— Пойду Альбину Раисовну спрошу, — сказал Данилов, выбираясь из-за стола.
Собственно, старшей медсестре можно было бы и позвонить, но хотелось избавиться от Пак таким образом, чтобы не обидеть ранимую девушку. А то еще, чего доброго, передумает и откажется выходить завтра во вторую смену.
Гайнулина тоже ни о чем чреватом неприятностями не слышала.
— Наверное, главный получил очередной суперважный приказ из департамента, — предположила она. — Они бы так комбинезоны нам слали, как приказы.
— А что, проблемы с комбинезонами? — удивился Данилов.
— Проблем нет, но большой запас всегда хочется иметь, — ответила Гайнулина. — Когда всего много, спишь спокойно.
— Ага, — усмехнулся Данилов. — Нахватаем всего-всего и много-много, а потом не будем знать, что со всем этим делать, когда пандемия закончится.
— Владимир Александрович, о чем вы? — Гайнулина всплеснула руками. — Человечество вступило в эру контролируемых пандемий. Это навсегда! Сейчас — коронавирус, потом — собачий грипп какой-нибудь, потом — снова коронавирус. Я мужа своего несколько лет подряд пилила, чтобы кладовку от хлама освободил, а сейчас в кладовке чисто, стеллаж новый стоит, и продукты на всех полках. Даже до моего мужа дошло, что жизнь изменилась!
Муж Гайнулиной в рассказах жены представал личностью загадочной и неоднозначной. То она говорила «с этим даже мой муж не справился бы» или «этого даже мой муж не знает», то «даже до моего мужа дошло».
От мысли о эре контролируемых пандемий Данилову стало грустно. Он вернулся к себе в кабинет и до начала «административки» занимался бумажной текучкой.
Настроение главного врача считывалось моментально. Если Валерий Николаевич сидит, откинувшись на спинку своего кресла, значит он пребывает в благостном расположении духа. Если же он подался вперед и обе руки лежат на столе, значит — чем-то рассержен. Ну а если подбородок кулаком левой руки подпер — жди грозы.
Сейчас главный не только подпирал кулаком подбородок, но и желваки на скулах катал.
— Всем добрый вечер! — прорычал он. — Если он, конечно добрый. Не знаю, как у вас, а у меня новое чепе. Спасибо Полине Дмитриевне, снова удружила…
Губы главного врача машинально-беззвучно «произнесли» матерное слово.
— Подробности вам расскажет Ольга Никитична, — сказал главный и отключил свою камеру.
Считалось, что главный врач настолько занят, настолько дорожит своим временем, что работает с документами даже во время административных совещаний, одновременно слушая, что говорят сотрудники. Но злые языки поговаривали, что Валерий Николаевич отключает камеру тогда, когда хочет выпить-закусить для улучшения настроения. Оно и к лучшему — пусть успокоится.
— Событие чрезвычайное и, что хуже всего, резонансное, — начала Ольга Никитична. — Сегодня из шестого отделения, после совместного осмотра заведующей Лахвич и дежурным врачом Корсун, была выписана домой пациентка Скурмажинская Анна Анатольевна, сорока пяти лет, поступившая позавчера по направлению терапевта второй городской поликлиники с подозрением на двустороннюю коронавирусную пневмонию. Диагноз при выписке: «Хроническая обструктивная болезнь легких, преимущественно бронхитический тип, категория «бэ», фаза обострения». В тринадцать сорок Скурмажинская была отправлена домой, по месту прописки, на социальном такси. Что именно произошло, мне неизвестно, но в четырнадцать сорок пять на «скорую» поступил вызов по адресу: Фруктовая улица, дом одиннадцать, лавочка у третьего подъезда. Это, коллеги, дом, в котором жила Скурмажинская. Повод к вызову — женщина пятьдесят лет, без сознания. Приехавшая бригада констатировала смерть и увезла тело в морг. В сумке была найдена выписка из нашей больницы, поэтому о случившемся сразу же сообщили мне. Смерть во дворе жилого дома средь бела дня, скорая, полиция… Разумеется все сразу же попало в интернет. Сын покойной уже успел дать интервью журналистам. По его словам, он ничего не знал о том, что мать сегодня выписали из больницы. Пришел домой во время перерыва, чтобы пообедать, он сантехник в тамошнем ЖЭКе, и узнал от соседей печальную новость. Из департамента мне по этому поводу пока еще не звонили, но можно не сомневаться, что позвонят еще сегодня. А журналисты просто замучили звонками. У меня пока все. Полина Дмитриевна, прошу вас!
— Ну за что мне такое наказание! — начала Лахвич. — То одна из окна выпрыгнет, то другая возле подъезда помрет!
— Давайте без эмоций! — одернула ее начмед. — К делу. Что вы ей сделали?
— Да как обычно, Ольга Никитична — общий и биохимический анализ, анализ мочи, мазки взяли, мокроту тоже на исследование отправили, кардиограмму и томографию. Томография показала хронический бронхит и ничего больше. Я вообще не понимаю, с какого перепугу врач поликлиники сочла нужным ее госпитализировать. Кашель? Если с пятнадцати лет по пачке в день выкуривать, то кашель непременно будет…
— Хотелось бы узнать жалобы при поступлении, — вмешался заведующий третьим реанимационным отделением Домашевич.
Домашевич всюду лез с вопросами, которые казались ему умными — показывал себя с лучшей стороны перед начальством.
— Кашель с мокротой, слабость, субфебрильная температура по вечерам в течение трех последних дней.
— Слабость? — переспросил Домашевич.
— Да — слабость! — огрызнулась Лахвич. — И не стройте из себя самого умного, Станислав Рудольфович! Если бы вы пили так, как она, у вас тоже была бы слабость!
— Алкогольного опьянения при поступлении не выставляли, — заметила начмед.
— Не выставляли, — кивнула Лахвич. — Но вид у нее был соответствующий и она не отрицала, что систематически злоупотребляла спиртным. С ее слов — одну-две бутылки пива вечером, но лицо говорило другое…
«Что сказал пациент, умножай на три», вспомнил Данилов старое правило наркологов.
— Поставьте себя на мое место, — продолжала Лахвич. — Отделение забито под завязку, еще чуть-чуть и начнем коридоры закладывать…
— Я вам заложу! — главный врач включил свою видеокамеру и появился на экране. — Вот только попробуйте кто-нибудь положить в коридоре хотя бы одного больного! Уволю с таким шумом, что придется сортиры на вокзале мыть, потому что больше никуда не возьмут. Говорил же вам сто раз — ставьте дополнительные кровати в палаты, но ни в коем случае не в коридор! Что, забыли, в какой больнице работаете?!
Изображение разгневанной физиономии главного врача исчезло.
— Меня интересует другое, — сказал заместитель главного врача по организационно-методической работе Яковлев. — Почему ее оставили у подъезда и почему сын был не в курсе насчет выписки?
— У подъезда ее оставили потому что социальное такси ходячих до квартир не доводит! — ответила Лахвич. — А с сыном нам незачем было созваниваться, потому что у нее были ключи от дома. Я сама их видела! Ей надо было просто подняться в свою квартиру…
— И умереть там! — сказала главная медсестра Цыпышева, бывшая с Лахвич в натянутых отношениях.
— Да! — голос Лахвич задрожал. — Именно так! Если бы она умерла дома, столько шума бы не было.
— Но неприятные последствия все равно были бы, — назидательным тоном сказала Ольга Никитична. — Когда человек умирает сразу же по возвращении из больницы, это всегда вызывает вопросы. Ладно, давайте не будем копаться в деталях, это все равно ничего не изменит. Полина Дмитриевна, как по-вашему, что может дать вскрытие?
— Инфаркта не будет, это точно! — уверенно заявила Лахвич. — Я подписала выписной эпикриз только после того, как увидела ее сегодняшнюю кардиограмму. Ни ишемии, ни аритмии, ни чего другого. Вы же знаете, Ольга Никитична, что я без свежей кардиограммы никого не выписываю. Наступила однажды на эти грабли, мне хватило. А если на вскрытии обнаружится что-то еще, то это не наша печаль. Поликлиника в направлении указала только пневмонию под вопросом, сама пациентка ни о каких хронических заболеваниях, кроме бронхита, не сообщила и никаких «посторонних» жалоб не предъявляла. О чем мы могли еще думать при таком раскладе? Что могли искать? Ничего. А все, что полагалось по диагнозу, мы сделали, в полном объеме.
— Ваше счастье, что сделали, — сказала Ольга Никитична. — Теперь давайте выработаем общую стратегию поведения. В больницу, сейчас, слава Богу, журналистам не пролезть, но вот в гостиницах они непременно появятся и начнут приставать с расспросами. Вежливо отвечайте «никаких комментариев». Вежливо! Помните, что было с заведующей приемным отделением из пятидесятой больницы? Намеренно спровоцировали на аффект и крутили потом по всем каналам репортаж о том, как медицинский руководитель кроет всех на камеру последними словами. Не повторяйте этой ошибки, умоляю вас. Если будут сильно приставать — отправляйте ко мне, можете мой городской номер давать. Мне все равно придется выступить, но только после того, как будут результаты вскрытия. Всех сотрудников предупредите и напомните о том, что они подписывали обязательство о неразглашении служебной тайны. Полина Дмитриевна, Корсун особо предупредите. Ее фамилия в выписке указана, поэтому ее будут атаковать настойчиво. Она в какой гостинице живет?
— Дома она живет, Ольга Никитична.
— Это хорошо, что дома. Предупредите, чтобы отключила городской телефон и вообще… Кстати, я прослушала — а сатурация какая у нее была?
— Я, наверное, не сказала, простите. Девяносто шесть процентов. Дай Бог каждому.
— Если вдуматься, то нас никто ни в чем обвинить не сможет, — сказал Яковлев. — Ну мало ли что могло случиться за час? Она могла выпить какой-нибудь денатурат…
— Которым ее угостил таксист! — поддел заместитель главного врача по анестезиологии и реаниматологии Бутко.
— А почему бы ей не иметь пузырек при себе, Юрий Семенович? — спросил Яковлев. — А может ее собутыльница какая угостила? А может ее кто-то по голове ударил? От нас она выписалась в удовлетворительном состоянии. Это и таксист, который ее вез, подтвердит. Да и сам факт того, что ее взяло на перевозку социальное такси, свидетельствует в нашу пользу. Если бы с ней что-то было не так, таксист ее бы не повез, сказал бы — вызывайте скоропомощную перевозку. Журналисты могут думать, что хотят, но оснований для критики в наш адрес у них н