Так можно и народ на той стороне покрошить в винегрет…
Впрочем, эмоциональные проекции обеих сторон разговора были далеки от тех, с которыми, в своё время, Гао и Кеша дискутировали на центральной площади Хоргоса.
Здесь никто никого на самом деле убивать не собирался. И слава богу, до радикальных мер не дошло: полицейские оказались ни разу не бойцами и, увидев такой поворот событий, тут же уехали дальше по улице.
А экипаж СОПа, неодобрительно взглянув на меня, дружно погрузился в свою машину.
— Увидимся, — пробормотал тот, что сел рядом с водителем в открытое окно, когда они проезжали мимо.
Вообще, мой расчёт на первый этап был простым: я просчитал, что в рамках своих личных «связей» могу «достать» коммуникацией примерно пятьдесят тысяч человек. Ну, плюс-минус.
По крайней мере, именно такую цифру назвала Юля, как целевую (опираясь на какие-то там графики и чей-то опыт, в которые я предсказуемо не стал вникать).
Подключенные за деньги, знакомые Юлины SMM-щики цифру пятьдесят тысяч подтвердили (перевод с карты на карту, консультация тут же, не смотря на ночное время).
Сама моя идея, как по мне, вполне логичная. И оттого стоящая. Оттуда, лично я знал: к этому всё равно всё и придёт. Рано или поздно, тут в том числе. Поскольку сам механизм социальной регуляции — реально работающий, и работает НА интересы социального большинства. А не под углом к ним.
В день, по этой площади проходит, грубо, около пятнадцати тысяч человек. Плюс-минус.
Три процента из них — так называемые «пассионарии», то есть «мои».
Это был расчёт. А в реальности, «пассионариев» я недооценил.
Моя личная история, откровенно говоря, заинтересовала очень мало кого; но вот сама идея «Правила 25 000», на удивление, упала на благодатную почву: за первые полдня, я лично общаюсь уже, наверное, человеком с сотым. Или больше: примерно с сотней людей я поговорил до того, как бросил их считать.
А кто-то, пообещав до обеда вернуться, действительно возвращается (порой даже с группами товарищей) и занимает места рядом.
Глава 38
Ахметов, запрыгнув в машину, хмуро буркнул напарнику:
— Погнали в административку.
А сам достал телефон и набрал комбата (бывшего, по совместительству, младшим братом матери). Тот ответил практически сразу:
— Ну что?.. Что там?
— Ты на месте? — вместо ответа, уточнил Ахметов.
— Да.
— Сейчас буду…
Вообще-то, по новым правилам, после объединения дорожной полиции с патрульными, экипаж должен был состоять из трёх человек.
Но дорожной полиции патрульные «на борту» были нужны, как рыбке зонтик. Потому, достаточно часто, всё решалось полюбовно: патрульный получал свою фиксированную таксу за смену (от коллег наличными, разумеется), и банально сидел дома (ну или занимался своими делами, пребывая, впрочем, на всякий случай в готовности).
А знающие, где и как заработать, бывшие дорожные полицейские (переквалифицировавшиеся в новый формат) продолжали «давать план», ведь «дневной кассы» (фиксированной суммы), отдаваемой по итогам каждой смены наверх, никто не отменял.
Сейчас Ахметов где-то пожалел, что с ними не было третьего, того самого патрульного: деликатный момент общения с пацаном и СОПом на площади было бы приятнее разделить с «товарищем».
Но третий, как и договаривались, в машине отсутствовал, ожидая к концу смены свои законные тридцать баксов в эквиваленте.
Раньше комбат базировался на территории Ж*******ского райотдела, но в прошлом году, вместе ещё с кое-каким начальством, руководство перебралось в отдельное административное здание. Куда Ахметов сейчас и отправлялся.
Ситуация была острой, а телефону доверять такое не следовало. Да и вообще, выяснять отношения, пусть и с роднёй, надо лично.
Напарник зарулил под поднятый шлагбаум и, видя нервное состояние Ахметова, затормозил дверцей пассажира прямо у ступенек:
— Прошу.
Ахметов взбежал по ступенькам и быстро направился прямиком в кабинет комбата (дядя, будучи младшим ребёнком в многодетной семье, был ненамного старше самого старшего лейтенанта. Общались, по крайней мере, «на ты» и по имени).
— Смотри какая там ситуация, — стартовал с порога с объяснениями Ахметов, без стука входя в кабинет родственника.
Явно игравшего во что-то на большом экране дорогого монитора и весело чему-то в экран улыбавшегося.
— Щас!.. — приветливо кивнул комбат, он же родной дядя, махнув свободной рукой в сторону свободного стула. — А хрен тебе, а не мельницу… а мы сюда дракона… Да пошёл ты!.. Сука!
Комбат обижено щёлкнул ногтем в монитор и повернулся наконец к родственнику:
— Извини, не хотел прерываться… Ну что там?
— …так что, я на войну с СГО не подписывался, — споро изложил детали родственнику Ахметов. — Слушай, я помню, что тебе многим обязан, но… Хочешь — рапорт хоть сейчас напишу. Но там дело гиблое. Вот фото его согласования, я успел щёлкнуть, — старший лейтенант подвинул комбату свой телефон, по которому родственник лишь мельком скользнул взглядом. — Смотри, кем подписано! А когда я его в райотдел хотел забрать, то…
— … поня-я-ятно. — Родственник выключил компьютер, поднялся из-за стола и принялся ходить по большому, просторному кабинету от окна к двери. — Поня-я-ятно… Ладно, к тебе претензий никаких. Тут, видно, не наш уровень.
— А ты говорил, большие люди звонили? — Ахметов вопросительно покрутил кистями рук, изображая воображаемый шар в ладонях. — Что дальше? Ну если хочешь, давай письменно тебе могу всё отписать? Поможет?
— С ума сошёл? — взвился родственник. — Чтоб как у того дурачка, с откатом в рапорте?
Примечание.
Реальный случай. Лет 10–15 тому, по всему Казахстану гремели смех и, кажется, фото рапорта в сети, в котором сотрудник (не буду говорить, из какого областного управления, все и так поняли регион) просит компенсировать ему сколько-то там денег, отданные им в качестве отката кому-то из начальства, при закупе с помощью этого самого начальства чего-то для конторы.
Во второй половине дня, со мной по соседству стоит уже около полусотни людей, и ещё несколько раз по столько находятся по соседству. Люди общаются между собой; кажется, многие знают друг друга то ли по социальным сетям, то ли вообще в реале.
Ближе к пяти, рядом со мной тормозит большой чёрный джип с непрозрачными стёклами и синими специальными номерами. Из задней двери выгружается солидных габаритов мужик с погонами полковника (но без фуражки на голове) и прямиком направляется ко мне.
— Пройдёмся? — он кивает на одну из аллей.
— Без проблем, — присоединяюсь к нему и какое-то время мы молча шагаем под тронутыми осенью деревьями. — Вы чего-то хотели? — спрашиваю, когда пауза, с моей точки зрения, необоснованно затягивается.
— Это как раз я к тебе, ровно с этим вопросом, — тяжело роняет слова полковник. — Чего ты добиваешься? Что ты затеял и чего хочешь?
Кстати, я последнее время вывел для себя закономерность: чем выше амплитуда в некоторых центрах мозга, и чем ниже частота, тем сильнее оказывается эмоциональное влияние на собеседника этим человеком.
С этой позиции, слова полковника звучат весьма солидным императивом. Для кого-либо. Наверное. На меня это не особо действует, поскольку в и ж у физику процесса.
— Вы уполномочены вести со мной какие-то серьёзные разговоры? — вопросительно поднимаю бровь. — Чьи интересы представляете? С какой целью интересуетесь? И вообще, ВЫ КТО?
— Парень, я лично против тебя ничего не имею, и у меня масса своих дел. Но если я тут, это кое-что да значит. — Полковник игнорирует мои вопросы, пытаясь гнуть какую-то свою линию. Интересно, а на что он рассчитывает? — Ты, с одной стороны, что-то неплохо рассчитал. И подстраховался с разных сторон. Но ты явно очень молод, и не знаешь жизни. Играешь с огнём. Кто тебя сюда отправил, и чего вы хотите? Генеральная прокуратура? Кто оттуда? Скорость прироста толпы на площади оценили. Я именно поэтому тут.
— Всё с вами понятно, — киваю своим собственным мыслям и разворачиваюсь в обратном направлении. — У нас с вами диаметрально разнятся жизненные принципы и понимание правильного. По мне, правоохранительные органы должны защищать жизнь и безопасность граждан страны. А не выполнять клановые заказы.
— Межклановые, — серьёзно роняет полковник, разворачиваясь вместе со мной. — Если говорить такими категориями. На клановых заказах сидят люди пониже.
— Без разницы. Суть моих претензий не лежит в области отношений с МВД, более того: лично мои претензии адресованы вполне конкретному сектору, совсем другой организации. Это если конкретно. Судя по вашим достаточно общим вопросам, вы моей темой не владеете, равно как не можете быть к ней допущены.
— С чего такие заявления? — чуть покровительственно улыбается уголком рта полковник, с силой наподдавая носком туфли по деревянному сучку, лежащему на аллее. — Ты же сам сказал, что не знаешь кто я. Откуда тебе знать мои компетенции?
— Не мне. Это мнение другого полковника. Из смежной организации. В адрес всей без исключения системы МВД, частью которой являетесь вы. Судя по форме, которую носите.
— Смежная организация не во всех вопросах всесильна, — чуть напрягается полицейский. — Так это ветер оттуда дует?
— Вы же понимаете, что затрагиваете сейчас моменты, которые лично к вам не имеют никакого отношения. Не сочтите за невежливость, но для меня наш с вами разговор — пустая трата времени. Если это — всё, что у вас было… — не заканчиваю фразы, вопросительно глядя полковнику в глаза.
— Недооценивая сложившиеся балансы сил в обществе, можно очень здорово споткнуться, — аккуратно подбирает слова мой собеседник, не отводя взгляда. — Да и человек живёт не в вакууме: у каждого есть…
Кто есть у каждого, не дослушиваю, поскольку по контексту и так понятно: дядя «добирает» значительности, пытаясь как можно больше «выяснить об обстановке» (говоря языком Саматова).