У афганцевъ, а также и у большинства азіатскихъ народовъ, существуетъ обычай воздвигать на могилахъ усопшихъ груды камней. Каждый прохожій считаетъ своей священной обязанностью добавить камней къ наложенной уже кучѣ камней, произнося при этомъ краткую молитву, и затѣмъ идетъ дальше своей дорогой, не справляясь о томъ, кто этотъ покойникъ, котораго онъ почтилъ своимъ скромнымъ даромъ и молитвой.
При видѣ холма, на которомъ возвышался цѣлый рядъ экба, путешественники невольно обмѣнялись замѣчаніями относительно мрачнаго характера этой мѣстности. Только одинъ Безымянный не проронилъ ни слова. Какая-то щемящая тоска сжимала ему сердце, ему грустно и больно было смотрѣть на эти могильные памятники.
Наиндра своимъ чуткимъ сердцемъ поняла настроеніе своего друга.
-- Ты знавалъ тѣхъ, чей прахъ покоится здѣсь?-- спросила она.
Онъ отрицательно покачалъ головой.
-- Нѣтъ, дорогая, я ихъ не знаю, но мнѣ жаль этихъ усопшихъ, погребенныхъ здѣсь вдали отъ людей и человѣческаго жилья. Мнѣ жаль этихъ покойниковъ, забытыхъ и покинутыхъ.
Онъ низко опустилъ голову и тяжело вздохнулъ.
-- Гдѣ-то покоятся тѣ, кого я любилъ, кто былъ дорогъ и близокъ моему сердцу? Въ какомъ безвѣстномъ углу зарыты они, тѣ, кто до сихъ поръ еще ждетъ отмщенія?
Наиндра почуяла, что у ея возлюбленнаго какое-то тяжелое горе на душѣ.
-- Брама, соединившій наши пути и позволившій, чтобы мы оба, одинокіе и несчастные, шли рука объ руку на трудномъ жизненномъ пути, хочетъ, чтобы когда тоска гнететъ твое сердце, мои глаза плакали вмѣстѣ съ тобой.
Съ чувствомъ невыразимой нѣжности Безымянный поднесъ руку дѣвушки къ своимъ губамъ.
-- Наиндра,-- растроганнымъ голосомъ произнесъ молодой ученый,-- ты для меня яркій лучъ солнца, озарившій мракъ моей жизни, Я не хочу ничего скрывать отъ тебя. Скоро ты узнаешь печальную повѣсть моей жизни, но теперь этотъ часъ еще не на сталъ... Ужъ поздно,-- добавилъ онъ послѣ короткой паузы,-- намъ придется провести ночь здѣсь...
Спустя нѣкоторое время былъ разбитъ лагерь; женщины принялись готовить ужинъ, мужчины занялись кормленіемъ лошадей. Только Безымянный, побуждаемый какой-то невѣдомой силой, отошелъ въ сторону отъ другихъ и, почти машинально, сталъ взбираться на вершину холма, гдѣ возвышались могильныя груды, Наиндра слѣдовала за нимъ въ нѣсколькихъ шагахъ разстоянія, встревоженная и озабоченная его душевнымъ состояніемъ. Она, вынесшая столько горя въ своей жизни, чутьемъ угадывала, что ея другъ страдаетъ.
-- Кто были тѣ усопшіе, о которыхъ скорбѣла его душа и кровь которыхъ до сихъ поръ ждала еще отмщенія? Какой невѣдомый врагъ сразилъ или погубилъ ихъ?
Мысленно ставя себѣ эти вопросы, дѣвушка медленно взбиралась на вершину холма, вслѣдъ за Безымяннымъ, который шелъ понуря голову, весь погруженный въ свои печальныя мысли и не замѣчая присутствія Наиндры.
Такъ дошли они до вершины холма. Передъ ними тянулось семь экба въ рядъ; для кого-то была приготовлена восьмая могила и, расположенныя, вокругъ нея грудки камней свидѣтельствовали о томъ, что восьмая могила еще ожидала своего жильца.
Безымянный остановился, какъ-бы пораженный чѣмъ-то необычайнымъ, и взволнованное лицо его поблѣднѣло еще болѣе.
-- Семь могилъ...-- прошепталъ онъ,-- и восьмая могила уже готова и какъ-будто ждетъ того, кто остался въ живыхъ... Какое странное совпаденіе! Почему судьбѣ угодно было, чтобы эти могилы попались на моемъ пути? Неужели дорогіе усопшіе опасались, что воля моя ослабнетъ и смерть ихъ останется неотмщенной? Нѣтъ, нѣтъ, этого не будетъ!.. Вы, которые покоитесь здѣсь, подъ этими камнями, кто-бы вы ни были, примите мою клятву! Любовь моя къ Наиндрѣ, какъ сильна они ни была-бы, не заставитъ меня забыть моего священнаго долга, забыть того, чѣмъ я обязанъ памяти прошлаго.
Стоя неподвижно, какъ вкопанная, Наиндра слышала каждоеслово, произнесенное ея женихомъ. Съ чувствомъ суевѣрнаго ужаса смотрѣла она на могильные памятники, какъ-бы ожидая, что вотъ-вотъ могилы раскроются И изъ нихъ выйдутъ таинственные мертвецы. Вдругъ вся она вздрогнула; невольный крикѣ ужаса замеръ у нея на губахъ: мимо нея прошмыгнула какая-то тощая фигура. Наиндра разглядѣла маленькаго старичка, съ темнымъ, высохшимъ лицомъ и до того худыми руками и ногами, что онѣ казались лапами паука, а обхватывающее его бедра опоясаніе еще болѣе выдѣляло его страшную худобу.
Сгорбленный старецъ, напоминавшій собой выходца изъ могилъ, невѣрными, дрожащими шагами направился къ Безымянному и слегка дотронулся до его плеча.
-- Чужестранецъ,-- разбитымъ голосомъ произнесъ онъ,-- положи свои камень на эти могилы и добрый даръ твои будетъ пріятенъ тѣнямъ усопшихъ.
Выведенный изъ своего глубокаго раздумья, Безымянный быстро обернулся.
-- Кто, ты такой?-- удивленно спросилъ онъ.
-- Сторожъ. Я охраняю эти могилы и живу въ расщелинѣ вонъ той скалы, откуда мнѣ видны эти экба!
-- Здѣсь, вѣроятно, погребены члены знатной и могущественной семьи?
-- Да, когда-то она была могущественна и сильна, а теперь никто изъ ея представителей не остался въ живыхъ. Когда я умру, ни одна душа не вспомнитъ о томъ, что эта семья когда-то существовала.
-- Ни одна душа!-- сдавленнымъ отъ волненія голосомъ пвторилъ ученый, потомъ, послѣ короткаго молчанія, спросилъ.
-- Старикъ, ты индусъ?
-- Да,-- пробормоталъ сторожъ.
-- Что-же заставило тебя разстаться съ родными и друзьями и поселиться здѣсь, въ этой пустынѣ, вдали отъ города и людей?
-- Меня загнали сюда угрызенія совѣсти... Я зналъ, что тѣ, которые покоятся здѣсь, должны были погибнуть, и изъ подлой трусости не предупредилъ ихъ о грозящей опасности... И вотъ ту преданность, которую я не могъ и не смѣлъ проявить къ живымъ, я проявляю теперь по отношенію къ умершимъ. Я посвятилъ всю свою жизнь уходу за могилами тѣхъ, по отношенію къ которымъ поступилъ такъ низко и подло. Искуплю-ли я этимъ свой тяжкій грѣхъ и Простятъ-ли меня покойники? Не знаю. Всю жизнь я молился объ этомъ; буду-ли я прощенъ?-- и въ голосѣ старика зазвучали ноты такого глубокаго отчаянія, что Безымянному стало безконечно жаль стараго сторожа и, желая дать другое направленіе его мыслямъ, онъ спросилъ, указывая на восьмую могилу:
-- А эта могила приготовлена для кого-нибудь, оставшагося въ живыхъ?
Старикъ уныло покачалъ головой.
-- Нѣтъ, и онъ, какъ всѣ члены его семьи, вернулся въ лоно Брамы. Но только я не могъ розыскать его праха, не могъ убрать его тѣла и сдѣлать для него то, что сдѣлалъ для другихъ. Гдѣ покоятся его кости -- неизвѣстно. И это безконечно мучаетъ и терзаетъ меня. Я много лѣтъ уже молю Творца вселенной, въ знакъ прощенія, помочь мнѣ отыскать тѣло послѣдняго и предать его землѣ, похоронивъ рядомъ съ остальными. Но до сихъ поръ Брама не внялъ моимъ мольбамъ; видно мой грѣхъ слишкомъ великъ и нѣтъ ему прощенія.
Наиндра точно во снѣ внимала словамъ старика. Она уже не боялась его; чувство страха смѣнилось безконечной жалостью и участіемъ къ этому несчастному существу. Очевидно, Безымянный тоже испытывалъ подобное чувство, такъ какъ неожиданно спросилъ:
-- Скажи, старикъ, тебѣ было-бы легче умирать, если-бы ты зналъ, что послѣ твоей смерти другой человѣкъ будетъ заботливо охранять эти могилы?
-- Ахъ, господинъ, не оставить эти экба заброшенными и забытыми среди этой пустыни, было-бы для меня большой отрадой. Но кто согласится заботиться о могилахъ, за которыхъ некому платить?
-- Ты спрашиваешь, кто?
-- Я!
-- Ты?
-- Да я! Скажи мнѣ, какъ звали тѣхъ, которые погребены здѣсь, и я обѣщаю тебѣ, что могилы ихъ не будутъ заброшены и забыты.
-- Нѣтъ, это невозможно,-- грустно отвѣчалъ старикъ,-- я не могу тебѣ сказать это, имена ихъ преданы забвенію (и это лучше для нихъ), это забвенье оградитъ ихъ прахъ отъ поруганія и святотатственнаго обращенія. Тѣ, что погубили эту семью, сильны и могучи. Если-бы они узнали правду, они бы разметали ихъ прахъ по вѣтру.
Безымянный въ отвѣтъ только улыбнулся и протянулъ къ старику свою руку, на ладони которой стояла золотая статуэтка тигра, нѣкогда приводившая въ повиновеніе его волѣ товарищей "Шивы и Кали" и факировъ.
-- Именемъ Золотого Тигра,-- медленно и строго произнесъ ученый,-- я требую, чтобы ты открылъ мнѣ ихъ имена и сказалъ правду.
Впечатлѣніе, произведенное этимъ жестомъ на стараго инджа, было необычайное: старикъ отступилъ на нѣсколько шаговъ назадъ и не сводилъ глазъ съ золотого изображенія. Колѣни его подгибались, онъ весь дрожалъ съ головы до ногъ. На лицѣ появлялось выраженіе ужаса, недоумѣнія, радости и удивленія.
-- Князь... Принцъ... Саибъ...-- лепеталъ старикъ,-- онъ вышелъ изъ могилы, чтобы сказать старому Ахмеду, что молитвы его услышаны и онъ прощенъ!..
Наиндра жадно прислушивалась къ словамъ дряхлаго инджа. Очевидно, старикъ узнавалъ въ чертахъ ея друга давно забытыя черты. Дѣвушка взглянула на Безымяннаго, тотъ былъ очень блѣденъ.
-- Зачѣмъ ты называешь меня принцемъ?-- угрюмо сказалъ онъ,-- ни князей, ни принцевъ не существуетъ въ той странѣ, гдѣ чужеземное иго и козни враговъ лишило ихъ жизни и сдѣлало изгнанниками.
Но Ахмедъ не слушалъ его. Бросившись на колѣни, онъ цѣловалъ край одежды молодого ученаго и продолжалъ бормотать:
-- Рама-Саибъ, послѣдній изъ принцевъ Руиджи стоитъ теперь передъ могилами своей семьи... О, этого, всемогущій Брама, я даже не смѣлъ просить у тебя!..
Рама-Саибъ -- это имя врѣзалось въ самое сердце Наиндры. Рама-Саибъ, послѣдній изъ рода принцевъ Руиджи, имя которыхъ чтится во всемъ Индостанѣ, какъ символъ свободы и патріотизма, какъ покровителя несчастныхъ угнетенныхъ и порабощенныхъ -- и этимъ славнымъ именемъ Ахмедъ называлъ ея друга! Весь Пенджабъ, Синди и Раджпутанъ считаютъ исторію этого рода своей родной исторіей. Вездѣ, гдѣ только сражались за свободу, противъ англичанъ, афганцевъ, персовъ или браминовъ, этотъ славный родъ былъ впереди и щедро жертвовалъ деньгами и своей кровью, ради освобожденія родной страны и народа.