Экзотики в ресторане, расположившемся на задворках Солянки (когда-то это место называлось Хитровкой и пользовалось недоброй славой, но об этом сейчас редко кто вспоминает), хватало. Восточный орнамент, ковры на стенах, чеканные узкогорлые кувшинчики и блюда разного калибра, медные лампы, в которых так любят селиться джинны, девушка в арабской одежде (нечто вроде длинного кафтана с широкими рукавами, перехваченного широченным поясом от талии чуть ли не до груди), встречавшая посетителей у входа. Лицо у девушки было славянским, самым что ни на есть русским, замечательно курносым, голубоглазым и чуточку веснушчатым, но она вполне могла оказаться урожденной марокканкой.
В учебных заведениях Советского Союза, начиная с Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы и заканчивая военными училищами, грызло гранит науки немало марокканцев. Некоторые из них возвращались на родину не только с дипломом, но и с русской (украинской, белорусской, молдавской и т. п.) женой. Любовь зла: приспичит, так женишься и без родительского благословения.
С сервисом дело обстояло хуже, чем с экзотикой. Голубоглазая красавица усадила гостей за понравившийся им столик и вернулась на свой пост у дверей. По идее, сразу должен был подойти официант, но идеи, увы, не всегда совпадают с реальностью.
– Игорь, ты ведешь себя как приезжий! Неторопливость – это одна из главных черт арабского менталитета. Нам дают возможность насладиться созерцанием роскошного интерьера, вдумчиво обсудить последние новости…
– В рестораны ходят не просто обсуждать новости, но и затем…
– Если ты хочешь, чтобы вокруг тебя так и сновали официанты, то пошли в китайский или вьетнамский кабак, – предложил Данилов. – Все равно мы еще ничего не успели заказать.
– Ну что мы будем бегать с места на место! – отмахнулся Полянский. – Тем более что к нам уже идет официант.
Он выбивался из интерьера. Мало того что был интернационально-нейтрально одет в черную футболку с логотипом ресторана и черные брюки, лицом и особенно замечательными тарасбульбовскими усами походил на гарного украинского хлопца, каковым, вне всякого сомнения, и являлся. Впечатление подкрепляли певучая интонация и фрикативное «г».
В душу Данилова закралось смутное сомнение относительно аутентичности местной кухни. Он посмотрел на Полянского, но тот уткнулся в долгожданное меню, принесенное почему-то в единственном экземпляре, и уже делал заказ на двоих, даже не поинтересовавшись мнением Данилова. Что ж, сертифицированному врачу-диетологу и еще не признанному миром кулинарному таланту можно было простить подобное. Данилов вмешался только тогда, когда Полянский дошел до напитков и попытался вдобавок к настоящему марокканскому чаю заказать сухого красного вина.
– Я лучше выпью пива, – сказал Данилов. – Светлое у вас есть?
– Есть.
– Наше? Не марокканское? – на всякий случай уточнил Данилов.
– Наше, – пробасил официант. – Разве ж у арабов может быть пыво? «Балтийская корона», «Старый плотник», «Весселбрау»…
– «Балтийскую корону» ноль пять, пожалуйста.
– А мне вина, – сказал Полянский.
– А чай-то нужен? – поинтересовался официант и добавил: – У нас настоящий марокканский, с мятой.
– Маленький чайничек, – решил Полянский.
– У нас долго готовят. Может, пока кальян? – предложил официант и заученно забубнил: – Яблочный, вишневый, апельсиновый, манго…
– Настоящий марокканский гашиш есть? – перебил Данилов.
– Нет! – испуганно отшатнулся официант. – Такого не держим.
– Тогда обойдемся без кальяна. – Данилов изобразил на лице сожаление. – Принесите, пожалуйста, сразу вино и пиво, а чай потом, вместе с едой.
– Вова, ты чего? – спросил Полянский, дав официанту отойти от столика. – Какой гашиш?
– Что, пошутить нельзя? – удивился Данилов.
– А если бы он принес?
– Пришлось бы курить. Раз уж в счет включат. Но ведь он не принес. Ладно, мы немного отвлеклись от темы нашего разговора. Значит, засунула она тебя, несмотря на твое отчаянное сопротивление, в свой «Фиат Пунто» и повезла в…
– В приемное отделение седьмой больницы.
– Зачем?
– Чтобы убедиться, что нет переломов, и показаться невропатологу. Странно слышать такие вопросы от доктора.
– Так ты что, сознание терял?
– Нет, но когда упал, то ударился затылком.
– Все ясно. – Данилов считал, что врач, находящийся в ясном уме, может и без рентгена понять, есть у него перелом или нет. – Приехали вы, значит, в «семерку»…
– Долго ждали в приемном, пока мной займутся, но раньше врачей нами занялась полиция.
– Из приемного вызвали?
– Ну да, мы же объяснили, в чем дело. Приехали двое – майор и старший лейтенант, самодовольные такие мордачи, пузатые… – Полянский неприязненно поморщился. – И сразу же начали давить на Сашеньку, мол, все, попала ты, девушка.
– Сашенька, кажется, у тебя уже была, – вспомнил Данилов.
– Александра – это довольно распространенное имя, как у нас, так и за рубежом! – огрызнулся Полянский, не любивший, когда ему напоминали о его отставных пассиях. – Так вот, попала ты, говорят, совершила наезд и уехала с места ДТП. Не только прав лишишься, но и уголовное дело откроют. Я говорю, что она не уехала, а меня повезла в больницу, это же разные вещи, не так ли?
– Да, – подтвердил Данилов. – Но у жизни своя логика, а у юриспруденции своя. Вроде как при всех ДТП положено оставаться на месте до приезда «гибдунов».
– Вот они примерно так и объяснили. Сашенька расплакалась, а майор сказал, чтобы я писал заявление. Н у, я и написал…
Полянский решил выдержать паузу, чтобы усилить эффект, но Данилов его обломал.
– Что подвернул ногу и упал на тротуаре, а она просто ехала мимо, остановилась и по доброте душевной предложила довезти тебя до больницы?
– Разве я тебе уже рассказывал? – изумился Полянский. – Когда?
– Разве трудно догадаться? – улыбнулся Данилов. – Что ты еще мог написать, о, рыцарь Ланселот?
– Да! – с тихим достоинством кивнул Полянский. – Так я и написал. Они прочитали, покраснели, попыхтели и уехали несолоно хлебавши.
– А она?
– А Сашенька отвела меня на рентген.
– Рентген чего?
– Грудной клетки. У меня бок болел целую неделю, между прочим. Потом она добилась, чтобы все-таки пришел невропатолог, который был где-то ужасно занят, а когда убедилась, что со мной все в порядке, отвезла меня домой, и… В общем, так мы познакомились.
– Прямо в тот же день заманил девушку домой! – восхитился Данилов. – С ушибленными-то ребрами! Ну ты монстр, Игорек! Russia’s greatest love machine! («Величайшая русская машина любви» – фраза из песни Boney-M «Rasputin».)
– Не заманил, а пригласил выпить кофе, – поправил Полянский. – Простой знак вежливости. В тот день мы просто познакомились. На следующее утро…
Данилов понимающе кивнул: ясное дело, знакомство продолжалось до утра.
– Сашенька живет рядом со мной, в соседнем доме, – пояснил Полянский. – Она позвонила, чтобы поинтересоваться, не нужно ли мне чего, а я как раз собирался выходить, пора было на работу. Больничный я решил не брать, в деньгах большая потеря. Сашенька предложила подвезти меня до нашего центра, я, разумеется, не стал отказываться. С ушибами куда лучше ехать в машине, чем в набитом пассажирами метро.
– Кто бы спорил? И по пути ты ее окончательно очаровал?
– Это она меня, – признался Полянский. – Такая девушка…
– Добрая самаритянка.
– Что-то вроде этого! Она такая… – Полянский захлебнулся восторгом и ненадолго умолк.
Официант принес напитки. Пиво было холодным, вино, если судить по запотевшему бокалу, тоже, но Полянский не обратил на это внимания.
– Она такая… – Слов не хватало, поэтому приходилось помогать себе руками. – Такая… Девятнадцатый век, настоящая тургеневская девушка!
– Тургеневские девушки – это ужас, летящий на крыльях ночи, – усмехнулся Данилов. – Три «и» – истеричка, идеалистка, интроверт. Далеко не самый лучший выбор.
– Не знаю, как у тебя, Вова, у меня другое впечатление.
– Это потому что ты не читал Тургенева или изучал его в рамках школьной программы – два отрывка и немножко из учебника.
– А ты читал?
– Да, представь себе. Мама серьезно приобщала меня к русской классике. Даже сейчас кое-что помню. Что же касается тургеневских девушек, то мало что может испортить жизнь так, как этот тип женщин. Не понимаю, с какой стати их вдруг начали идеализировать. Лучше сравни свою Сашеньку с Наташей Ростовой, так будет правильнее.
– Твоя Наташа Ростова – грязнуля! – скривился Полянский. – Только перед балом она как следует мыла ноги, руки, шею и уши! Это уж я помню. Нет, лучше сравнивать с…
– Джульеттой! – подсказал Данилов. – Беспроигрышный вариант.
– Мы говорим непонятно о чем! – возмутился Полянский. – Я, можно сказать, делюсь с тобой сокровенным, а ты издеваешься! А еще друг!
Он залпом осушил свой бокал и начал демонстративно разглядывать интерьер ресторана, избегая смотреть на Данилова, который спокойно пил пиво. Когда кружка наполовину опустела, он вытер губы салфеткой и примирительно сказал:
– Подними крышечку и выпусти пар.
Полянский сделал вид, что его крайне заинтересовала лепнина на потолке. Пар он, судя по гневно раздувающимся ноздрям, выпускал через нос.
– Дальше рассказывать будешь? – выждав минуту, спросил Данилов.
– А зачем? – вопросом на вопрос ответил Полянский.
– Интересно же.
– Когда интересно, не перебивают и не издеваются!
– Боже упаси, я и не думал! Так… Слегка иронизировал.
– Почему? – вскинулся Полянский.
– Почему не думал издеваться? Или почему иронизировал?
– Вот видишь, ты снова издеваешься. Если тебя не интересует моя жизнь, то так и скажи!
Чувствовалось, что Полянский вот-вот окончательно распсихуется и уйдет. «Какой он, однако, стал неврастеник», – подумал Данилов и, чтобы разрядить обстановку, зажал себе рот обеими руками и выпучил глаза. Полянский попыхтел еще с полминуты и рассмеялся. Данилов убрал руки ото рта и тоже стал хохотать.