Его дѣйствіе на близкомъ разстояніи ты уже видѣлъ, когда у насъ были англійскіе офицеры, а теперь онъ приспособленъ къ большому разстоянію. Вотъ смотри!
Въ это время на экранѣ появился пейзажъ съ небольшой рощицей, позади которой виднѣлась деревня Шеира; потомъ картина медленно перемѣнилась.
-- Вотъ здорово! Точно мы идемъ! Лѣсъ, прогалина!..
-- А слѣды человѣка видишь? Вотъ здѣсь, посмотри, Аудъ скрылся въ лѣсу, вонъ тропинка, по которой онъ шелъ... А теперь лѣсъ кончается и идетъ безплодная, песчаная равнина, мѣстами усѣянная скалами...
Ученый внимательно и слегка удивленно всматривался въ изображеніе.
-- Никого не видно!..-- бормоталъ онъ,-- Какъ могъ пѣшій индусъ уйти такъ далеко по голой пустинѣ? А -- а! Вотъ въ чемъ дѣло!-- громко воскликнулъ докторъ.-- Смотри, Сигаль, за этой скалой виднѣется конскій слѣдъ... Все было заранѣе обдумано, подготовлено! Его здѣсь ждали! Мерзавцы!
Картина опять смѣнилась. Ясно были видны слѣды двухъ лошадей.
Сигаль теперь уже какъ то робко смотрѣлъ на молодого ученаго, который, благодаря, своей науки, могъ изъ кабинета видѣть все, что происходило на большомъ разстояніи, что дѣлали его враги.
Вотъ на картинѣ появился цѣлый лѣсъ скалъ. Гроты и пещеры раскрывали свои пасти въ узкій проходъ, который изогнувшись, расширялся и образовывалъ какъ-бы кольцо.
Здѣсь сидѣла компанія въ нѣсколько человѣкъ среди которыхъ стоялъ Аудъ, держа за плечо Анооръ, лицо которой выражало безпредѣльный ужасъ.
Докторъ повернулъ маленькій тормазъ и картина стала неподвижной, потомъ онъ нажалъ какую-то пружину и до слуха Сигаля и ученаго стали доноситься голоса сидящихъ.
Удивленіе Сигаля при этомъ было такъ вегіико, что онъ чуть не вскрикнулъ, но докторъ остановилъ его.
-- Не говори! Слушай!
При этомъ Безымянный указалъ рукой на маленькій циферблатъ, на которомъ стрѣлка показывала на одну изъ цифръ.
-- Они находятся на 12 километровъ и 500 метровъ отъ насъ, какъ видно по этому километрическому аппарату.
Разговоръ происходилъ на индусскомъ нарѣчіи, а потому Сигаль, слыша ихъ голоса, не могъ понимать разговора, что вызывало досаду маленькаго, парижанина.
-- Молчи, я тебѣ переведу!-- и Безымянный началъ переводить:
Аудъ: Человѣкъ этотъ, говорю я вамъ, обладаетъ большой силой, такъ какъ онъ сумѣлъ остановить колесницу Ягернаута и взглядомъ убилъ священнаго тигра, онъ задался цѣлью уничтожить власть браминовъ въ Индіи...
Одинъ изъ сидящихъ. Но вѣдь мы не брамины и намъ до этого нѣтъ никакого дѣла! Вѣдь не могъ же ты забыть, кто я такой? Я -- глаза товарищей Шивы и Кали -- Даливаръ!
-- Потому, что я ничего не забываю, я и говорю тебѣ это, такъ какъ и ты заинтересованъ въ томъ, чтобы брамины не были поражены!
-- Я заинтересованъ?
-- Да, конечно! Вспомни и скажи, кто по власти служитъ здѣсь противовѣсомъ всесильной власти англичанъ? Англичане это чувствуютъ и щадятъ насъ, зная, что по нашему Призыву возстанутъ милліоны людей. Но мы еще не произносимъ этого послѣдняго призывнаго слова, потому что не пришло еще для этого время. Когда вы подняли великое возстаніе сипаевъ, мы васъ, тозарищей Шивы, предупреждали, что часъ освобожденія еще не пробилъ, вы не повѣрили и были разбиты. А послѣ чьей помощью вы могли вновь возродиться? Вѣдь тѣ же бра мины протянули вамъ руку помощи, простивъ вамъ ваши ошибки во имя вашего патріотизма, тронутые вашими искренними усиліями!
Это была ложь. Брамины отчасти помогли возродиться товарищамъ Шивы, но исключительно для того, чтобы добиться новыхъ выгодъ отъ англичанъ. Но Деливара смутили слова обманщика.
Не лжешь ли ты?-- спросилъ онъ.
-- У меня доказательство на лицо; я привелъ эту жертву вамъ добровольно, она должна погибнуть на алтарѣ Шивы и Кали!
-- А кто она?
-- Я не долженъ произнести ея имени,---торжественно заговорилъ Аудъ, глаза котораго злобно сверкнули,-- но я скажу тебѣ почему такая жертва будетъ особенно пріятна божествамъ.
Безымянный стоялъ поблѣднѣвшій, сосредоточенный. Тайна, тяготѣвшая надъ его любимицей наконецъ то станетъ ему извѣстной.
-- Ты знаешь что раньше всѣ жители Синда и Пенджаба, выбирали среди себя заслуживавшаго особеннаго довѣрія гражданина и ежегодно уплачивали ему извѣстную, добровольную дань, изъ которой образовывался особый капиталъ, предназначавшійся на военныя нужды страны. Капиталъ этотъ былъ названъ "Сокровище Свободы" и долженъ былъ служить для покупки патроновъ и оружія, когда вся Индія возстанетъ противъ чужеземнаго владычества.
-- Мы знаемъ объ этомъ сокровищѣ. Но развѣ оно и теперь еще существуетъ?
-- Да, и скоро настанетъ часъ, когда оно понадобится. Вотъ это то и есть причина, вслѣдствіе которой эта дѣвушка должна умереть.
Въ святѣйшей изъ святыхъ книгъ Ригъ-Веда говорится "Ихъ будетъ двѣ сестры; одна изъ нихъ будетъ знать тайну, гдѣ хранится "Сокровище Свободы". Она будетъ на нѣсколько лѣтъ старше своей сестры, но она будетъ безумна и поэтому неприкосновенна и священна для всѣхъ. Всякій, поднявшій на нее руку, будетъ пораженъ самъ и семья его, и всѣ близкіе его до пятаго колѣна. Но ей возвратится разумъ ея и она укажетъ, гдѣ хранится сокровище. И будетъ это, когда меньшая сестра падетъ жертвой кинжала Шивы. Безумной будетъ показано опоясаніе сестры, обмоченное въ ея же крови,-- и глаза безумной прозрятъ, мысли ея прояснятся и скажетъ она: "Пробилъ часъ на часахъ Вѣчности".
Помолчавъ Аудъ добавилъ:
-- Меньшая сестра эта здѣсь передъ вами. Это опоясаніе ея будетъ окрашено ея кровью. Вотъ рука, долженствующая поднести ткань эту къ глазамъ покинутой разумомъ!-- и онъ протянулъ руку впередъ.
Всѣ слушали молча.
-- А ты кто?-- произнесъ Деливаръ.
-- Я -- жертвоноситель храмовъ Эллора, мудрый избранникъ браминовъ -- Аркабадъ. Я, довѣряя тебѣ, вручаю жертву и подожду пока получу отъ тебя, окрашенное ея кровью, опоясаніе. Съ тобою же я пойду и къ безумной, чтобы засвидѣтельствовать другимъ, что уста мои не лгутъ. Тогда передъ нами откроется тайна и ты и я узнаемъ то мѣсто, гдѣ хранится это сокровище!
-- Я тебѣ вѣрю!-- сказалъ послѣ нѣкотораго молчанія Деливаръ.-- Гдѣ я найду тебя?
-- Въ браминскомъ монастырѣ мавзолея царя Руньетъ-Синга, въ Лагорѣ!
-- Все сдѣлается такъ! Начало дня. Ночью же, когда луна зажжетъ свою лампаду подъ куполомъ голубого свода, мы принесемъ жертву въ пещерѣ Заполаки!
Анооръ въ отчаяніи взмолилась:
-- О пощадите! Пощадите!
Сигаль узналъ ея голосъ, и забывъ, что передъ нимъ только изображеніе, кинулся впередъ, но все вдругъ исчезло.
-- Идемъ!-- сказалъ докторъ, дрогнувшимъ голосомъ.-- Пора!
-- Куда же?
-- Въ пещеру Заполаки!.. Къ вечеру мы будемъ тамъ... Въ дорогѣ я скажу тебѣ, что мнѣ отъ тебя нужно! Ее мы спасемъ!
Докторъ сталъ снимать съ себя костюмъ, сказавъ, чтобы и Сигаль сдѣлалъ тоже самое. Затѣмъ онъ досталъ изъ шкафа двѣ старинныхъ кольчуги съ набедренниками, наколѣнниками я чулками, очень тонко сдѣланныхъ, причемъ всѣ звенья кольчугъ напоминали собою по виду крошечныя катушки Румкорфа. Одну изъ кольчугъ докторъ подалъ Сигалю.
Когда были одѣты кольчуги и, поверхъ нихъ, обыкновенное платье, Безымянный сказалъ:
-- Теперь до насъ никто не можетъ дотронуться безъ того, чтобы за это не поплатиться жизнью!
-- Однако, чортъ возьми, я теперь положительно недоумѣваю, куда дѣвать руки!
-- Ты обрати вниманіе, что на бедрѣ у тебя есть сплошная металлическая пластинка! Это электричество -- такъ какъ эти кольчуги представляютъ изъ себя сѣть электрическихъ снарядовъ. Электричество начинаетъ дѣйствовать не ранѣе, пока ты надавишь эту пластинку!
-- Но вѣдь это главнымъ образомъ опасно для того, кто вырядился въ такую рубаху!
-- Нѣтъ. Токъ, которымъ онъ окруженъ, не можетъ причинить ему никакого вреда!
Сказавъ это, Безымянный досталъ двѣ черныя трости съ золотыми набалдашниками и укрѣпилъ ихъ въ одной изъ машинъ, вырабатывающихъ электричество и приведенныхъ въ дѣйствіе.
-- Въ ожиданіи,-- заговорилъ онъ,-- пока наши трости будутъ заряжаться, я объясню тебѣ, почему намъ нечего опасаться проволочной рубашки. Мозгъ въ человѣческомъ тѣлѣ играетъ ту же роль, какъ пріемникъ-регистраторъ въ аппаратѣ. Глаза, уши, нервная система служатъ проводниками впечатлѣній, которыя они затѣмъ передаютъ нашему мозгу, получая ихъ отъ движенія. Движеніе же есть звукъ, свѣтъ, сотрясеніе воздуха, какъ напримѣръ при грозѣ. Но вслѣдствіе несовершенства нашихъ чувствъ, мы можемъ улавливать и воспринимать только извѣстную степень движенія, которое представляетъ собою безконечную цѣпь градацій въ восходящей и нисходящей линіи, то постепенно усиливающихся, то ослабѣвающихъ. Если насадить, напримѣръ, на иглу кружочекъ картона, оклеенаго съ двухъ сторонъ цвѣточной бумагой и вертѣть съ усиливающейся быстротой, то вскорѣ глазъ перестанетъ размѣчать цвѣта и получится одноцвѣтная поверхность; если еще усилить быстроту вращенія, то весь кружокъ превратится въ туманное пятно которое будетъ все рѣдѣть и, наконецъ, станетъ совершенно недвижимымъ, такъ какъ быстрота вращенія или движенія не позволитъ уже нашему несовершенному зрѣнію воспринять этого движенія. Если же взять обратное, то результаты получатся одни и тѣ-же. Допустимъ, что кружокъ можно вертѣть такъ, что онъ сдѣлаетъ одинъ оборотъ въ теченіе цѣлаго года;тогда тоже глазъ не будетъ въ состояніи уловить этого движенія. Это же самое можно сказать и относительно звука, свѣта и электричества.
-- Въ Америкѣ,-- продолжалъ немного помолчавъ докторъ,-- преступниковъ казнятъ электричествомъ, причемъ наблюдалось, что слишкомъ сильный токъ не убиваетъ, а только усыпляетъ человѣка. Если-же токъ еще усилить, то человѣкъ, на которомъ онъ разряжается, совершенно не ощущаетъ его. Это все должно доказать тебѣ, что наши кольчуги, какъ слишкомъ сильные проводники, не могутъ представлять для насъ никакой опасности, но всякій, прикоснувшись къ нимъ, т. е. подвергшійся дѣйствію только извѣстной части этихъ токовъ, безусловно убивается ими.