Очень хотелось избавиться от Исаева, чтобы обезопасить свои тылы, но Данилов понимал, что этого ему Элла Аркадьевна сделать не даст. Главный врач станции не может менять своих заместителей без согласования с департаментом. Чаще всего это согласование представляет собой пустую формальность, но только не в этом случае. «Буду внимательнее, – решил Данилов. – Все важные вопросы переключу на себя, а его завалю текучкой. Пусть побегает. Как же все это противно! Кстати, а ведь Исаев может быть не один такой на станции… Кому вообще я могу доверять?».
За недостатком информации пришлось искать ответ на этот вопрос при помощи интуиции. В конце концов Данилов решил, что уж секретарше Кате, главному фельдшеру Евгении Сергеевне и заместителю по экономическим вопросам Полине Яковлевне доверять можно. Катя с Евгенией Сергеевной явно без двойного дна, это Данилов уже успел понять. С Полиной Яковлевной сложнее. С одной стороны, она довольно замкнутая и не поймешь, что у нее на уме, но с другой – она несколько раз указывала неопытному в финансовых делах Данилову на его ошибки, довольно серьезные, могущие иметь весьма неприятные последствия. Причем не только указывала, но и подробно объясняла, разжевывала суть, чтобы Данилов не наступал на одни и те же грабли дважды. Враги так себя не ведут.
«С линии я ушел, – думал Данилов. – Провокации на квартирах исключены. Как еще меня можно подставить? На чем? Пожалуй, только на взятке. Что ж, стану все разговоры вести при открытых дверях, так, чтобы Катерина все слышала, а тех, кто по каким-то причинам станет настаивать на приватности, буду выставлять вон. И никаких уступок-поблажек-снисхождений. Никому. Придется некоторое время побыть чинушей, жить не по уму и совести, а по инструкциям. Главное, чтобы в привычку не вошло. Будем надеяться, что не успеет войти…»
Глава семнадцатаяКозырная дама
Если очень захотеть, то обстоятельства сложатся нужным образом. Потерпев очередную неудачу, Элла Аркадьевна решила пойти ва-банк. Первым делом она встретилась с Рыльской, которая решила ненадолго задержаться в Севастополе уже за свой счет, чтобы немного отдохнуть. Элла Аркадьевна подозревала, что на самом деле Рыльская не отдыхала, а работала, то есть торговала телом, но ей это было без разницы. Пусть занимается чем хочет, лишь бы сделала то, что от нее требуется.
Согласно законам конспирации, встреча произошла на нейтральной территории – в армянской шашлычной в Инкермане. Здесь Элла Аркадьевна могла не опасаться встретить знакомых. А для того, чтобы ее случайно не узнали те, кто видел ее по телевизору, было достаточно немного изменить прическу и надеть большие темные очки. Да и кто вообще может подумать, что директор департамента здравоохранения бывает в подобных местах? В полдень народу в кафе было много, и это тоже играло на руку Элле Аркадьевне. В толпе легко оставаться незамеченной, а общий гвалт не дает соседям слышать, о чем идет речь. Обоим есть не хотелось, поэтому, к великому неудовольствию пожилого официанта, ограничились кофе.
– Ой, боюсь! – сразу же начала набивать себе цену Рыльская. – Меня же могут привлечь к ответственности за клевету! Еще и посадят, чего доброго…
– Клевета – это когда пишешь в газету! – осадила ее Элла Аркадьевна. – Или даешь показания в суде. А ты просто пришла ко мне поделиться своей бедой. Не только как к директору департамента, но и как женщина к женщине. Поделиться и предупредить о том, какой страшный человек работает на «скорой». Чтобы с другими не случилось того, что случилось с тобой. Обращаться с заявлением в полицию ты не хочешь, потому что никаких доказательств у тебя нет и вообще боишься за свою репутацию…
Рыльская глупо хихикнула.
– Будь серьезнее! – одернула ее Элла Аркадьевна, нервно оглядываясь по сторонам – ей показалось, что за ней кто-то наблюдает. – Завтра ровно в шестнадцать ноль-ноль придешь в департамент и попросишься ко мне на прием. Ровно в шестнадцать ноль-ноль! Скажешь, что у тебя срочное дело. Тебя станут спихивать к кому-нибудь, но ты стой на том, что должна увидеть меня. Истерику небольшую устрой, слезу пусти… Ты же актриса. А я где-то в пять минут пятого спущусь вниз, вроде как уезжаю. Увижу тебя, спрошу, в чем дело, и вернусь вместе с тобой к себе. В кабинете расскажешь мне свою историю. И чтоб ни одного лишнего слова! – Элла Аркадьевна погрозила собеседнице пальцем. – Войди в роль несчастной соблазненной и разыграй ее как по нотам! А потом я попрошу тебя записать твой рассказ. Ты начнешь с того, что никого обвинять не хочешь, потому что ничего доказать не можешь, но вот предостеречь считаешь своим долгом. Теперь по пунктам. Слушай и запоминай…
– Одну минуточку! – Рыльская полезла в холщовую пляжную сумку, порылась в ней и достала пухлую записную книжку, явно намереваясь записывать то, что услышит.
– Убери! – поморщилась Элла Аркадьевна. – Писать будешь завтра, а сейчас слушай внимательно. Пункт первый. На следующий день после вызова «скорой», вечером, когда ты собралась прогуляться по городу, возле гостиницы ты встретила Данилова. Он сказал, что как раз шел к тебе, потому что на вчерашней кардиограмме консультант-кардиолог заметил нехорошие изменения. Ты испугалась, потому что следишь за своим здоровьем, и растерялась. Данилов сказал, что уже заходил к тебе днем, но не застал тебя. Он предложил поехать к нему на работу, на «скорую», чтобы сделать контрольную кардиограмму. Ты, разумеется, согласилась. Он остановил такси, назвал водителю адрес, но привез тебя не на «скорую», а к жилому дому…
– И сказал, что у него дома тоже есть кардиограф, – подхватила Рыльская.
– Молодец! – похвалила Элла Аркадьевна. – Соображаешь.
– Вообще-то я бы ему дала с удовольствием, – Рыльская мечтательно закатила глаза. – Люблю мужиков, в которых есть что-то… – не найдя подходящего слова, она картинно взмахнула рукой. – Что-то этакое.
– У тебя была возможность, – строго напомнила Элла Аркадьевна. – И не говори мне про третьего. Надо было так постараться, чтобы он водителя отправил в машину, а сам остался. И не спорь со мной, пожалуйста. Признай, что твоя вина тут тоже есть.
Рыльская обиженно надула пухлые губы, но спорить не стала.
– Пункт второй, – продолжила Элла Аркадьевна. – Дома он уложил тебя на кровать, снял кардиограмму и сказал, что у тебя все замечательно. А потом предложил отпраздновать это дело. Ты на радостях согласилась. Вы выпили по бокалу шампанского, и он начал распускать руки. Ты пыталась сопротивляться, но силы тебя неожиданно покинули. Голова закружилась, и больше ты ничего не помнишь. Вопросы есть?
Рыльская отрицательно мотнула головой. «Стойкий он, гад, – подумала Элла Аркадьевна, разглядывая свою собеседницу. – И хитрый. На такую шикарную телку не польстился». В коротеньком белом марлевом платье, которое почти ничего не прикрывало, а где прикрывало, то чисто символически, Рыльская выглядела сногсшибательно. Сидевшие в зале мужчины украдкой ели ее глазами, а официант перемещался по залу с таким расчетом, чтобы непременно пройти мимо их столика и запустить глазенапа в роскошное декольте Рыльской. Впрочем, он мог питать надежды на то, что дамы одумаются и по примеру других посетителей закажут шашлык или кебаб со всеми полагающимися добавками. Пахло в кафе хорошо, заманчиво, но возможность соблазна исключалась. Рыльская ела очень мало, причем только фрукты и йогурты, потому что берегла фигуру, а Элла Аркадьевна предпочитала более изысканную еду. Но официант этого знать не мог.
– Тогда переходим к третьему и последнему пункту. Утром он разбудил тебя, отвел в ванную и собственноручно вымыл под душем. Голова у тебя была тяжелой, и ты только потом поняла, что так он уничтожал улики. После помывки он дал тебе кофе, от которого ты стала лучше соображать, а затем вывел на улицу и усадил на автобус. Ты страдаешь, понимаешь, что сама тоже виновата, нельзя было быть такой легкомысленной и доверчивой, ты не хочешь сводить счеты, ты просто хочешь чтобы с другими ничего такого не случилось, поэтому и пришла ко мне.
– Да, – выражение лица Рыльской мгновенно изменилось, теперь вместо деловой сосредоточенности на нем была такая пронзительная печаль, что Элла Аркадьевна передернула плечами и подумала, что Майка все же талантливая актриса. – Зачем сводить счеты? Это уже ничего не изменит… Но пусть другим не доведется пережить того же…
Голос ее тоже стал печальным и с каждой фразой звучал все тише и тише. Создавалось впечатление, будто Рыльская говорит из последних сил.
– Вчера я долго стояла у моря, над обрывом… Думала – а не броситься ли мне в воду? После такого совсем не хочется жить…
Рыльская безвольно уронила голову на грудь и замерла, похожая на поникший рыжий ирис. Спустя несколько секунд она тряхнула локонами, подняла голову и вопросительно посмотрела на Эллу Аркадьевну.
– Браво! – Элла Аркадьевна беззвучно поаплодировала. – У меня только что родился четвертый пункт. Я направлю тебя к психологу в центр помощи жертвам насилия. Расскажешь там все, фамилию его назовешь как бы невзначай. Это будет нам на руку. Центр контактирует со всеми средствами массовой информации. То советы дают, то истории рассказывают. Непременно сходи и вот так все изобрази. Чтобы они там хором рыдали.
– Схожу, конечно, – кивнула Рыльская и хитро прищурилась: – Эллочка Аркадьевна, а сколько вы мне заплатите?
– Если сделаешь все как надо, то получишь двадцать пять тысяч, – пообещала Элла Аркадьевна сухим тоном, который полностью исключал возможность торга. – За два коротеньких моноспектакля это очень хороший гонорар. Только сделай все, как я сказала.
«Ты моя козырная дама, – подумала Элла Аркадьевна, вставая. – Нынче у нас черви козыри»…
В департаменте Эллу Аркадьевну ждало новое потрясение. Еще в коридоре она услышала рыдания, доносившиеся из ее приемной. Решив, что мимо охраны сумели просочиться родственники какого-то умершего больного (уж очень горькими были рыдания) и теперь ждут ее, чтобы нажаловаться на врачей-убийц, Элла Аркадьевна зашла в отдел организации лекарственного обеспечения и оттуда по внутреннему телефону позвонила своей секретарше.