— Тебе это не нравится?
— Совсем не нравится, — нисколько не рисуясь, ответил Данилов. — И никогда не нравилось.
«А уж после того, как я долгое время побыл в роли пациента дурдома — тем более», — концовку Данилов озвучивать не стал.
Пожилая гардеробщица с недоверчиво-въедливым взглядом («Вылитая мисс Марпл!» — подумал Данилов) сказала, что стол регистрации находится в холле на первом этаже, а сама конференция проходит на втором, в большом зале.
— Науку всю развалили, а конференции проводят, — укорила она, как будто Данилов с Саркисяном могли иметь какое-то отношение как к развалу науки, так и к проведению конференций. — Да еще кофе бесплатно наливают.
— Кофе бесплатно не наливают, — возразил ворчунье Саркисян. — Бесплатно только бурду какую-нибудь могут предложить.
— Бурду не бурду, а наливают. — Гардеробщица переключилась на следующего клиента: — Петельку-то укрепить не мешало бы, всего-то два стежка сделать!
— Тебя-то как в физиотерапевты занесло? — спросил Саркисян, когда они поднимались по лестнице.
— Да так, — вдаваться в подробности не было ни времени, ни желания, — подхватило, закружило и занесло.
— Бывает. — Саркисян тактично воздержался от уточнений, хотя по глазам его было видно, что кое-что спросить он хочет.
В большом зале Дома ученых Данилов до этого никогда не был — два или три раза он приходил сюда на концерты, которые проходили в камерном зале. Зал как зал — помпезная люстра, лепнина, светильники на стенах, белый рояль на сцене, ковровые дорожки в проходах.
Свободных мест хватало, даже с избытком.
— Давай сюда! — Саркисян указал на два свободных места в десятом ряду сразу у прохода. — Не близко, не далеко — в самый раз.
— В самый раз, — согласился Данилов, которому было абсолютно все равно где сидеть, поскольку Большой зал был не так уж и велик — мест на пятьсот, не больше.
Кресла оказались удобными, что не могло не радовать.
— Время поболтать у нас есть, — оглядевшись по сторонам, сказал Саркисян. — Никто из светил еще не подтянулся, а без них не начнут. Как дома дела? Я слышал, что Елена уже директор «региона»?[15]
— Да, — ответил Данилов. — И как мне кажется, это не предел.
— Правильно тебе кажется, — согласился Саркисян. — Она умеет.
— Что именно ты имеешь в виду?
— Руководить.
— А что такое «уметь руководить»? Обеспечивать нужные показатели?
— Показатели — это во вторую очередь. Прежде всего надо уметь… — Саркисян призадумался, определяясь с формулировкой, — создавать нормальную рабочую обстановку, наверное. Закручивать гайки в нужную силу, понимать людей… да что мне тебе про твою жену рассказывать, сам все знаешь.
— Какой из нее начальник, я уже забыл, столько времени прошло. — Если Данилов и покривил душой, то чуть-чуть. — Ну, а потом — приятно ведь, когда твою жену хвалят.
— Я тебе честно скажу — лучшего начальника у меня не было и уже не будет! Зато хоть есть что вспомнить.
По тому, каким тоном Саркисян произнес «уже не будет», было ясно, что с теперешним начальством ему повезло не очень, а скорее всего, совсем не повезло.
— Крепись, — приободрил Данилов, — помни, что начальство не всегда право, но оно всегда начальство.
— Я помню, — поморщился Саркисян, — противно только. Особенно когда сверху начинают искать козлов отпущения для того, чтобы спихнуть на них свои собственные ошибки. На «Скорой» привыкаешь отвечать только за свои ошибки.
— Как говорил коллега Бондарь, — в слово «коллега» Данилов вложил всю иронию, на которую только был способен, — заведующий подстанцией никогда не может упороть косяк, потому что ничего не делает.
— Коллега Бондарь был прав. — У Саркисяна, который тоже терпеть не мог Бондаря, иронии было столько же, если не больше. — Это, наверное, единственный случай, когда он был прав. А что касается нашего института, то… — Саркисян оглянулся по сторонам — не слушает ли кто их разговор, и немного понизил голос, — …это гибрид совка с претензиями на современность.
— То же самое можно сказать обо всей нашей медицине.
— Да, конечно, — согласился Саркисян, — разница только в уровне этих претензий. Очереди, теснота и совковое отношение как к пациентам, так и друг к другу не очень-то вяжутся с современностью. О чем вообще можно говорить, если заведующий отделением считает в порядке вещей курить в процедурном кабинете?
— А чем ему собственный кабинет не угодил? — удивился Данилов.
— Там спокойно не покуришь, то и дело кто-то заходит и телефон беспрерывно звонит. Неподходящая обстановка для медитации. А в процедурном у нас еще сестричка Верочка, которую без преувеличения можно сделать символом нашего института, такая она красавица…
— Я слышал, что у вас сурово раскручивают…
— Да, — подтвердил Саркисян, — причем многие норовят получить оплату в свой карман, а не через кассу. Это создает дополнительные трудности даже тем, кто работает как положено. Нервозная немножко обстановочка.
— ОБЭП часто наведывается?
— Не без этого, недавно эндокринолога с поличным накрыли. Я лично от суммы прибалдел. Семьсот рублей, прикинь?
— Это много или мало по вашим меркам?
— Да копейки, из-за которых руки пачкать не стоит.
— Копейка к копейке — так и рубль набежит, — рассудительно заметил Данилов.
— У нас на платных услугах можно зарабатывать совсем неплохо и совершенно спокойно спать при этом. Не буду хвастаться, но мои скромные доходы по сравнению со «Скорой» выросли вдвое. И это при том, что я совершенно не при делах.
— Как понять — «не при делах»?
— Не вхожу ни в одну группировку вымогателей, соблюдаю нейтралитет.
— Ваши вымогатели объединяются в группы? — Данилову всегда казалось, что вымогатели действуют сами по себе. — Зачем?
— Вова, ты как не от мира сего! — Изумление Саркисяна было искренним. — Конечно же для того, чтобы передавать пациента по цепочке из рук в руки. Чтобы ни рубля не досталось чужим. У нас же конвейер. Консультация — госпитализация — операция — реабилитация.
Зал тем временем заполнился если не весь, то на три четверти уж точно. Пора было начинать конференцию. На сцену вышел президиум — четверо мужчин и две женщины. Строгие костюмы, строгие взгляды, застывшая печать собственной многозначительности на лицах, уверенная поступь. «Мастодонты отечественной науки», — усмехнулся про себя Данилов, наблюдая за тем, с какой важностью члены президиума рассаживаются по местам. Напыщенность, неискренность, самодовольство — все эти качества характера вызывали в нем желание смеяться и высмеивать их носителей. Данилов очень сомневался в том, чтобы кому-то чванство может внушить почтение, не говоря уже об уважении.
Самый старший из мужчин — лет ему на вид было где-то около восьмидесяти — встал за кафедру с логотипом конференции, цветком с радужными лепестками, в центре которого находилась традиционная чаша со змеей. Откашлялся, то ли прочищая горло, то ли призывая аудиторию к тишине, и начал:
— Дорогие и уважаемые коллеги! Сердечно приветствую всех вас, собравшихся ныне в этом зале, на нашей, уже седьмой по счету, московской научно-практической конференции дерматовенерологов и косметологов. Сегодня, когда наше общество все более озабочено проблемами, которые возникают в результате активного…
— Бусыгин, главный дерматолог департамента, — шепотом прокомментировал Саркисян. — Академик, большой сибарит и любитель разнообразия во всех сферах жизни.
— Кому же быть сибаритами, как не академикам? — так же тихо ответил Данилов.
— …развитие новых технологий требует серьезного и всестороннего, комплексного их осмысления. Неправы те, кто отделяет косметологию от дерматологии…
— Я бы ее и от венерологии не отделял бы, — пошутил Саркисян.
— …развитие косметологии самой по себе я бы сравнил с полетом одноногой птицы…
Зал дружно грохнул смехом.
— Прошу прощения, я хотел сказать однокрылой, — поправился Бусыгин. — Вижу, что вы меня правильно поняли. Для начала я позволю себе напомнить вам, какими возможностями располагает московская дерматовенерологическая служба как на амбулаторно-поликлиническом, так и на стационарном уровнях. Амбулаторно-поликлиническую помощь оказывают двадцать пять кожно-венерологических диспансеров и консультативно-диагностическое отделение сто четырнадцатой городской больницы. В восемнадцати кожно-венерологических диспансерах оказываются платные медицинские услуги, в том числе — анонимное обследование на инфекции, передаваемые половым путем. Двадцать кожно-венерологических диспансеров имеют в своем составе отделения медицинских осмотров работников декретированных профессий…
— Скажи мне, вот на хрена в самом начале усыплять народ всей этой нудятиной? — высказался Саркисян. — Скажи, что хорошо, что мы здесь сегодня собрались, и вали дремать в президиуме…
— Он гуманно дает возможность докладчикам подготовиться.
— Что там готовиться? Все уже готово. Если до перерыва ничего интересного не будет — предлагаю свалить и забуриться в какое-нибудь приятное место.
— Посмотрим, — ответил Данилов, — только имей в виду, что я крепче чая и кофе ничего давно уже не пью.
— Что так? — Саркисян сочувственно посмотрел на Данилова. — С поджелудочной проблемы?
— Перестало доставлять удовольствие.
— Дело хозяйское. Надеюсь, вегетарианцем ты еще не стал?
— Вегетарианцем не стал, — улыбнулся Данилов.
— …с грибковыми заболеваниями борется не только городской микологический центр, но и центр глубоких микозов на базе…
— Можно подумать, что диспансеры не борются с грибковыми заболеваниями! — довольно громко сказал кто-то позади Данилова.
— Не на том уровне борются, — ответили ему.
Минут через пять Данилов почувствовал, что засыпает. Журчащая речь главного дерматолога в сочетании с монотонным гулом зала оказывали превосходное усыпляющее действие.
— А чем ты конкретно занимаешься? — спросил он Саркисяна, который тоже начал поклевывать носом.