лет трезвости, — хотя, как он добавил: «Ни разу я не был близок к тому, чтобы уступить ей».
Часто можно услышать, что доктор Боб так никогда и не преодолел желания выпить. Но его более поздняя реакция на мысль о выпивке показывает, что это желание не было ни постоянным, ни очень сильным. В 1948 году он признался, что «я по–прежнему думаю, что двойной виски был бы чертовски приятен на вкус…
Но у меня нет никаких резонных причин поверить, что результаты этого будут какими‑нибудь другими», — говорил он. Когда подобная мысль возникала у него, он воспринимал ее как знак того, что он уделяет недостаточно внимания людям в отделении для алкоголиков Св. Томаса.
Это подтверждает предположение Билла о причине, по которой его партнер так сильно стремился помогать другим: доктор Боб обнаружил, что это самый лучший способ остаться трезвым. Доктор Боб согласился с этим, и предположение превратилось, как он говорил позднее, в глубокое убеждение, что Двенадцать Шагов, «если их сконцентрировать до предела, можно выразить словами “любовь” и “служение”».
Сконцентрировать до предела — до самой сути!
Не осталось никаких упоминаний о дальнейшей судьбе некоего «ужасного распутника и пьяницы», с которым они работали до отъезда доктора Боба в Атлантик Сити.
Тем не менее, священник Дж. С. Райт направил к Биллу и доктору Бобу еще одного потенциального кандидата, который если и не был ужасным распутником, то был ужасным пьяницей.
Это был Эдди П., который жил в соседнем квартале. Эдди обнадеживал их в одну минуту, и доводил до отчаяния в следующую. Они работали с ним все лето 1935 года. Судя по историям, рассказанным о нем, Эдди в пьяном виде мог натворить столько ужасов, что их хватило бы удержать трезвой целую армию алкоголиков. Он был, по–видимому, именно тем, в ком они нуждались.
Билл и доктор Боб узнали очень много о плюсах и минусах работы по Двенадцатому Шагу, пытаясь вытрезвить Эдди, которого Билл в то время описывал как «способного чуть ли не ежедневно вызывать разнообразные гигантские кризисы».
В своих письмах к Луис Билл пишет, что Эдди был алкоголиком–атеистом, и если он исцелится, то это «будет настоящей сенсацией. Мы с Бобом Смитом начали работать с этим парнем в среду, неделю назад, и он остается трезвым. Он и его жена признали бессилие. Он начал встречаться со своими кредиторами. Он очень быстро преображается».
«Наступило воскресенье — пишет Билл — и в первый раз он плотно поел. Ты помнишь, каким нервным и депрессивным я обычно становился, когда трезвел и ел тяжелую пищу? В его случае результатом стала депрессивная мания, и он вырвался, чтобы совершить самоубийство. У Эдди уже была до этого попытка суицида, но его вовремя остановили».
В этот раз Эдди направился в Кливлендские доки. Но, прежде чем прыгнуть, сделал предупреждение, свойственное алкоголикам — позвонил Смитам и сообщил им о своих планах разом покончить со всем.
Билл попросил его подождать пока они не поговорят. Затем он и Боб «бросились в Кливленд посреди ночи, нашли его там, доставили в Городской госпиталь, и стали убеждать персонал госпиталя оказать ему помощь. Это, плюс дополнительная оксидизация,[13] имело магический эффект, — пишет Билл в письме Луис, — и вызвало большой переполох в Городском госпитале, где доктора были возбуждены и полны любопытства, потому что до этого они ничего не могли поделать в таких случаях.
Тем временем, — продолжает Билл, — произведенный на Оксфордскую Группу эффект был ошеломляющим. Все разногласия были забыты перед лицом этого нового чуда. Оба, Эдди и его жена, очень заметно изменились, и это всех взбудоражило в Акроне».
Через несколько дней «новое чудо» снова оказалось пьяным — вынудив тем самым Боба описать ситуацию с Эдди как «иногда настолько отчаянную, что мы были готовы поместить его в сумасшедший дом».
Вслед за этим письмом к Луис последовало упоминание об «одном коротком, но бурном событии с супругами Р. (Эдди и его женой), которое закончилось страшным взрывом, и которым мы занимались с субботы до прошлой ночи. Но дым уже развеялся, и сейчас все предстало в розовом свете. Теперь, когда он преодолел этот огромный кризис, я уверен, у них все в порядке», — рассказывает Билл.
Т. Генри и Кларас Уильямсы, сами не будучи алкоголиками, проявляли истинную заботу о докторе Бобе и его товарищах по выздоровлению
Юный Смитти, отмечавший, что Билл и его отец были «очень решительно настроены изменить кого‑либо в то время», вспоминает, что наши со–основатели даже запирали Эдди в комнате на втором этаже его собственного дома в попытке удержать его трезвым:
«Один раз Эдди спустился вниз по водосточной трубе и радостно направился вверх по улице. Папа и Билл бросились за ним — папа на своей машине, а Билл бегом, — рассказывает Смитти. — Ровно перед тем, как Билл выдохся, Эдди выдохся тоже. Билл припер его к стенке и доставил обратно в дом. Вскоре после этого Эдди лишился своего дома, и они с женой стали жить у нас».
Сью помнит приезд этой пары очень живо, потому что им отдали ее комнату. «Она спускалась вниз утром в ужасном состоянии», — вспоминает Сью в разговоре с Биллом.
«Он ее бил, — говорит Билл. — Я забыл сказать об этом. Он очень хорошо относился к ней на людях, но когда он оставался с ней наедине, он избивал и душил ее».
Этот факт мог быть тем самым «страшным взрывом», упомянутым Биллом. Возможно, случилось все из‑за того, что жена Эдди, вполне в традициях Оксфордской Группы, открыто исповедовалась и продемонстрировала такую прыть в самосовершенствовании, которую Эдди не одобрил. Поэтому ограничение в Девятом Шаге АА — «кроме тех случаев, когда это может нанести вред им или кому‑либо другому» — появилось не случайно.
Смитти описал Эдди как «случай на грани депрессии и психиатрии», вкупе с хроническим алкоголизмом: «Они поили его пищевой содой, которая временно возвращала его в здравый ум. Но как только он съедал что‑нибудь, он снова съезжал с катушек. Они пробовали также давать кислую капусту, но это обостряло его язву».
Любимая история об Эдди, которую Анна любила рассказывать, связана с эпизодом, когда Эдди погнался за ней с разделочным ножом. Элджи и Джон Р., которые вступили в АА в 1939 году, вспоминают, как они слушали рассказ Анны о том прерванном ланче у Смитов (сандвичи с тунцом и кофе): «Ни с того ни с сего Эдди вдруг вскочил, схватил разделочный нож и погнался за Анной наверх», — пересказывает Элджи слова Анны.
«Я не знала что делать, поэтому я опустилась на колени и стала молиться, Эдди невнятно бормотал, что он собирается делать с этим ножом, а я все молилась и молилась. Я начала с Отче Наш, затем я стала вспоминать другие молитвы. Я старалась, чтобы мой голос звучал тихо и монотонно. Я полагала, что рано или поздно ему станет скучно. В конце–концов он стал успокаиваться, и Билл пришел наверх и забрал у него нож. До настоящего времени мы не можем понять, что же все все‑таки случилось с ним, разве что Боб предположил, что у него могла быть аллергия на тунец.
После этого они стали думать что Эдди, возможно, не тот человек, с которым следует работать. Но спустя годы мы поехали на машине в Янгстоун, в загородный клуб, где проводилось большое собрание АА, и первыми словами Дока были: “Святой Моисей!” — там был Эдди».
Эдди вновь появился на похоронах доктора Боба в 1950 году, когда, по словам Смитти, «он подошел и спросил, помню ли я его. Он сказал что он трезвый уже, насколько я помню, год к тому времени, и что он перестал пить в группе Янгстоун, штат Огайо».
Когда Эдди был трезвым уже семь лет, Билл снова о нем услышал. Нейл Уинг, которая была секретарем у Билла, а затем работала в архиве Центрального Бюро Обслуживания АА, встретила Эдди и была удивлена, как этот спокойный человек с мягкими манерами мог причинять людям столько неприятностей.
Свидетельством усердия доктора Боба и Билла служит то, что, пытаясь иметь дело с Эдди, они также решили поискать еще одного алкоголика, чтобы работать с ним одновременно.
«Но где мы можем найти хоть каких‑нибудь алкоголиков? — вспоминает свой вопрос Билл.
«В Городском госпитале Акрона у них всегда есть некоторое количество таких людей, — сказал Боб. — Я им позвоню и узнаю, что у них есть». Он позвонил Миссис Холл, приемной сестре, которая была его другом, и объяснил, что он и еще один человек из Нью–Йорка нашли средство от алкоголизма, и что им нужен человек, на котором они могли бы его испробовать.
Как вспоминал Билл позже: «Медсестра знала прежнего доктора Боба». Это как раз и была та самая медсестра, которая сразу же спросила, попробовал ли он это средство на себе. «Да, — ответил доктор Боб, застигнутый немного врасплох, — Я, разумеется, попробовал».
У миссис Холл был потенциальный клиент — «дэнди». Это был адвокат, шесть раз побывавший в госпитале за предшествующие четыре месяца. Он совершенно терял всякое соображение, когда выпивал, и он только что грубо обошелся с двумя медсестрами. В настоящий момент он был крепко привязан к кровати. В какой‑то момент во время этого разговора миссис Холл произнесла такие знакомые слова: «Он замечательный малый, когда трезвый».
Это был Билл Д., который затем стал третьим АА–евцем, — «человек на кровати». И он действительно оказался отличным малым, когда был трезвым. Акронские члены АА, которые сейчас имеют по 30–35 лет трезвости, помнят его как одного из самых обаятельных людей из всех, кого они когда‑либо знали.
«Я считаю себя очень важной шишкой потому, что я возил Билла Д. на собрания», — говорит один из акронских членов АА, и отмечает при этом, что Билл хоть и был довольно влиятельным в округе, но не был амбициозным человеком в АА. «Он не был агрессивным, он был просто хорошим АА–евцем. Если вы шли к нему за помощью, он помогал вам. Он давал вам советы. Он никогда не водил машину, но посещал собрания каждый вечер. Он стоял там, засунув большие пальцы под жилет, как полковник из Кентукки, и говорил так медленно, что вам хотелось достать и вытащить слова из его рта. Мне нравилось быть с ним. Он представлял собой образец нашего девиза “Тише едешь, дальше будешь” — Мистер Душевный Покой».