Я все слышалъ и не могъ произнести ни слова, не могъ шевельнуть пальцемъ, мой умъ былъ совершенно свѣтелъ, мысли, ясны, но движенія были парализованы.
"Брама! Брама!" въ отчаяніи воскликнула несчастная Діармида, "неужели гнѣвъ твой обрушился, на послѣдняго изъ Руиджи?"
"Нѣтъ еще! отозвался браминъ.
"Какъ понять твои слова? служитель Брамы!"
"Твой возлюбленный Рама еще можетъ быть спасенъ".
"О пусть онъ останется живъ и все мое состояніе достанется тебѣ. Вѣдь я знаю, что брамины давно зарятся на мои богатства. Такъ возьмите-же все отъ меня! Мнѣ не нужно ничего, только позвольте мнѣ жить съ Рамой!"
Браминъ отрицательно покачалъ головой
-- Нѣтъ, этого нельзя. Твой мужъ останется живъ, но ты будешь разлучена съ нимъ. Ты вышла за него противъ желанія браминовъ, теперь ты будешь наказана за свое непослушаніе.
Діармида глухо простонала:
-- Но, пойми-же, что я не могу жить безъ него; онъ мое счастье, моя жизнь, видѣть его для меня необходимо!
-- Страданія грѣшныхъ созданій пріятны богамъ, строго произнесъ браминъ, можетъ быть этимъ ты искупишь свою вину передъ Брамой!
Съ этими словами браминъ выхватилъ изъ-за пояса кинжалъ и занесъ его надо мной. Несчастная женщина громко вскрикнула и хотѣла броситься ко мнѣ, но браминъ удержалъ ее за руку.
-- Пойми, что мнѣ стоитъ только опустить руку, а тебѣ надо еще добѣжать до него. Ты слабая женщина и не въ силахъ бороться со мной. Такъ стой и слушай, что я тебѣ скажу.
Діармида молча повиновалась, но въ глазахъ ея, устремленныхъ на мучителя, читалось такое отчаяніе, что больно было смотрѣть.
Въ груди у меня кипѣло бѣшенство; я видѣлъ, какъ браминъ издѣвался надъ страданіями моей жены, мучилъ и терзалъ ее своими жестокими словами и чувствовалъ, что безсиленъ наказать его за это. Я терялъ голову отъ безсильной ненависти и не могъ облегчить душу ни словомъ проклятія, ни крикомъ ярости.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Съ минуту Рама молчалъ; онъ не былъ въ состояніи продолжать свой разсказъ, при одномъ воспоминаніи о страшной сценѣ, нѣкогда имъ пережитой, холодный потъ выступалъ у него на лбу.
-- Браминъ торжествовалъ,-- послѣ короткой паузы продолжалъ молодой ученый,-- Діармида молчала какъ убитая, а браминъ снова заговорилъ: "Наука браминовъ всесильна, она даетъ намъ неограниченную власть и позволяетъ подражать всемогущему Брамѣ, осуществляя то, что для другихъ невозможно. И сокъ растеній, и животный ядъ, и сама молнія являются страшнымъ орудіемъ въ нашихъ рукахъ. Видишь-ли, мы захотѣли, чтобы твой отважный, сильный Рама сдѣлался слабѣе и безпомощнѣе ребенка -- и вотъ стоило намъ примѣшать нѣсколько капель одного растительнаго вещества къ его пищѣ и онъ безсиленъ, онъ весь въ моей власти..."
Діармида, закрывъ лицо руками, безнадежно рыдала. Бѣдняжка чувствовала, что все погибло, что мы беззащитны передъ этимъ чудовищемъ въ образѣ человѣческомъ.
Это-же сознавалъ и я!... Боже, чтобы я не далъ въ этотъ моментъ, чтобы владѣть своими руками и раздавить эту подлую гадину, а послѣ умереть, но только отомстивъ за все.
Я сдѣлалъ послѣднее, отчаянное усиліе, кости мои затрещали, мускулы натянулись, но это нервное напряженіе не дало никакихъ результатовъ: всей моей силы воли не было достаточно, чтобы побѣдить силу яда браминовъ. Послѣ этой попытки я окончательно упалъ духомъ. Итакъ, я долженъ присутствовать, точно каменный истуканъ, при пыткѣ, которой подвергалась на моихъ глазахъ моя нѣжнолюбимая жена.
Нашь мучителъ, казалось, читалъ въ моихъ мысляхъ.
"Видишь, Діармида" со злобнымъ хохотомъ сказалъ онъ моей женѣ, "твой возлюбленный мужъ сдѣлалъ сейчасъ невѣроятное усиліе, чтобы стряхнуть съ себя это оцѣпененіе, но вся его энергія безсильна передъ нашей волей!".
Вдругъ нашъ ребенокъ проснулся въ своей колыбели и жалобно закричалъ.
Діармида, точно безумная, бросилась къ нему и прижала его къ своей груди. Въ этомъ движеніи было столько отчаянія, столько безысходной тоски, что это смягчило бы самое черствое сердце, но браминъ остался неумолимымъ. Служителямъ Брамы незнакомы никакія нѣжныя чувства, никакіе человѣческіе порывы кромѣ корыстолюбія и властолюбія. Они не знаютъ чувства привязанности и любви, все это они считаютъ позорными слабостями; ставъ внѣ общества, они ставятъ себя выше него.
"Слушай, Діармида," сказалъ браминъ, когда несчастная успокоила ребенка, "вотъ условіе, на которомъ твой мужъ останется живъ: ты сейчасъ съ ребенкомъ покинешь дворецъ".
"А онъ?" спросила несчастная, указывая на меня.
"Онъ останется живъ, ты можешь повѣрить моему обѣщанію, вѣдь я достаточно силенъ и могущественъ, чтобы не нуждаться во лжи. Впрочемъ, если ты все еще сомнѣваешься, я уничтожу это условіе и намъ не о чемъ больше говорить.
"Нѣтъ, нѣтъ, я согласна исполнить твое требованіе!"
"Въ такомъ случаѣ, садись къ столу и пиши, что я тебѣ скажу".
Діармида покорно присѣла къ столу.
-- "Пиши", приказалъ браминъ,-- "Я -- Діармида Руиджи -- добровольно навѣки покидаю этотъ дворецъ, на который обрушился гнѣвъ Брамы; всѣхъ тѣхъ, которыхъ я любила, постигло горе и несчастье; проклятіе тяготѣетъ надъ всѣмъ, что носитъ мое имя. Я бѣгу, унося моего ребенка, чтобы никогда не возвращаться сюда. Быть можетъ моя покорность судьбѣ смягчитъ гнѣвъ Творца вселенной.
-- Теперь подпишись полнымъ именемъ, приказалъ браминъ, когда молодая женщина послушно написала строки, продиктованныя имъ.
Діармида безпрекословно повиновалась.
-- Теперь можешь идти, ты свободна! сказалъ браминъ.
-- Куда? спросила несчастная.
-- Куда хочешь. Брамины, которыхъ ты обвиняешь въ жестокости, когда они исполняютъ волю боговъ, къ тебѣ милостивы: они не только не лишаютъ тебя свободы, не желая, чтобы ты знала нужду, даютъ тебѣ вотъ этотъ кошелекъ. Въ немъ находится алмазовъ самой чистой воды на 12 милліоновъ рупій. Возьми ихъ и знай, что браминамъ не нужны твои богатства.
Діармида машинально протянула руку и взяла кошелекъ.
-- А теперь уходи! Если ты будешь медлить, мнѣ, быть можетъ, не придется спасти жизнь Рамы Руиджи.
Зная, насколько жестоки и безпощадны служители Брамы, Діармида не посмѣла ослушаться. Горько рыдая, она нагнулась ко мнѣ и припала къ моимъ губамъ долгимъ, горячимъ поцѣлуемъ.
-- Прощай, мой обожаемый супругъ! простонала она, я ухожу навсегда, чтобы тебѣ даровали жизнь, ради тебя я обрекаю себя на вѣчное скитанье. Я никогда не забуду тебя, клянусь тебѣ въ этомъ, и твой сынъ выростетъ, благоговѣя передъ твоимъ именемъ и храня въ душѣ воспоминаніе о тебѣ!
Вдругъ, обернувшись къ брамину, она спросила:
-- А Рама будетъ знать, что только изъ любви къ нему я ухожу отъ сюда?
-- Къ чему это знать? насмѣшливо спросилъ браминъ.
-- Къ тому, чтобы избавить его отъ безполезной муки и и горя. Лучше пусть онъ умретъ и я также, чѣмъ думать, что я покинула его по собственному желанію!
-- Пусть такъ, онъ будетъ объ этомъ знать!-- согласился браминъ,-- видя, что ея рѣшеніе непоколебимо.
-- Въ такомъ случаѣ я готова принести жертву, которую ты требуешь отъ меня.
Она еще разъ нагнулась ко мнѣ, потомъ, точно боясь, что у нея не хватитъ силы исполнить свое намѣреніе, она почти опрометью выбѣжала изъ дома.
Это было самое ужасное мгновеніе въ моей жизни. Я думалъ, что у меня сердце разорвется въ моей груди, но отрава браминовъ была сильнѣе моихъ душевныхъ мукъ, и сердце мое продолжало биться также ровно и спокойно, какъ если-бы ничего не случилось.
Нѣсколько минутъ браминъ молча разглядывалъ меня, наконецъ онъ сказалъ мнѣ съ нескрываемой насмѣшкой:
-- А теперь, принцъ Рама, настала твоя очередь раскаяться въ томъ, что ты отвернулся отъ служителей Брамы и осмѣлился покровительствовать товарищамъ "Шиви и Кали", этимъ отвратительнымъ патріотамъ и борцамъ этой глупой свободы, которой ты и твой родъ посвятили себя. Я знаю, что ты гордъ и что, хотя ты и сознаешь, что въ моей власти, но не захочешь унизиться. Но мнѣ это безразлично, потому, что въ любой моментъ я могу тебя зарѣзать или раздробить тебѣ черепъ. Слушай-же, эта глупая Діармида вымолила тебѣ пощаду. Я обѣщалъ ей, что ты останешься живъ и сдержу свое слово, но ты будешь влачить самое жалкое существованіе въ подземной темницѣ, куда никогда не проникаетъ лучъ солнца, и ты не разъ пожалѣешь о смерти. Ты будешь жить, зная, что эта глупая Діармида своей безполезной жертвой только ухудшила твое положеніе, вымоливъ тебѣ вмѣсто сравнительно быстрой и легкой смерти самое ужасное существованіе, какое только можетъ влачить человѣкъ. Но можетъ быть ты утѣшаешь себя безумной надеждой, что сынъ твой выростетъ, воспитанный твоей любимой женой, и что съ нимъ вмѣстѣ возродится будущее принцевъ Руиджи. Но знай, что и этого утѣшенія не будетъ тебѣ. Завтра утромъ поселяне, направляясь на свою работу, найдутъ тѣло Діармиды на полѣ близъ ручья Аллимилада. Жена твоя будетъ задушена по приговору браминовъ Эллора. Завтра же слуги наши похитятъ твоего сына и отвезутъ его въ браминскій монастырь. И онъ выростетъ воспитанный нами и подобно намъ сдѣлается ярымъ врагомъ этой смѣшной и глупой свободы, которой ты такъ поклоняешься. Вотъ утѣшеніе, которое тебѣ останется въ твоемъ заключеніи. Я ужъ приготовилъ тебѣ каморку, самый ужасный и мрачный подвалъ, безъ воздуха и свѣта. Слушая слова брамина и чувствуя на себѣ его злобный, упорный взглядъ, я постепенно терялъ сознаніе; звѣзды тускнѣли передъ моими глазами; сердце начинало биться все медленнѣе и медленнѣе, я уже не сознавалъ -- живъ ли я или мертвъ. И, наконецъ, сильное потрясеніе и дѣйствіе яда произвели жестокій припадокъ каталепсіи т. е. того состоянія, въ которое себя приводятъ факиры посредствомъ гипнотизма. Пульсъ мой почти пересталъ биться и я погрузился въ сонъ, который трудно было отличить отъ смерти. Я ужъ не думалъ, не страдалъ, я былъ живой мертвецъ, въ которомъ лишь въ слабой степени держалась растительная жизнь.
XXI.