Митрофанов рад был бы свалиться, да не мог.
Он сидел, скрючившись, плакал, поскуливал и ждал, верил, надеялся на то, что его спасут. Не в глухой тайге же сидит он, в конце концов, а в черте подмосковного города Подольска, пусть и не на центральной площади, но тем не менее… Ему очень хотелось дать какой-нибудь обет, то есть пообещать в случае спасения не делать всю жизнь чего-то такого… Вариантов отказа от «такого» на ум приходило всего два: не пить водку и не брать левых денег. Без них жизнь теряла привлекательность, можно сказать, свой смысл. Митрофанов попытался придумать что-то еще и наконец надумал.
– Господи, спаси! – взмолился он. – Спаси меня, Господи! Если все закончится хорошо, я это… Ленку мою пальцем в жизни не трону, не то чтобы кулаком!
Имелось в виду «не буду бить жену», а не что другое. Обет выглядел весьма достойно, и к тому же принести его было легко, поскольку на жену Митрофанов поднимал руку лишь раз в жизни. Обороняясь, она нокаутировала мужа утюгом, после чего Митрофанов если и замахивался на нее, то только в шутку.
Собаки были настолько громогласны, что сумели-таки разбудить кладбищенского сторожа, который подошел с противоположной, внутренней стороны ограды и, не сразу разобравшись, в чем дело, попытался сбить Митрофанова наземь своим единственным оружием – резиновой дубинкой. Хорошо, что не дотянулся, а то бы к колотому ранению мягких тканей правого бедра (кровь, кстати говоря, к тому времени уже запеклась) добавились переломы, или оставил бы Митрофанов, свалившись, кусок своей ляжки на ограде вялиться.
Кое-как, с пятой попытки, Митрофанову удалось ввести сторожа в суть проблемы. Тот проникся, обложил Митрофанова трехэтажным матом и ушел к себе в сторожку за мобильником, который, выдвигаясь впопыхах на разгон собак, оставил на столе. Псы продолжали лаять, но теперь это звучало для Митрофанова небесной музыкой. Расчувствовавшись, он кинул своим невольным спасительницам коржик и все плавленые сырки, но те не проявили к угощению никакого интереса. «Что же это я? – вздохнул Митрофанов. – Фольгу-то надо было содрать…» Может, и надо было, но каким образом? Одной рукой этого не сделать, а удерживаться на месте только при помощи насаженной на штырь ноги страшно.
– Мяса вам куплю, – бормотал Митрофанов, с умилением глядя на беснующихся собак. – Вырезки телячьей… парной… килограмм пять… ешьте на здоровье, хорошие мои собаченьки…
Самая крупная из псов, явный вожак стаи, начала в исступлении кидаться на ограду.
– И ветчины вам куплю, и колбаски, и сосисок, и сарделек… – сулил Митрофанов. – Дайте только слезть отсюда… А может, вы печенку любите? Куплю вам ее, золотые вы мои…
– Ты лучше мне магарыч поставь, чудила! – оборвал его посулы подошедший сторож. – Вызвал медицину, сейчас приедут!
– Конечно, поставлю, папаша, литр поставлю, нет, два литра… Разве ж я без понятия?..
– Те, кто с понятием, к нам через заборы не лазают, – сказал сторож. – Тем более ночью. Что тырить собрался: цветы или металл?
– Ничего не хотел, – всхлипнул продрогший Митрофанов. – Просто с бутылочкой хотел посидеть в тишине.
– А она где? – воодушевился сторож. – Или выдуть успел?
– Да. – Митрофанов снова всхлипнул. – Всю, до дна. Но я отблагодарю, папаша, не сомневайся, выпить поставлю от пуза и закуски…
…В Подольск выехали облегченным составом на двух машинах. На одной машине три спасателя, на другой Данилов с водителем Сергеем.
– Первый раз в жизни выезжаю на такой повод «накололся ногой на ограду», – сказал Сергей. – Мотылек! Уж кажется, что все на свете видел на этой работе, но вот же…
– Все на свете ни на одной работе не перевидешь, – ответил Данилов. – Даже тех, кто два десятка лет отработал на «Скорой», чем-то да можно удивить. Редко, но удается.
– А тебе на «Скорой» такие, наколотые на ограду, попадались?
– Было дело, – кивнул Данилов. – Если артерия не задета, то, в сущности, ничего страшного.
– А если задета?
– В данном случае, как ни торопись, приедешь констатировать смерть. Накалываются обычно бедром, а бедренная артерия – дело такое, ургентное. Две минуты кровь фонтаном, и все…
– Жуть! – поежился Сергей. – Ну вот каким придурком надо быть, чтобы ночью перелезать через кладбищенский забор? Зачем?!
– Может, пришел днем помянуть кого-то, – предположил Данилов, – выпил на могилке да и заснул. Проснулся ночью, когда ворота уже закрыты… А, может, бомж лез, чтобы на кладбище переночевать.
– Лучше места, что ли, не мог найти?
– Кто его знает…
– Нет, если сейчас, когда мы приедем, этот чудак будет в сознании, я его обязательно спрошу, каким ветром его ночью туда понесло, – пообещал Сергей. – Заодно и у местной «Скорой» поинтересуюсь, почему они сами его не сняли.
– Могли бы – сняли, – ответил Данилов. – Одно из двух: или висит очень высоко, или так неудачно накололся, что прут пилить надо. А на «Скорой» болгарок нет.
– Зря!
– Напиши министру, может, разрешит выдать. Тогда уж заодно и кувалды с перфораторами, чтобы жизнь медом не казалась… Наши с подстанции однажды выезжали на Люблинское кладбище. Там охранник погнался за какими-то хулиганами и очень неудачно наделся задом на низенькую ограду. Он перескочить через нее хотел, но поскользнулся или споткнулся, наверное. Так тоже спасателей вызывали, чтобы ограду пилить. Его госпитализировали с железкой в заднице, которую потом во время операции извлекли.
По пустым ночным дорогам от Бронниц до Подольска ехать недолго. Нужное место нашли сразу, ориентиром послужила машина «Скорой».
– Милиция была – уехала, – сообщил пожилой врач. – Пожарных пробовал вызвать, те сказали, чтобы ждали спасателей. Местный сторож тоже прибегал, матерился…
На ограде, вцепившись обеими руками в верхнюю перекладину, скрючился мужчина.
– Как вы там? – спросил Данилов.
– Х-херово, – простонал пациент. – Нога болит, трясет всего… Снимите меня, а? Пожалуйста!
На земле, прямо под ним, валялась пустая полулитровая бутылка из-под водки. «Противошоковая терапия», – подумал Данилов.
– Сиди, не падай! – строго предупредил «мотылька» подошедший спасатель.
– Так мы вам его передали? – на всякий случай уточнил врач «Скорой помощи».
– Да, – ответил Данилов.
– А кому именно?
– Дежурному врачу отряда «Главспас» Данилову В. А.
Доктор записал.
– И в карточке мне распишитесь, пожалуйста.
Данилов расписался в карточке и машинально спросил:
– Помощь какую-то оказывали?
– Дистанционной психотерапией занимался, – обиделся врач. – Какую помощь я ему окажу? Я по заборам уже лет пятьдесят не лазил, тем более по таким…
– Да я к слову спросил, – подобной реакции Данилов не ожидал, – на всякий случай.
– На всякий случай! – Врача уже понесло. – Вторую неделю без фельдшера работаю, не то что вы – на двух машинах на один вызов ездите. И ездите небось два раза в сутки, а в остальное время чемпионаты по домино устраиваете… У меня ни крыльев нет, ни подъемного крана, чтобы таких снимать. Что я вам, Бэтмен, что ли?! Вас бы на мое место! Сами небось и представления о нашей работе не имеете…
О своей работе на «Скорой помощи» Данилов упоминать не стал, потому что возбужденный собеседник все равно ему бы не поверил.
– Доктор, заткнись, пожалуйста! – попросил с высоты «мотылек». – И без тебя тошно. Спасите меня, сколько ж можно ждать?!
Врач «Скорой» плюнул себе под ноги, вложив в это действие тонну презрения как к тем, кто ездит на двух машинах на один вызов, так и к тем, кто по ночам тайком пробирается на кладбища, и сел в машину, которая тотчас же сорвалась с места.
– Чего это он? – поинтересовался Сергей.
– Небольшой нервный срыв, – ответил Данилов. – Ничего страшного. Работа тяжелая, изматывающая, да еще некоторые с глупыми вопросами лезут.
Пока врач «Скорой помощи» отводил душу, спасатели разработали план действий. Операция по спасению получилась очень короткой, даже лестница не понадобилась. Двое спасателей поднялись на ограду, один обнял пострадавшего, чтобы тот не свалился раньше времени, другой принял у третьего, стоявшего внизу, специальную бензопилу для аварийно-спасательных работ и за считаные секунды перепилил штырь прямо под наконечником.
После того как сильно расширяющийся книзу наконечник был спилен, снять ногу пострадавшего со штыря не представляло сложности. Не прошло и пяти минут после прибытия спасателей, как несчастный страдалец с разрезанной штаниной лежал на носилках в машине и дышал на Данилова убойной смесью перегара с чесноком.
Возился с ним Данилов недолго. Обработал рану перекисью, наложил повязку, вколол обезболивающее и отвез в местную больницу. Место запрашивать не стал, рассудив, что все равно дадут место в местной ЦРБ (ЦРБ – центральная районная больница).
Водитель не утерпел, как и собирался, спросил у пациента, за каким таким этаким лез он ночью через кладбищенскую ограду, и получил глубокомысленный ответ:
– Тишины и покоя захотелось.
Вот как хочешь, так и понимай.
ЦРБ оказалась не ЦРБ, а ГКБ, то есть городской клинической больницей. «Клиническая? – удивился Данилов. – Разве здесь есть кафедры? Вряд ли, скорее просто для благозвучия вставили слово».
Врач приемного отделения клинической больницы поначалу попытался отказать в приеме.
– Вы же МЧС, верно? – твердил он. – Так везите в свой госпиталь! У вас же он есть, верно? Туда и забирайте! Зачем к нам-то?
Врач был небрит, помят, но держался важно, с апломбом. Вопрос: «А почему бы и не к вам?» – он величественно игнорировал. Откуда ему было знать, что Данилову в приемных отделениях попадались и не такие, как он, гораздо хуже, но все они в конечном итоге понимали, что привезенного больного надо принять, другого выхода нет.
Сегодняшний врач оказался понятливее многих своих предшественников. После того как Данилов объяснил коллеге, какие действия он предпримет, если пациента немедленно не госпитализируют, и какими последствиями это может обернуться, коллега в задумчивости пожевал губами и сдался.