втянуть его в какой-нибудь скандал. Но так, чтобы ударило только по нему одному, а по не нам обоим…»
«Другой третью дела», иначе говоря – причиной для объявления второго выговора главному врачу станции скорой помощи должен был стать новенький автомобиль «Форд Транзит», который уже почти год пылился в гараже центральной подстанции. Из-за ошибки в документации на него все никак не могли оформить номера в ГИБДД. «Форд» был получен при главвраче номер два, но тому в это время было уже не до новых машин, поскольку карьера его близилась к закату. Главврач номер три написал официальное письмо в департамент с просьбой исправить ошибку. Письмо пуляли из одного отдела в другой и по ходу дела благополучно о нем забыли. Данилов ежемесячно отправлял письма в управление экономики и планирования департамента по поводу простаивающего «Форда» и трижды упоминал о нем на совещаниях в департаменте. Кроме того он регулярно теребил начальника ГУП «Севсантранс», на балансе у которого находился «Форд». В принципе, оформление номеров было секундным делом. Стоило только Элле Аркадьевне позвонить начальнику ГИБДД, и бюрократическая проблема, раздутая из ничего, была бы решена сразу же. Но у Эллы Аркадьевны были на «Форд» свои виды, и ей хотелось, чтобы машина до поры до времени стояла бы без движения. Машины с пробегом, особенно – скоропомощные, сильно теряют в цене. Не дай Бог еще стукнут где-нибудь – ужас. К тому же списание машины, которую не ввели в эксплуатацию, привлекает меньше внимания, чем той, что работает на линии. Стоял-стоял «Форд», да и исчез. Но ради большого дела можно принести небольшие жертвы. Элла Аркадьевна решила, что «Форду» пора обзавестись номерами. После этого Данилову нужно будет полностью оснастить машину и поставить ее на линию. А с оснащением у него неминуемо возникнут проблемы. Все заявки будут «продинамлены» департаментом, но строгий выговор за несвоевременный ввод автомобиля в эксплуатацию получат двое крайних – главный врач станции скорой помощи и директор ГУП «Севсантранс». Спустя две недели после получения регистрационного номера уже можно смело наказывать. Директору «Севсантранса» этот выговор ничем не грозит, потому что снимать его никто не собирается, а у Данилова это будет второй «строгач». Или, если повезет – третий, если за эти две недели представится еще какой-либо повод. Плюс – шум в СМИ. По вине главврача станции скорой помощи задержан ввод в эксплуатации машины, которая ежедневно могла бы спасать несколько человеческих жизней! Нет, лучше не «несколько», а «несколько десятков»! Сильнее впечатление и чистая правда. В среднем бригада выполняет по двадцать вызовов в сутки, а двадцать – это несколько десятков. Элла Аркадьевна видела как наяву газеты с заголовком «Доктор Смерть» во всю первую страницу, а под ним две фотографии – Данилова в кабинете и рядов новых могил на Пятом километре.[13] «Шик-блеск!», как говорил папа Эллы Аркадьевны, когда был особенно доволен своей работой.
Убрать Данилова означало по меньшей мере шестимесячную передышку. Пока в министерстве найдут нового «троянского коня», пока тот войдет в курс дела, пройдет много времени. У Эллы Аркадьевны было одно весьма серьезное, можно сказать что архиважное, преимущество в кадровых битвах. Она старалась как можно быстрее окружить себя своими людьми, верными, надежными и уповающими только на нее. Все умные руководители делают то же самое, разница лишь в темпах. У Эллы Аркадьевны темпы были молниеносными. Вдобавок она расставляла своих людей не только на верхушке, но и на более низких уровнях, вплоть до замов главных врачей. На «скорой» ее человеком был заместитель Данилова по медицинской части Исаев. Можно сказать, что прозвище Штирлиц было дано ему не только за сходство фамилии и инициалов, но и по существу. При таком раскладе увольнение Эллы Аркадьевны означало моментальное обрушение всей системы управления севастопольским здравоохранением. У любого из ее кадров рыльце было в пуху настолько, что нечего было надеяться усидеть в кресле без матушки-благодетельницы. Уйдут все сразу, пока еще можно будет уйти по собственному желанию. И дела оставят в таком виде, что ой-ой-ой. В министерстве это должны понимать, а следовательно, любой «троянский конь» должен сначала сплести свою паутину взамен той, что сплела Элла Аркадьевна.
С Даниловым пора было решать. И решать быстро. Он проработал достаточное время для того, чтобы подтвердить свою «несостоятельность». Было бы много лучше, кто спорит, если бы Данилов по-крупному подставился в самом начале работы, но он не доставил Элле Аркадьевне такого удовольствия. Несмотря на то, что должность главного врача «скорой» была первой попыткой руководить, справлялся он со своими обязанностями хорошо, не подставляясь под удары. Хорошо, видать, натаскали. Немного поразмышляв, Элла Аркадьевна пришла к выводу, что сейчас нужно дать залп по Данилову из нескольких орудий. Пока «зреет» выговор за «Форд», надо обеспечить еще один, причем так, чтобы налицо был развал работы на станции скорой помощи. Полный развал. Такой, чтобы врагам в министерстве нечем крыть было. На деле никакого развала на станции не было, и Элла Аркадьевна хорошо это знала, но все ведь можно представить так, как хочется, а не так, как есть. Из Москвы никто не приедет инспектировать севастопольскую «скорую». Там будут смотреть на акты-отчеты проверяющей комиссии из департамента.
Элла Аркадьевна вызвала к себе начальницу отдела контроля качества медицинской деятельности Каркулову и начальницу управления организации медицинской помощи Гафарову. Собственно, ей была нужна Каркулова, а Гафаровой следовало просто быть в курсе. Так пусть послушает, чтобы потом не разжевывать. Тридцатидвухлетнюю Гафарову, чувственную брюнетку с пышными формами и куриными мозгами, Элла Аркадьевна недолюбливала за непроходимую глупость, которая не раз создавала проблемы, но терпела. Проблемы были небольшими, к тому же их сразу же решал Сахно, у которого с Гафаровой был давний роман. Он и рекомендовал ее на должность начальника отдела. Свою глупость Гафарова всячески пыталась компенсировать лестью – и с глазу на глаз, и публично пела дифирамбы Элле Аркадьевне. Понятно же, что неискренне, но послушать было приятно, а прочесть в газете, как тебя нахваливают твои сотрудники, еще приятнее.
Сорокапятилетняя Каракулова была полной противоположностью Гафаровой – умная и некрасивая. Ее ширококостная крестьянская фигура была больше похожа на мужскую, чем на женскую. И говорила она чуть ли не басом. Желая подчеркнуть свою женскую сущность, Каркулова обильно пользовалась косметикой, а в одежде отдавала предпочтение розовым тонам и высоченным каблукам. Но при всей своей «легкомысленной» внешности фишку она рубила на лету.
Дура Гафарова охамела настолько, что приперлась к начальству с газетой в руках. Элла Аркадьевна хотела съязвить по поводу газеты, но передумала. Времени было мало, а разговор предстоял серьезный.
– Ирина Эдуардовна! – Элла Аркадьевна посмотрела на Каркулову, а затем перевела взгляд на Гафарову. – Анна Михайловна! Меня серьезно беспокоит положение дел на станции скорой помощи. Мне кажется, что департаменту пора всерьез заняться наведением порядка на «скорой». Для того я вас и пригласила…
После одного неприятного случая, имевшего место еще в прошлом веке, на заре карьерной юности Эллы Аркадьевны, она взяла за правило никогда не говорить лишнего. Никогда и нигде, не при каких обстоятельствах. Любой разговор может быть подслушан и записан. Поэтому вместо того, чтобы сказать: «Найдите мне компромат на Данилова, и поскорее», она говорила правильные фразы, смысл которых невозможно было истолковать превратно. Но Каркулова, зная все кадровые расклады, хорошо понимала, что к чему. А если бы даже и не знала, то поняла бы все по взгляду Эллы Аркадьевны. Взгляд к делу не подошьешь, поэтому взглядами Элла Аркадьевна выражала свои чувства без стеснения. Вот сейчас ее красивые миндалевидные глаза сузились в щелочки, что свидетельствовало о выраженной неприязни к Данилову.
Каркулова слушала Эллу Аркадьевну внимательно, время от времени делала быстрые пометки в пухлом органайзере, с которым никогда не расставалась, даже в столовую брала с собой и черкала что-то во время еды. Гафарова же глупо улыбалась (умно улыбаться она и не умела), а потом вдруг начала разворачивать на столе принесенную с собой газету.
– Я вам не мешаю, Анна Михайловна? – ядовито осведомилась Элла Аркадьевна. – Может, попросить Яну сварить вам кофе? Под кофе газетка лучше идет.
Тон у Эллы Аркадьевны был таким, что любая другая на месте Гафаровой убрала бы газету куда подальше при первых же словах. Но Анна Михайловна и не подумала ее убирать. Напротив – развернула в полстола и пододвинула ближе к начальнице.
– Там интере-е-есное, про Дани-и-илова, Элла Арка-а-адьевна! – певуче сказала она. – Свежачо-о-о-к.
– Дурачок! – в рифму огрызнулась Элла Аркадьевна, уцепившись взглядом за заголовок «Двуликий Гиппократ». – Ну-ка, ну-ка, чем он у нас успел отличиться…
Пока Элла Аркадьевна внимательно читала статью, оказавшуюся довольно длинной, в кабинете царило благоговейное молчание. Дочитав до конца, Элла Аркадьевна удовлетворенно хмыкнула – то, что надо, настоящий дар свыше. В статье в пух и прах разносили Данилова и как выездного, и как главного врача и ничем не задевали департамент. Грубиян оскорбил беременную женщину и ее мужа на вызове, а когда корреспондент газеты, производивший журналистское расследование этого возмутительного случая, пришел к главному врачу станции скорой помощи, то выяснилось, что главврач и грубиян – одно и то же лицо. Статья заканчивалась словами, которые Элле Аркадьевне сразу же захотелось высечь на мраморе: «Гнать надо таких горе-врачей! И с руководящих должностей, и с обычных! И не просто гнать, а отбирать дипломы, пусть идут в дворники!».
– Запоздали мы с мерами, ох запоздали, – Элла Аркадьевна сокрушенно покачала головой, радостно сверкнув при этом глазами, и отодвинула газету к Каркуловой. – Прочтите, Ирина Эдуардовна. Анна Михайловна права, это действительно интересно.