Когда и где у нее из кармана пальто украли кошелек, в магазине или на обратном пути, Наталья Борисовна так и не поняла. Да и незачем было анализировать. Важен итог: стоит она перед закрытой дверью, за которой остался ее внук Коленька, а ключей-то нет. Тю-тю, свистнул кто-то ключи.
«Не иначе как этот небритый ханыга в магазине, – подумала Наталья Борисовна. – Он, он, кроме него некому. Чтоб ты подавился, проклятый, моими деньгами!»
Давиться особо было нечем, потому что сумма в кошельке лежала небольшая: каких-то пятьсот с небольшим рублей, сдача с единственной тысячи, с которой Наталья Борисовна отправилась в магазин. Но ключи! Ключи, которые по вечной привычке лежали в кошельке!
– Так удобно: все самое ценное в одном месте, – отговаривалась Наталья Борисовна, когда дочь советовала ей таскать ключи отдельно от денег. – Сумку я часто с собой не беру, а так – сунула кошелек в карман и вышла.
Вот и доходилась. Хоть стой, хоть падай, хоть волком вой. Наталья Борисовна и впрямь завыла. Стояла под дверью, утирала поочередно обеими руками лившиеся из глаз слезы и голосила до тех пор, пока с той стороны не услышала:
– Баба, это ты?..
На вскрытие дверей спасатели выезжают часто, потому что крепких металлических дверей в стране много. Любит наш народ надежность и основательность. Мой дом – моя крепость. Пусть плохонькая, но ворота должны внушать уважение.
Дверь у Натальи Борисовны была не абы какой, местного, подмосковного производства (про такие, издеваясь над их надежностью и шумоизоляцией, говорят: «Две железки сложено, горсть соплей положено»), а крутой, дорогой, как божился менеджер-обмерщик, европейской сборки. Какая может быть у двери сборка (это же не автомобиль!), Наталья Борисовна так и не поняла, но дверью была довольна: тяжелая, надежная, открывается-закрывается легко, и замки не простые.
– Замки – гадость! – высказался самый старший из трех приехавших спасателей.
– Нижний – да, – согласился второй, помоложе. – А верхний отверткой открыть можно.
Сказал – и сделал. Согнулся над замочной скважиной, поковырялся в ней каким-то длинным шилом, повернул, а когда замок дважды лязгнул, открываясь, выпрямился и удовлетворенно сказал:
– Одной проблемой меньше!
– Проблем столько же, – возразил старший, указывая глазами на нижний замок. Будем вскрывать.
– Вскрывать?! – ахнула стоявшая чуть поодаль, чтобы не мешать, Наталья Борисовна. – А потом дверь менять придется?
– Да, – ответил спасатель. – Мы ее с петель срежем, иначе не открыть.
– А по-другому никак нельзя?!
Наталье Борисовне очень не хотелось ставить новую дверь. С долгами по этой-то только год назад рассчиталась. А жить без надежной двери было нельзя: выбьют ногой наркоманы и унесут все ценное в пять минут, у них это быстро.
– Нет, – спасатель провел пальцем по двери, – к замку не подступиться.
– Изнутри можно, – сказал самый молодой из спасателей. – С той стороны прямой доступ. Перепилю засов без проблем. Вам, гражданка, чего меньше жаль – стекол или двери?
– Стекол, конечно, – ответила Наталья Борисовна и тут же забеспокоилась. – Только вы, пожалуйста, как в квартиру попадете, на внука наденьте комбинезон, куртку и шапку, а потом загоните его в ванную и тогда уж пилите, чтобы он не простыл. Квартира-то без стекла сразу выстудится! И пусть из ванны не выходит! Скажите ему построже!
– Да я аккуратно вырежу дырку, чтобы только руку просунуть и, как в квартиру попаду, сразу же заткну ее чем-нибудь, – ответил парень. – Выстудиться не успеет, я быстро.
Проще всего было бы перелезть на лоджию к Наталье Борисовне от соседей по этажу, но они были на работе. К верхнему соседу, чокнутому мужику по прозвищу Леший, Наталья Борисовна даже и не подумала обращаться, зная, что тот никого к себе на порог не пускает. Она поднялась прямиком на пятнадцатый этаж к Ларисе Ивановне. Та оказалась дома и, конечно же, согласилась помочь, только дорожку из газет быстро накидала от входной двери до балконной, чтобы не пришлось после делать уборку.
Александр Никитич в это время сидел на кровати под балдахином и писал фантастический роман. Это было его тайной страстью, а писательская слава – заветной мечтой. Фантастику Александр Никитич выбрал не случайно: он с детства зачитывался Беляевым и Жюлем Верном, позже добавил к ним Брэдбери, Азиимова и Стругацких. «Трудно быть богом» он читал столько раз, что без труда смог бы пересказать близко к тексту. Но читать – совсем не то что писать.
Конечно же, и на творческом поприще хватало завистников, ничего не отвечающих на письма с вложенными рукописями, но Александр Никитич не отчаивался. Капля камень точит: рано или поздно он непременно пробьется. Идея писательства овладела им поздно, лишь после выхода на пенсию. Сначала Александр Никитич пытался писать мемуары, но потом понял, что фантастика ему как-то ближе.
Сегодня творилось не очень хорошо, нужные слова подбирались с трудом, через пень-колоду.
«Третью Катастрофу в Изменчивой Реальности вызвал ядерный взрыв невиданной мощности, уничтоживший три четверти населения. Оставшиеся в живых быстро добили друг дружку при помощи менее мощного оружия, и жизнь снова получила в этом мире шанс начать все заново. Память о том самом взрыве навсегда осталась на поверхности планеты в виде огромного шрама длиной более полутора километров. Новые Люди, со временем заселившие эти места, называют гигантскую трещину в базальте, в которую с грохотом низвергаются воды величественной реки, Мосиоа-Тунья, или Гремящий Дым. В Изменчивой Реальности обычно используют другое, менее поэтичное название – Водопад Виктория…» Нудновато как-то сегодня выходит.
Александр Никитич отставил в сторону старый ноутбук (зажрались люди – выкидывают на помойку работающие компьютеры, да еще и вместе с зарядным устройством!) и решил размяться – подышать свежим морозным воздухом и заодно сбросить с лоджии снег, которого намело изрядно.
Чистить снег – сплошное удовольствие. Несколько взмахов лопатой, и балкон чист. Александр Никитич не торопился. Поставил лопату в угол и задержался на балконе проветрить легкие и мозги.
Быть всегда начеку и не расслабляться даже во сне Александра Никитича приучила жизнь. Попробуй потеряй бдительность – сразу же со свету сживут. А еще жизнь приучила его ничему не удивляться, ведь нет предела людской злобе. Другой бы, увидев спускающегося сверху злодея (в этом сомнений не было и быть не могло, потому что нормальные люди спускаются по лестницам или в лифте, но никак не по веревкам), испугался и поспешил скрыться в квартире. Другой, но не Александр Никитич. Когда враг стоит на пороге или висит у лоджии, прятаться бесполезно, все равно достанут. Надо защищаться, ведь нападение – лучший способ защиты.
Злоумышленник явно не ожидал увидеть Александра Никитича на лоджии. Но надо отдать ему (злоумышленнику) должное – не растерялся, а продолжил спуск. Как будто хотел успокоить, ввести в заблуждение. Не к вам я лезу, уважаемый, к вашим соседям, расслабьтесь, беда прошла стороной. Ага, стоит уйти в квартиру, незаметно супостат на лоджию вернется, затаится там до глубокой ночи, пока Александр Никитич не заснет, и задушит спящего. Как именно он это сделает – при помощи удавки или голыми руками, не имеет значения. Что толку обращать внимание на мелочи.
Это только непосвященные могли бы подумать, что в квартире Александра Никитича (да и на лоджии по углам тоже) царит жуткий бардак и первозданный хаос. Совсем не так! Они не появились сами по себе, а явились результатом тщательно продуманных действий. Как спрятать что-то ценное или очень нужное так, чтобы никто не нашел? (Александр Никитич был уверен, что в его отсутствие квартира чуть ли не еженедельно подвергается тщательному обыску.) Очень просто: положи на видное место и навали рядом всякого мусора! Проверено – работает без сбоев. Так и на лоджии в углу, под мешками с пустыми алюминиевыми банками (это дураки их сдают за копейки, умные люди делают из них скафандры, непроницаемые даже для радиации, не говоря уже о других видах излучения) лежали ножницы, тросорез, кухонный тесак и топор. Оружие, знаете ли, лишним не бывает.
Александр Никитич без раздумий схватил топор, оружие двойного действия, которым и веревку перерубить, и голову разбить можно, и подскочил к веревке. На все, включая и замах топором, он потратил какие-то считаные мгновения. Но как известно, о них свысока думать не рекомендуется. Злодей успел спуститься вниз настолько, что топором его было не достать. Родись Александр Никитич в индейском племени, он бы метнул свой томагавк прямо в темя злодея (каска от хорошо наточенного топора не спасет), но, увы, где родился, там и пригодился.
Топор опустился на веревку, прижал ее к панели, ограждавшей лоджию, и перерубил за мгновение до того (ох уж эти незначительнейшие отрезки времени, как же много от них зависит!), как спасатель собрался перепрыгнуть на лоджию. Александр Никитич злорадно понаблюдал за тем, как тело упало на снег, сплюнул ему вслед, выражая свое презрение, и ушел в квартиру, потому что зябко стоять без движения на морозе, пусть даже и во фланелевой рубашке и в вязаном жилете. Топор прихватил с собой, обороняться от врагов. Они – народ настырный. Не получится у них достать тебя через окно, так в дверь полезут.
У Александра Никитича дверь была старой, деревянной, обитой потрескавшимся дерматином, поэтому полицейский сержант выбил ее, что называется, с одного пинка. Александр Никитич тоже не сплоховал: с одного удара раскроил незваному гостю череп. У ворвавшегося следом за сержантом старшины не осталось выбора. Он нажал на курок и одновременно присел, уклоняясь от летевшего ему в голову топора. Стрелял старшина наугад, но попал, как по заказу, – точно в сердце. Александр Никитич даже понять не успел – попал он топором в цель или нет, как упал и умер, точнее, умер и рухнул на пол…
One day you’ll look to see I’ve gone,
for tomorrow may rain, so I’ll follow the sun.