатление, что Котлинский действительно чего-то боится.
— Вот та бабушка тоже боялась, га-га-га… Впрочем, именно боится? — встряхивается, ухватившись за последнее слово Бахтин. — Ну-у-у, тогда вообще дели на десять.
— Почему?
— У меня недавно было. — Бахтин хмурится, молчит какое-то время, потом продолжает. — Иррациональный страх, периодически чуть не паника. Пошёл в госпитале к психологу одному… Короче, Саня. Если это просто страх, ничем не аргументированный, то конкретно в случае с Котлинским дели на два. Или на пять, тебе виднее: я же вашей ситуации от и до не знаю.
— Хм…
— А сам страх это вообще иррациональная штука, и конкретно в случае Котлинского может быть следствием его личных проблем, а никак не реальной внешней угрозы. Это я тебе по опыту говорю, — смущённо оканчивает Бахтин. Потом встряхивается и продолжает. — Я тебе так скажу. Именно родственникам, причём всем подряд, сейчас будет не до вас, какие рекорды вы б там не ставили по своей трансплантации. Котлинский из-за хорошей самооценки, а-га-га, вес своего "предприятия" сильно переоценивает. А после того, как это текущее «сейчас» окончится, никому вообще будет не до вас. Не спрашивай, просто слушай. Если моё мнение тебе роляет. К сожалению, именно сейчас у нас в стране подходит конец эпохи. Которая в твоём этом фейсбуке отождествляется со словом «стабильность». Стабильность исчезнет сразу вместе со смертью сам понимаешь кого, вот увидишь…
— Так может, права моя Лена, — теперь встряхиваюсь я. — И действительно с точки зрения семейного спокойствия лучше куда-то перебраться?
— Да с чего? — удивляется Бахтин. — Львы ж бабочкам не страшны, я же сказал. Это на том уровне, — тычок большим пальцем в сторону люка в крыше машины, — будет конец и стабильности, и привычным механизмам, и всем раскладам! А ваша КЛИНИКА, как в ней тысяча в год рожает, по — -сот долларов, так и будут рожать…
— А вы на улицах ничего не опасаетесь? Есть же примеры вокруг?
— Какие примеры? ****ина??? Смотри тэвэ больше. Я туда в командировку ездил, по экстрадиции, всё там нормально… С тем, что по тэвэ, вообще ничего общего. Я даже думал поначалу, что на мой паспорт там агриться будут, и на акцент, но вообще зря переживал.
— А наши южные мусульманские горные южные соседи? — стан?
— Ну, там постреливают, — соглашается Бахтин. — Но если ты сравнишь статистику по убийствам, то увидишь: у них в результате четырёх революций… или сколько там революций было? — припоминает Бахтин, потом машет рукой. — В общем, у них с революциями насильственных смертей за десять лет меньше, чем у нас бытовух и ограблений! Так что…
— Так у них и население шесть миллионов, против наших восемнадцати?
— Там, Саня, на десять тысяч населения считается, — снисходительно улыбается Бахтин. — Типа рейтинга. А не абсолют на всю страну. И потом, у медиков же есть легенды товарища Семашко, слышал?
— Нет, что за легенда?
— Говорят, в двадцатых годах, когда к Сталину пришёл Нарком здравоохранения, Семашко, и попросил повышения зарплат сельским врачам, Сталин ему ответил:
— В деревнях врачам зарплаты повышать не нужно: хорошего врача народ и так прокормит.
— Смешно, — улыбаюсь. — Где-то даже не лишено логики, хотя и не цивилизовано…
— Так а времена какие были, — беззаботно поводит плечами Бахтин.
— Времён тех даже мой дед не застал… Но я сейчас не понял, к чему это вы.
— У тебя с новорожденными, Саня, шикарные успехи. — Серьёзно отвечает Бахтин. — В узких кругах, большие слухи идут. И среди счастливых мамаш, что у тебя своих чад лечат, есть не только моя Марина. А и жёны других, не менее серьезных товарищей. Ты так хотя бы три месяца планку продержи, и сам удивишься: сколько проблем в твоей жизни начнёт решаться само собой.
— Хм… Спасибо. В таком разрезе даже в голову не приходило. — Крайне удивляюсь. — Да на них и не написано, чьи они жёны. И чьи дети… Мы же всех подряд принимаем, в том числе с улицы. Там есть и по господдержке с патронажа, это с бюджета, дотация…
— Да я в курсе, — снова снисходительно улыбается Бахтин. — От меня за это отдельный респект: вы там действительно по ранжиру никого не делите, принимаете всех подряд. У начальника второй службы есть свой зам, ну, как у меня Ирина. Вот у зама сестра жены у вас, говорит, хотела срочно попасть, но не приняли.
— Это не та, что на весь коридор кричала, что в прокуратуру пойдёт? — Припоминаю один врезавшийся в память неприятный случай. — Крашеная блондинка, истеричная, у неё ещё девочка полгода?
— Да шут её знает, Сань, — продолжает снисходительно улыбаться Бахтин. — Я не вникал. Помню только, что в курилке речь зашла, а я ещё мысленно похихикал. На тему того, как у вас там всё шикарно с точки зрения социальной справедливости… Там у тебя и родственники серьёзных чекистов лечатся, если что; и не только они. Есть и другие серьёзные люди. Наш город, не смотря на два миллиона, всё же маленькая деревня, м-да. Ты так ещё хотя бы полгода попаши, а потом, если только слух пустишь, что собираешься валить, так мамаши сами всех твоих недругов снесут. — Это помимо того, что, по вашей личной оценке, всем серьёзным людям, из-за турбулентности в Белом Доме, ближайшее время будет никак не до?..
— Не всем, — перебивает меня Бахтин. — Серьёзные люди есть и другие. Но такие, которых именно Котлинский называл, будут точно заняты не отъёмом бизнеса у школьника, поверь. Не впадай в истерическую паранойю вслед за Котлинским. А с другими… гхм… «кандидатами» даже твои благодарные мамаши справятся. Ну, при помощи своей родни, конечно…
— Олег Николаевич, а вы не преувеличиваете роль врача? Котлинский вон посерьёзнее и подольше меня врач, но как раз он этого и опасается?
— Так он не врач, и никогда им не был, — Бахтин снова смеётся. — Он администратор от бога! А лечить он уже давно никого и не лечит. Я думал, ты знаешь?
— Да, что-то такое говорили.
— А про врачей, так недавно случай был. Ну, как недавно, лет пять тому. Нейрохирург, фамилию называть не буду, с братом кое-кого из Администрации Президента из-за земельного участка зацепился. Причём, прав был как раз хирург.
— А из Администрации был серьёзный человек?
— Весьма. — Коротко кивает Бахтин. — Слово за слово, подключает оппонент хирурга своего брата. Тот лично садится на телефон… — Бахтин делает театральную паузу. — И через две недели ни в администрации не работает, хотя лично к Ноль Первому на доклад каяться ходил. Вначале — теряет работу. А ещё через две недели уже и сидит, потому что под следствием.
— Это всё один хирург смог?
— Как бы по факту да, но суть в том, что сам хирург вообще пальцем не шевелил. Просто со всеми подряд пациентами проблемами делился. А поскольку врач он хороший, а у нас в стране по возрастным изменениями почти что и единственный, то ему многие чем из-за своих родителей обязаны были. Родители-то у всех нас уже в возрасте… Ну и, того чудака из Администрации вместе с братом его чисто пациенты «снесли». Просто, что называется, каждый сделал на своём месте что мог, на две спички. А в сумме целый коробок набрался. Саня, общественного мнения вообще не нужно недооценивать. А сейчас оно с каждым годом всё больше расти будет. Ты же хотел моего прогноза?
Молча киваю в образовавшуюся паузу.
— Ну так вот тебе он и есть. — Кивает в ответ Бахтин. — Мы сейчас доживаем эпоху, которая вместе с «папой» и помрёт. А ему самому восемьдесят. Что будет потом, я не знаю, но не считаться с резонансом уже никто себе позволить не сможет. По крайней мере, у нас. Оно и сейчас, даже «папа» вон лично порой… ладно, то тебе не надо. И не по чину. — Осекается Бахтин. — А совет хочешь?
— Конечно.
— А задружись таки со своими арабами через Роберта. Если такая возможность есть. Как бы ни было, это очень весомый аргумент для любого из тех, кто у нас себя элитой величает. Если по степени близости к трону, то арабы у нас кого угодно попросить могут лично. И ради них все пойдут на всё, поверь…
— А по окончании эпохи?
— А по окончании эпохи, они найдут, с кем следующим после из нас дружить. Знаешь, они в нас очень много вложили. И пока своих средств нигде в мире не теряли. Значит, они ко всем вариантам готовы.
Когда приезжаю домой, Лена, не смотря на позднее время, ещё не спит.
— Привет, пропажа, — говорит она из кухни, где прямо из банки есть солёные огурцы, привезённые ещё дедом.
— Что это с тобой? Ты же спать собиралась?
— Собиралась, — соглашается Лена. — Но вот на голод пробило. Хотя ещё и рано, — добавляет она, не смотря на полный рот. — Как съездил?
— В Консульстве подписал отказ от любых претензий в адрес причастных. Плюс доверенность на твоего отца, на представление всех моих интересов в связи с этим случаем.